Пратчетт очевидно восхищается приматами. «Умные и любопытные люди всегда засовывают пальцы в розетку вселенной, тычут в выключатель и смотрят, что случится потом». Эти слова Пратчетт сказал молодому орангутангу, повисшему у него на плече. Было ясно, что ему очень нравится смотреть на любимое животное в естественной среде обитания. Зато ночью его атаковали жуки, и к утру писателю очень захотелось уничтожить всех насекомых, известных человечеству.
Фильм был снят при поддержке Фонда спасения орангутангов. В нем принимали участие Иэн Редмонд, кавалер ордена Британской империи, специалист по тропической биологии, и доктор Бируте Галдикас, которая почти сорок лет занималась изучением орангутангов Индонезии. У создателей фильма получилось привлечь внимание к проблеме. Сэр Алек Гиннесс записал в своем дневнике, что давно не видел по телевизору ничего настолько же впечатляющего, и многие готовы согласиться с великим актером.
Пратчетт заинтересовался орангутангами, когда библиотекарь Незримого Университета превратился в такового. К сожалению – ну или к счастью, – орангутангом он остался навсегда. В этом есть свои преимущества. Во-первых, он стал в три раза сильнее человека (кто-то говорит, что в семь, но Пратчетт считает, что в три). Ладони у орангутанга больше и сильнее (очень полезно при работе с гигантскими гримуарами), а руки длиннее тела (семь футов, чтобы дотянуться до книги в заднем ряду). Ну а еще он научился карабкаться на верхние полки больших шкафов, тоже отличный бонус (спросите у любого студента). Проблемы, впрочем, тоже есть: орангутанги живут в два раза меньше людей и не способны произнести ничего, кроме «у-ук», поэтому беседовать с ними сложно (зато у библиотекаря отличная речевая характеристика).
У библиотекаря нет жировых наростов на щеках, которые очень нравятся самкам орангутангов, но в Незримом Университете редко встречаются даже человеческие женщины, не то что приматы. Никто не помнит имени библиотекаря, но ходят слухи, что его звали Гораций Ворблхат.
Орангутанги в фантастике встречались и до Пратчетта. Например, в «Убийстве на улице Морг» Эдгара По именно орангутанг оказывается таинственным злодеем, а в «Планете обезьян» есть доктор Зейюс, который хочет уничтожить человечество. Памятуя об этом, Пратчетт открывает перед приматами новые пути в литературе. Он не разделяет предубеждений авторов прошлого (равные права всем орангутангам!).
В романах Пратчетт может смеяться над орангутангами, но в жизни он зверски серьезен. Он очень боится, что они могут вымереть и что Фонд спасения орангутангов и деньги, которые фанаты Пратчетта жертвуют на конах по Плоскому миру, не помогут их сохранить. В будущем рыжие пожиратели мыла (да, они обожают есть мыло, и это им почему-то не вредит) могут остаться только в книгах, и это будет ужасно.
В середине 2011 года Пратчетт подумывал вернуться в Индонезию и поработать в Фонде. В мае он открыл сад Фонда спасения орангутангов на Цветочном шоу в Челси – ведь он любит не только животных, но и цветы. Если же говорить только о творчестве, то Пратчетт создает героя (в данном случае орангутанга), а потом выстраивает вокруг него реальность. Это многое говорит о его увлеченности и проницательности. Его очень сильно волнует ситуация с орангутангами, и он рассказал о них всей Британии.
«Мало кому из людей удается распрощаться с человеческой расой и остаться при этом в живых, и библиотекарь стойко сопротивлялся всем попыткам вернуть его в прежнее состояние. Поскольку он был единственным библиотекарем во всей множественной вселенной, который мог снимать книги с полок не только руками, но и ногами, Университет настаивать не стал».
Глава шестнадцатаяПерсонаж по имени Смерть
«Квантовая физика становится такой странной, что скоро может появиться архангел Гавриил».
Все, кто живет на этом свете, умирает. Это факт. Все, кого создают писатели, живут вечно. Люди со всего мира до сих пор пишут Шерлоку Холмсу, которому уже почти сто двадцать пять лет.
Пратчетт пишет о Смерти как о личности, как и его друг Нил Гейман. Только у Геймана Смерть – это красивая юная девушка-гот, а Пратчетт выбрал скелета в черном плаще. Боится ли он умирать? «Умирать не страшно, – говорит он, – чего там бояться?»
«Все позади, и самое худшее, что может вас ждать, это жидкий чай, питательная овсяная болтушка, непродолжительные укрепляющие прогулки по садику и, если повезет, краткая платоническая любовь с обслуживающим вас ангелом».
Несмотря на силу своего воображения, Пратчетт относится к неизбежному скептически. Он говорит, что хочет продолжать писать – а мертвецу писать довольно сложно. Сейчас, когда он знает о болезни Альцгеймера, он просто хочет прожить достаточно долго, чтобы закончить следующую книгу. Но жизнь и смерть всего зачаровывали Пратчетта, особенно смерть. Она – точнее он, Смерть – один из важнейших героев романов о Плоском мире (и даже «Страты»). Как и в реальном мире, он то и дело вмешивается в жизнь разных героев, меняет ее – или обрывает – в самый неожиданный момент.
