А мир с все возрастающей тревогой следил за преклонскими событиями, несколько раз собирался Совбез ООН, не принимавший никаких решений, лишь фиксировал неблагополучие в огромной ядерной державе, вновь, как и многие годы холодной войны, наводившей страх на европейских и азиатских соседей и на Заокеанию, сейчас – по иной причине, прежняя агрессивная сила сменилась непозволительной слабостью, что, по мнению аналитиков, было еще хуже – никто не знал, чем все может обернуться, и не давал рецептов, как выправить положение; собственно, рецепты выдавались, но предлагаемые меры выглядели неосуществимыми – не вводить же голубые каски…; единственно, что мог сделать Запад, так это выдать огромный заем под щадящие проценты, чтобы правительство могло хотя бы в срок выплачивать зарплаты и пенсии, Заокеания, Гансония, Альбиония и Галлия надавили на МВФ, и деньги немедленно поступили на счета Центробанка Преклонии; все остальное не зависело от желаний западных политиков. Так или иначе, соседи, включая Поднебесную, укрепляли свои границы, армии были начеку, самолеты НАТО постоянно барражировали в небе Балтии и в других районах близ Преклонии, пусковые установки баллистических и крылатых ракет были приведены в состояние повышенной боевой готовности; сбывалось давнее предостережение: эту страну, существующую, как бы в назидание остальным, предупреждением и предостережением, лучше видеть сильной, осознающей свою силу и подчиняющейся силе, нежели слабой и именно поэтому, от безысходности и болезненного чувства утраты былого величия, способной сотворить много бед.
Западные деньги сделали свое дело, ситуация понемногу начала меняться – до успокоения народа было еще далеко, но первые признаки отрезвления проявились; настал черед возвращения Думы, что было воспринято как правильный и своевременный шаг; вернувшиеся в свое здание депутаты в первые три дня работы подтвердили новым голосованием верность курсу на созыв Конституционного собрания, объявив начало выборов участников, притом датой открытия собрания назывался уже не сентябрь, а ноябрь – два месяца из-за смуты были потеряны.
Колонна танков, БТРов и грузовиков с брезентовым верхом, растянувшаяся, наверное, на полкилометра, под покровом ночи вползала в столицу, по трассе ее следования в квартирах многоэтажных домов, смотревших на проезжую часть, зажигался свет, сонные обитатели, разбуженные гулом моторов, выглядывали из окон, на их лицах были написаны недоумение и тревога; в середине колонны, скрытый броней, двигался лимузин, в котором сидели клон, министр обороны, главный полицейский и другой главный – по линии безопасности, он почему-то был в темных очках, что казалось клону неуместной и смешной клоунадой, однако он никак на это не реагировал, все четверо входили в КНС – Комитет Национального Спасения, организованный на тайной сходке неделей раньше: именно по его решению командиры соответствующих подразделений бронетехники и спецназа вводили свои части в столицу, дабы предотвратить конституционный переворот или, по-простому, заговор враждебных сил; в лимузине то и дело верещали телефоны, поступали сообщения о степени готовности спецслужб к проведению широкомасштабной операции по аресту заговорщиков – именно так называли их промеж себя – и всех, кто на их стороне, операция должна была начаться в три часа ночи, когда тяжелая техника займет положенные ей места; министр и оба главных обращались к клону как к руководителю операции, вводя в детали, он принимал это как должное, его вопросы были по-военному лаконичными: все ли адреса заговорщиков известны, достаточно ли сил и ресурсов у спецслужб – ведь предстоит большая работа, хватит ли свободных камер в тюрьме, и на все он получал исчерпывающие ответы, суть которых сводилась к одному – все под контролем.
Колонна тем временем прогромыхала по центру столицы и разделилась: одна ее часть подъехала к Кремлю, другая – к Белому дому и зданию Думы; еще раньше, как доложили клону, часть танков и бэтээров расположилась на западном направлении, перекрыв выезд на правительственную трассу из элитных дачных поселков, где живут многие из тех, кто подлежал аресту; лимузин в сопровождении десятков танков и бэтээров въехал через Боровицкие ворота на территорию Кремля, никто не препятствовал, так как охрана и полиция объекта номер один несколько часов назад получила соответствующее предписание; “удивляюсь, что никто не чухнулся, не воспротивился нашему приходу, конспирация на высшем уровне”, – похвалил клон членов КНС и себя самого. – “Были приняты все меры, чтобы избежать утечек информации, – пояснил главный по безопасности; беспрестанно звонили телефоны, сообщалось о начале арестов, пока шло без происшествий, уже были изолированы некоторые члены Временного правительства из числа оппозиционеров, десятка три думцев, наиболее рьяных сторонников созыва Конституционного собрания, несколько высокопоставленных военных, полицейских и других лиц, которым не было доверия; комендант Кремля предложил пройти в помещение, в котором ранее работал ВВП, все посмотрели на клона, он отказался и предпочел пока остаться в лимузине, остальные последовали его примеру; “Где премьер? Когда он присоединится к нам?” – “Он в своей Резиденции, мы на связи, утром будет в Кремле, вы вместе с ним обратитесь к преклонцам, ну, все как решили… Телевизионщики приедут около восьми…” – “Переданы ли на телевидение краткие тезисы нашего Обращения к народу?” – спросил он главного по безопасности, который так и не снял темные очки. – “Естественно, мой курьер доставил лично, зачитают в шесть утра и будут повторять каждый час”. – “А если люди выйдут на улицы и начнут собираться в разных местах, у Думы, к примеру, как тогда, в девяносто первом, у Белого дома?” – “Мы все предусмотрели, главные магистрали перекрыты бронетехникой, ОМОН начеку, если что, начнет разгонять…” – пояснил главный полицейский, а министр обороны добавил: “Войскам отдан приказ – в случае чего…” – он не договорил, но и так было понятно, что он имел в виду. – “Какие сообщения с мест?” – “Многие губернаторы в курсе, подтвердили свою лояльность КНС, а с прочими разберемся так же, как здесь, в столице, спецслужбы в областях ждут сигнала”. – “Это хорошо”, – удовлетворенно кивнул клон.
