Этот тип мог бы сдать Петьку в любое мгновение, но не спешил это сделать.
— Чего вам надо от меня.
— Сейчас ты пойдешь в Шанхаи, найдешь Серегу Колесника…
— Я не знаю никакого Колесника.
— Верю, — согласился собеседник, — ибо таким портачам как ты, знать Серегу не положено. Но ты шепни двум трем людям: гость, которого приглашал "Колесо", прибыл. Будет его ждать…
Он осмотрелся по сторонам…
— Скажем вон на третьей трибуне. Действуй!
— Но мне некогда, я тут работаю…
— Ты уже сегодня наработал на пулю в лоб. Если опять за дело сегодня возьмешься — погоришь. Мандраж тебя спалит. Уматывай отсюда, и чтоб я тебя сегодня не видел… Бегом — марш…
И Петька действительно побежал. Вроде бы и роста этот человек был обычного, и говорил тихо, но было что-то в нем жуткое, опасное…
— Интересный матч? — услышал за своей спиной гость в начале второго тайма.
— Ума не приложу. Совершенно не разбираюсь в футболе. Пришел сюда исключительно, чтоб тебя увидеть.
— Ну вот и свиделись, Коля…
— Ну да… В некотором роде… Как у тебя, вообще, дела? Зачем звал?
Колесник стал рассказывать. Говорил спокойно, небыстро. Иногда останавливался, что-то вспоминая.
— Есть какой-то план?
— Откуда?
— Ну, может быть, заготовка какая-то?
— Нету. Ни плана, ни заготовки. Ни креста, ни завета…
— Это плохо.
— Плохо, — равнодушно согласился Коля. — Вы подкоп под банк роете?
— Да.
— Это хорошо…
— И что будем делать?
— Думать… Похожу по городу, посмотрю, чего-то да придумаю.
— Придумаешь?..
Николай кивнул:
— Придумаю. Это без вариантов. Неужели я зря сюда приехал.
— Только надо быстро.
— Ты говорил…
Немного помолчали.
— Ну так я пойду? Я бы пригласил тебя в гости, но, думаю, ты откажешься.
— Да, это совершенно лишнее. Не буду тебя задерживать. Когда я что-то надумаю, я тебя найду.
— И не надумаешь — тоже находи.
— Договорились. Хотел еще попросить… Того парнишку, что я тут поймал, найди и прими к себе. Может, сгодится для чего…
— Думаешь, он так хорош?
— Он пока отвратителен. Но он видел меня…
Они расстались, как и встретились — без слов вежливости, без рукопожатий.
Да и разве можно было сказать, что они виделись? Просто два человека сидели рядом. Смотрели в одну сторону, но друг друга не видели.
А в комендатуре после окончания рабочего дня, отмечали юбилей Ланге. Исполнялось ему тридцать пять. Дата была полукруглой, но в условиях войны каждый год был юбилейным.
В коридор вынесли столы, накрыли тем, что послал скуповатый, но интернациональный бог войны: коньяк французский, итальянские оливки, консервы с тушенкой из Австрии.
Чтоб украсить стол, оборвали клумбу перед театром.
Штапенбенек, как старший по званию, читал приветственный адрес. Был тот написан на листе картона, украшенный различными вензелями и узорами. Вероятно, если бы оберштурмбаннфюрер напрягся, он бы смог прочесть текст и без бумаги: каждый день рождения он читал одни и те же слова, менялась только цифра и имя с фамилией.
Но он улыбался, улыбались и все остальные.
Только вот у Ланге улыбка получилась натянутой.
— Danke… — сказал он, принимая адрес.
А про себя подумал: "Какая же пошлятина".
Извлекли и подарок: самовар с медалями, хоть и помятый, но надраенный до блеска:
— Was fur ein Schatz![22] — все так же улыбаясь, выкрикнул Ланге.
А про себя подумал: "Где они откопали такую дрянь".
Действительно, все дарили всякую гадость. Лишь друзья из Абвера, милейшие люди, подарили ему ящик ракии. Впрочем, ее пришлось тут же выставлять на стол. В условиях, максимально приближенных к боевым, все спешили напиться и забыться.
В углу с трофейной шеллачной пластинки граммофона задушевно врал Лидбелли:
I love Irene, God knows I do,
I'll love her till the seas run dry
But if Irene should turn me down,
I'd take the morphine and die[23]
Из присутствующих мало кто знал английский, но отчего-то песня была понятна без перевода.
— Es ist notwendig untermensch, und wie Er singt,wie Er singt.[24]
Когда празднество перевалило за половину, и гости стали занюхивать водку цветами, потребовали тост от именинника. Отто встал, подумав про себя: "Ну как же вы мне надоели…"
А вслух сказал:
— Bin sat von euch!!! [25]
Поднялся и ушел.
Это мало кто заметил.
Праздник продолжался.
От дежурного Ланге набрал первый пришедший на ум номер. К телефону долго не подходили. Наконец, взяли трубку.
— Да… — ответил голос усталый, тихий, но вполне знакомый.
— Да?.. — удивился пьяный Ланге.
И тут вспомнил, это голос определенно принадлежит Бойко.
— Владимир, где вы?..
