— Все ваши земляки клялись в ненависти к немцам. В Германии сейчас модно ненавидеть славян… Жуткая мода, согласен, но тем не менее… Вот и пистолет вы выдернули потому что подсознание кричит: "Убей немца". Но не выстрелили вы, потому что увидели во мне Отто, своего знакомого, к которому зла не питаете.
В доме Назара никто не мог предложить разоблаченному "фон Фогелю" таких же комфортных условий, как скажем, в гостинице "Метрополь". Было здесь, пожалуй, получше, чем в эвакогоспитале, но все же не слишком удобно — маленький домишко с вовсе мизерными комнатами. И уже на следующий день после своего побега Гусь стал готовиться к своему возвращению.
— Знаешь, кто мне еще нужен? — спросил он у Колесника. — Портной…
— Ты разве не знаешь? — удивился Колесник. — Портного убили в декабре.
— Нет, мне нужен нормальный портной — с иголкой и ниткой. Ты, конечно, не подозреваешь, но, вероятно, портные понадобятся вам всем.
Но перед отъездом ему предстояло решить один вопрос, из-за которого он, собственно, и появился в этом городе.
Впрочем, этот вопрос распадался на уйму небольших.
И еще рано утром, когда сели за завтрак, намазывая хлеб маслом, Николай будто невзначай заметил:
— Не в обиду вам будет сказано, но заставь дурака богу молиться — он и лоб расшибет. И хорошо, если только свой.
— Это, простите, как понимать? — спросил Колесник. — Это что, предьява?
— В некотором роде да. Но я просил — не обижаться. Мне кажется, что вы уж слишком уперлись в банк. Надо работать изящней, открыть свой разум, стереть границы…
— Короче, план у тебя есть.
— А как же. Даже два.
— С какого начнем?
— Начнем, пожалуй, со второго. Потому что он касается непосредственно вас.
Гусь обрисовал свой план — заняло это не больше пятнадцати минут. Его слушали, не перебивая. Когда он, наконец, закончил, Колесник заметил.
— Хм, а ведь это может сработать.
— Это сработает.
— Довольно простой план. Странно, как мы сами не придумали ничего подобного.
— Я же сказал почему — вы слишком уперлись в этот банк.
Замолчали, обдумывая изложенный план. Каждый пытался найти в нем слабое место. Первым удалось это Козе.
— Есть еще одна трудность…
— Какая?
— Бойко всех нас знает в лицо…
— Ты не поверишь, но именно над этим я сейчас и думаю, — ответил Николай.
— Хорошо, — подытожил Колесник, — а что ты там говорил относительно второго плана?
— Второй план касается непосредственно меня. Верней, он касается и вас, поскольку я не смогу с вами оставаться так долго — мне надо возвращаться.
— Мы управимся и без тебя.
— Ни мало не сомневаюсь в этом. Но тут возникает вопрос о моем вознаграждении. О моей доле.
— Зачем это тебе? Я расплачусь, переведу твои деньги в банк. Какой хочешь? Швейцарский?.. После войны заберешь.
— Мне нужны деньги сейчас — не после войны.
— Ну тогда оставайся с нами — сделаем дело…
— Тогда я опоздаю в часть.
— Да зачем тебе такие деньги на фронте?
— Пока не знаю. Не думал об этом. Может, куплю танк. Может — бронепоезд.
— Ну а как я тогда смогу тебе деньги отдать?.. Об этом ты думал?
— Как ни странно, но уже думал. Расплатитесь натурой — мне нужна ваша помощь…
Перекапывать огород однорукому было неудобно. Но Костя как-то умудрялся копать — зажимал лопату между плечом и щекой, переворачивал плечом.
Краем уха уловил шаги на улице. Оборачиваться он не стал — был не любопытен. Знакомый поздоровается сам, чужак пройдет стороной. Но прохожий остановился. Больше всего Костя не любил, чтоб на него глазели.
— Ну чего вам надо?.. Если ничего — уходите, пожалуйста…
Но прохожий не ушел. Вместо этого ответил:
— Помочь? — за забором стоял Женька Либин.
— Помоги, если не боишься штиблеты испачкать. Возьми в сарае лопату.
Либин не побрезговал — зашел во двор, взял лопату, начал копать рядом. Земля была жирная — то и дело железо лопаты резало червяка.
Минут десять копали молча. Двигались вдоль одной линии. Сближались плечо к плечу и опять расходились в разные стороны участка. Копали где-то с одинаковой скоростью: если Костя копал медленно вследствие своего увечья, то Женька, похоже, последний раз копал еще в школе на субботнике. Да и спешить им, по большому счету, было некуда.
— Ты по делу или так, — наконец, спросил Костя.
— Просто так к тебе далеко собираться. Как всегда.
— Значит, по делу. Оружие? Что-то особенное хочешь прикупить? Себе или барышне игрушку? Есть симпатичный револьвер. С перламутровыми щечками…
— Нет, спасибо… Барышни — потом.
— Себе?..
— Нет, у меня есть пистолет. Смотри, вот украл недавно, — на мгновение Женька распахнул пиджак, выхватил пистолет, крутанул на пальце и вернул на место.