Он нервничал, потел, ему становилось душно, он вышел из лимузина и вдохнул осеннюю сырость, было не холодно, но промозгло, мелкий дождик не сеялся, а колюче стоял в воздухе, комендант услужливо раскрыл зонтик и вновь осторожно предложил пройти в апартаменты ВВП, которые пустуют, клон после короткого раздумья согласился и вся четверка проследовала за комендантом в Первый корпус. Войдя внутрь кабинета в Северном крыле, клон внезапно забыл, в какой особый для страны момент находится здесь и какая миссия уготована ему, отступили волнения и тревоги сегодняшней ночи, не думалось о том, какой тяжелый и опасный груз взвалил на свои плечи и чем может кончиться для него неудача операции, не думалось ни о чем, кроме того, что он вступил в святая святых, о чем прежде и помыслить не мог, и клона охватило почти детское нетерпеливое любопытство: он озирался по сторонам, пытаясь вообразить присутствие здесь человека, на которого немыслимым образом похож, как садится за стол, не подавляющий размерами, над которым герб Преклонии, а справа и слева – флаг государства и штандарт Высшего Властителя, прикасается к письменному прибору из зеленого малахита, работает с двумя компьютерами, подключенными, как объясняет комендант, к ситуационному центру, расположенному в этом же здании, сейчас они выключены, экраны не светятся, и здесь же – телефоны и коммутатор с пультом управления – клон прочел имена прежнего председателя правительства и его замов, министров, председателей обеих палат парламента, эти люди имели право звонить ВВП напрямую, имена почему-то прежние, не измененные, менять – замучаешься, подумал клон, каждую неделю – новые; за телефонами горшочек с кустистым цветком, у него слегка волнистые листья и белое покрывало – хозяина кабинета нет, а цветок жив, за ним ухаживают, удовлетворенно отметил клон; он полюбовался стенами кабинета с золотистым оттенком, обитыми идеально пригнанными друг к другу шлифованными панелями из мореного дуба, вдоль стен шли шкафы, заполненные книгами и справочными изданиями, поднял глаза и уперся в украшенный строгим орнаментом потолок; ближе к окну – стол для переговоров, за которым ВВП разговаривал с министрами и высшими чиновниками – сколько раз клон видел кадры телерепортажей о таких встречах и не представлял, что может вот так запросто сесть за стол спиной к стене и представить, что напротив – Он…
Комендант принес кофе, бутерброды и коньяк, они выпили и перекусили в приемной, переносные телефонные аппараты, взятые с собой из лимузина, постоянно трезвонили, для уточнения ситуации министр обороны и двое главных связывались с подчиненными еще и по мобильникам; клон прихлебывал горячий кофе и мысленно переносился в квартиры и на дачи, откуда выводили арестованных, один, кажется, вице-премьер, не хотел идти, грозил карами, ему заломили руки, двое каких-то людей пробовали отстреливаться; начальник охраны включил огромный плазменный телевизор – диктор Первого канала начал зачитывать Обращение КНС к народу Преклонии… Было шесть часов одна минута утра… Все перемешалось, убыстрилось, события помчались вскачь, и вот перед клоном растворяется тяжелая створчатая дверь Андреевского зала Большого Кремлевского дворца, он вступает на красную ковровую дорожку, звучат аплодисменты, он движется развинченным, утиным шагом, совсем, как ВВП, к месту принятия присяги, сейчас он положит руку на Конституцию Преклонии, произнесет тридцать три магических слова и страна окажется в его подчинении и в его власти, полной и безграничной; ах, как сжимает грудь и как не хватает воздуха…
Клон очнулся от сильного сердцебиения, лоб покрывала испарина, он лежал с открытыми глазами, за окном выстукивал морзянку дождь, было темно, развиднеется в ноябре не скоро, тишина побуждала повернуться на другой бок и сладко засопеть, уткнувшись носом в плечо журналистки, отвечающей за пиар его избирательной кампании и совмещающей эту обязанность еще с одной, со сном у него не было проблем, напротив, ночью он, так ему казалось, продолжал жить насыщенно и эмоционально-изощренно, ибо ничто не отвлекало, ночные фантасмагории, а иными они не могли быть, нередко отчетливо помнились, он мог пересказать их во всех подробностях, в такие мгновения внезапная тревога побуждала мозг моментально выйти из сумеречного состояния: бывает, замлеет, если отлежать ее, кисть, словно нет пальцев, их не чувствуешь – поменяешь позу и со слабым покалыванием, сродни комариным укусам, кровь начнет поступать в сосуды, пальцы начнут оживать, пока не приобретут прежнюю гибкость и подвижность; сейчас вяло-беспо