— Глупый вопрос. У себя в управе… Вы же мне звоните.
— Логично, — согласился Ланге, — тогда мы идем к вам… У вас есть закуска?
— Тоже глупый вопрос. Конечно же, нету…
— Но это не беда. Минут через семь… С половиной… Откройте дверь — мы идем…
И немец пришел.
Пришел с двумя бутылками: с початым шнапсом принес крепчайшее английское виски.
До управы его сопроводил дежурный фельдфебель. Он же по дороге надергал с грядок палисадников всякой зелени: лука, чеснока, щавеля. От себя добавил горбушку хлеба и небольшой кусок колбасы. Ланге требовал, чтоб фельдфебель остался пьянствовать с ним, но тот лишь пригубил шнапс и, сдав Ланге Владимиру, отправился обратно, в комендатуру.
— Пришли? — спросил Бойко у Ланге, хотя факт его появления уже можно было считать состоявшимся.
Тот уловил недовольство в голосе подчиненного, но в ответ улыбнулся блаженной пьяненькой улыбкой:
— Да бросьте вы, Владимир! Наверняка, реши вы усадить за стол всех, кого любите, вы останетесь за столом в одиночестве. А то и сами не сядете. Потому что сами себя не любите…
Бойко поморщился — немец был прав. Но он в этом не признался, а ответил вопросом:
— А у вас много бы так село за стол?
— Много, — кивнул Ланге, — но не здесь, а в Германии. Впрочем, в любом случае, сегодня слишком хороший день, чтоб оставаться трезвым.
— Уже ночь… Причем глубокая. Вероятно, уже комендантский час. А завтра на работу.
— Да ну вас! Какая работа! Никуда я завтра не пойду. И вы можете на работу не выходить! К черту субординацию, к черту дисциплину! Они остались в Германии! Ну так что, мы будем пить?..
Бойко печально покачал головой, закрыл входную дверь в Управу и пошел по коридорам в свой кабинет. Ланге последовал за ним.
На столе валялись старые газеты, связки рукописных бумаг, журналы. Пользуясь личными связями и служебным положением, Бойко занял их в городском архиве. Будто бы он ностальгировал по минувшим временам. Но странное дело — что-то из них выписывал в тетрадь.
Когда вошел Ланге, тетрадь в ящик стола смахнул первой, затем убрал бумаги, аккуратно сложил их в углу комнаты. Поверх полированной столешницы положил еще довоенный плакат. Таких в архиве было много — целая кипа, и в них архивариус заворачивал книги.
На плакате был изображен улыбающийся малыш то ли с ложкой, то ли с погремушкой. Внизу плаката шла надпись "Наши дети не должны болеть поносами".
— Что за бред?.. — опешил Ланге. — Ну что у вас за страна такая. Это что у вас, с разрухой и голодом закончили бороться — и все на поносы? Вероятно, съезд какой-то собрали, устроили курсы по обмену опытом…
Когда садились за стол рукавом Бойко зацепился за гвоздь, зачем-то вбитый в торец стола. Ткань рубашки треснула.
— Вот ведь… — ругнулся Бойко. — Надо забить…
Стал искать что-то твердое, тяжелое. Но ничего не попадалось под руку. Думал уже снять ботинок, вдавить шляпку набойкой, но из кобуры Ланге достал пистолет.
— Пристукните его…
Одним ударом вогнал мелкий гвоздик по самую шляпку.
Затем стал рассматривать оружие — покрутил пальцами, взвесил, крутанул на пальце.
— Achtung die waffe ist geladen![26]— почти крикнул Ланге.
Бойко оттянул ствольную коробку и посмотрел в ствол. Там было пусто.
— А у вас почти получилось… — заметил Ланге, — Вы ведь знаете немецкий.
Бойко кивнул и опустил голову. Затем крутанул пистолет на пальце, поймал его в ладонь.
— Неудобно в руке сидит…
Разжал пальцы. Пистолет повернулся и повис на указательном пальце. Так и подал его Ланге. Тот спрятал оружие обратно под пиджак.
— Где-то я вас понимаю. Вы решили скрыть то, что знаете немецкий, чтоб вас считали глупей, чем вы есть. Спрятать лишнюю карту в рукав. Ведь так?
Владимир промолчал, но Ланге продолжил:
— Не представляю, сколько у вас тайн… Но я сразу подумал — этот человек не так прост, как хочет казаться. Он… В смысле вы… Вы довольно умны, и отчего бы вам не знать немецкий?.. И когда вы смотрели досье, вы довольно долго смотрели на страницы. Ваши глаза бегали, значит, вы читали — не рассматривали фото. Я предположил, что вы не просто знаете, мой родной язык, но и читаете на нем бегло. И вот сейчас решил вас проверить.
— Но там была обойма. Я ведь мог убить вас из вашего же оружия за то, что вы меня раскрыли. Даже если обойма была пуста, у меня же есть пистолет… Или вы скажете, что держали меня под прицелом другого оружия?
Ланге покачал головой:
— Не буду врать, но я не был предусмотрительным. И в моем пистолете была полная обойма, да и второго пистолета у меня не было. Но я подумал — это ведь слишком ничтожный повод, чтоб убивать человека.