Волшебник Ринсвинд много раз сбегал от смерти, но вообще смертью заканчивается любая жизнь. Единственный вопрос – как это произойдет. Но этой темы люди предпочитают не касаться, потому что выбирать свою смерть обычно не приходится. Пратчетт, как и очень многие люди, пытается немного изменить мир к лучшему – он развлекает людей историями о Плоском мире, пообещав, впрочем, оставить их без финала. Герои будут жить дальше в его книгах. Плоский мир не будет уничтожен, хотя в «Безумной звезде» это ему грозило. Никакой отщепенец из Незримого Университета не разрушит мир масштабным заклинанием.
Это решение Пратчетта многое говорит нам о его отношении к жизни: жизнь продолжается. Может быть, не твоя личная, но жизнь твоих детей и внуков, или хотя бы чужих детей и внуков, и ты живешь в их воспоминаниях.
Найдут лекарства от смертельных болезней, люди научатся понимать Вселенную, будут жить все дольше и дольше (и пенсионный возраст вырастет соответственно). «Мы все – создания науки, – говорит Пратчетт, уточняя, впрочем: – Она управляет нами настолько же, насколько мы ею».
«А в этой комнате будущее перетекает в прошлое, протискиваясь сквозь узкий ободок настоящего»[65].
Мрачный жнец, Смерть, – это все тот же скелет с косой. Хотя все остальное в историях Пратчетта меняется неузнаваемо, старый добрый Смерть остался прежним.
Некоторые утверждают, что, если Смерть существует, должен существовать и Бог, но они путают Смерть и Дьявола. Пратчетт же следует более древним традициям, создавая богов в своих книгах, – странно для человека, который не верит в Бога? Ближе к концу романа «Мрачный жнец» Смерть говорит: «МЫ ЕСМЬ НАДЕЖДА. МЫ ЕСМЬ МИЛОСЕРДИЕ. И МЫ ЕСМЬ СПРАВЕДЛИВОСТЬ. НЕТ НИЧЕГО. ЕСТЬ ТОЛЬКО МЫ».
Устами Смерти Пратчетт произносит важные вещи о жизни, смерти, Вселенной и религии. Он не задерживается на этом, как и на других важных темах, просто обозначает их, подсказывает читателю, иногда вообще не вынося суждений и предлагая читателю додуматься до всего самому. В «Мрачном жнеце» мы читаем: «ВСЕ, ЧТО СУЩЕСТВУЕТ, ЭТО МЫ. НО МЫ ДОЛЖНЫ ЛЮБИТЬ. ИБО ЕСЛИ МЫ НЕ ЛЮБИМ, ЗНАЧИТ, НЕ СУЩЕСТВУЕМ. А ЕСЛИ МЫ НЕ СУЩЕСТВУЕМ, ЗНАЧИТ, НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ СЛЕПОГО ЗАБВЕНИЯ».
Эти слова кажутся мне одними из самых важных во всем творчестве Пратчетта. Они существуют на нескольких уровнях сразу. Можно принять их за разговор о том, что человечество владеет опасными технологиями и не задумывается об окружающей среде. Это не вопрос веры. Не забывайте, что Пратчетт много лет работал в области ядерной энергетики и видел многое, что его, мягко выражаясь, удивило. Еще его очень волнует судьба орангутангов и тропических лесов, так что мысли об окружающей среде явно часто приходят ему в голову, как и многим другим. Но вообще-то эти слова – с учетом того, что они исходят от Мрачного жнеца, – говорят и о другом. После смерти нет ничего, кроме «забвения».
Британская гуманистическая ассоциация – «национальная благотворительная организация, которая представляет интересы нерелигиозных людей, которые строят свою жизнь, не опираясь на религиозные этические концепции, на основе разума и гуманизма». Ассоциация состоит из атеистов и агностиков. Пратчетт – не атеист, но его жизнь тоже определяется «стремлением к благополучию человечества».
«Пара католиков с маленьким сыном… Они по-прежнему встают по воскресеньям рано утром, чтобы посетить мессу… Но ведь люди-то говорят. Есть одна мормонская семья нового раскола – это еще трое, плюс их дети. Остальные – протестанты, да еще один атеист. Таковым он себя, по крайней мере, считал, пока Майкл не раскрыл ему глаза. Он пришел сюда, чтобы посмеяться, и остался, чтобы учиться…»[66]
В апреле 2011 года генеральный секретарь Британской гуманистической ассоциации посетил конференцию Национального союза учителей. Его заинтересовала критика в адрес религиозных школ, которые якобы недостаточно распространяют идеи всеобщего равенства и толерантности. Вопрос работы религиозных школ очень сложен, и не стоит относиться к нему свысока. Детей в них воспитывают в соответствии с правилами церкви, к которой принадлежат их родители и учителя, то есть верующие люди. Если к ним попадают дети и учителя, не готовые следовать правилам, возникает две серьезные проблемы: 1) неверующих детей не интересуют дела школы; 2) всю школьную жизнь ребенка будет мучить чувство, что он не похож на других, потому что он и его родители не понимают и не хотят принимать веру, которая пропитывает все его окружение.