— "Штейер"… — спокойно отметил Костя, — недурной выбор. Но выстрел мощный, пистолет редкий, так что не дай бог тебе встретиться с его хозяином.
— Хозяин землю грызет… Да и сейчас за любой пистолет к стенке ставят. Меня прислал Колесник.
Оружейник тяжело вздохнул:
— Заказ отменяется?..
— Нет, напротив… Есть некоторые изменения. Надо добавить три немецких пулемета. Одну винтовку надо чем скорей, тем лучше. К ней оптику.
— Какая оптика? Полуторократная, четерхкратная?.. Четырехкратный достать легче.
— Полуторократный — вопрос не в цене, а в дальности, в угле обстрела[35]… Затем, ты говорил Сереге, что у тебя были фугасные снаряды.
— Ну да, к восьмидесяти восьми миллиметровым зенитным немецким орудиям. В количестве…
— Колесо просил, чтоб ты их передал подпольщикам.
— За кой хрен? Они же не расплатятся, — возмутился Козя.
— По этому поводу Серега сказал: занеси на наш счет.
— Серега, кстати, сам в долгах как в шелках…
— Насчет этого у меня к тебе отдельный разговор будет…
— Ну раз так — начинай, а я послушаю…
И Либин заговорил. Костя слушал его, не перебивая.
Говорил Женька недолго. Ответа требовать сразу не стал.
— Подумаешь? — спросил он у Кости.
— Подумаю… — согласился тот.
Затем Либин ушел, вернув лопату в сарай.
Костя все же вернулся на огород, но копал совсем не быстро, задумавшись глубоко…
А через час и он бросил копать…
Промежуточное ограбление
В ночной высоте густо загудели двигатели.
За последнее время ночные бомбардировки стали привычным делом. Ночью можно было летать без истребительного прикрытия, а чтоб не попасть под огонь зениток самолеты забирались почти на предельную высоту. Ориентироваться по занавешенными светомаскировкой городам, было невозможно. Поэтому самолеты шли по счислению, по приборам: примерно за триста километров от аэродрома должен быть город.
Корректировать бомбардировку надлежало по огням пожаров. Но эффективность таких ударов была низкой, и порой весь боезапас вываливали в чистом поле.
Но в этот раз бомбардировщикам будто бы удалось нащупать цель.
Бойко уже собирался отходить ко сну, когда услышал хлопки. Он вышел из дома, отошел от порога метров на пять, чтоб лучше видеть. Небо к югу за рекой было наполнено вспышками.
С земли били прожектора, пытаясь нащупать в облаках советские самолеты.
— Вот вам и небо в алмазах… — прошептал Владимир.
В городе били зенитки. С расстановкой отправлялись в небо "чемоданы" восьмидесяти восьми миллиметровых снарядов. Тарахтели скорострелки калибра поменьше. Достать самолеты они не могли и только разве что шумели, создавая видимость хоть какой-то работы.
Осколки от разорвавшихся снарядов сыпали дождем. Были они горячие и острые, как бритвы. Они пробивали крыши, поджигали кучи собранной листвы, даже убили одну собаку.
Солдаты в банке чувствовали себя неуютно. Под бомбардировки они попадали и раньше, но одно дело прятаться от нее в окопах, совсем иное бомбардировка в городе.
В здании банка открыли все двери, исключая двери на улицу. На площадках в такт взрывам ходила волнами вода, разлитая в бочки.
После очередного взрыва завыла сигнализация.
— Да выключите ее наконец!
Свет в коридорах на мгновение стал ярче и погас вовсе. Через полминуты в подвале удалось запустить резервный генератор. Загорелось аварийное освещение — света оно не давало, а лишь обозначало проходы.
Бойко слышал, как на аэродроме поднялся шум, заревела сирена, ударили прожектора. Наверняка зенитчики изготовились к стрельбе. Но нет, бобы падали в центре города.
Наконец, с аэродрома взлетело два ночных истребителя. Набирая высоту, они прошли низко над поселком.
Зенитки замолчали, чтоб не подбить своих. Бомбы продолжали падать. В вышине строчили пулеметы. Вместо осколков по черепице затарахтели гильзы. Звук был совсем иной, будто пошел жестяной дождь.
Задымился и кометой ушел в сторону пляжа самолет. Чей — разобрать с земли не представлялось возможным.
Кто-то звал вниз, в подвал.
Какая разница, где умирать, — подумал Ланге, — хорошее попадание — завалит и подвал. Вряд ли деньгохранилище проектировали на прямое попадание авиабомбы.
Но тут рванула бомба. Разорвалась совсем рядом — кажется на пустыре через улицу. Ударной волной выбило стекла — полоски бумаги, наклеенные крест-накрест, помогли мало. Что-то повисло на лентах, но осколки стекла, царапая полировку, застучали по столу, по полу…
А, впрочем…
— В подвал! — скомандовал Ланге.
Его приказ повторили много раз. Сапоги загрохотали по лестницам.
Открыли дверь в хранилище. Когда отперли засовы, лишний воздух с легким хлопком выдавил ее наружу.
В деньгохранилище было тесно. Очень скоро воздух стал жирным, жарким.
Металлическую коробку трясло, маленькая лампочка аварийного освещения света почти не давала, она дрожала в плафоне. А затем во время очередного взрыва она звякнула и потухла.