- Минус девять, - буркнули из-за ноутбука.
- Ффффедя! Ссссука! Ффффатит! - взвился я. - Ты меня заикой сделаешь, чуть кирпичей не навалил! Все, снимаю тебя нахер с наряда, иди ты. иди ты в отпуск, знаешь, нам тут всем спокойней будет!
- Я камеру починил, - посопел, но потом все-таки сообщил ноутбук. - Не ори. Собака родит. Досрочно.
- Идиоты. - покачал головой ротный, набирая комбата и заранее морщась. - Полные идиоты.
Один АГС вчера стрелял, поэтому точно был рабочий. Второй сегодня не выстрелил, надо было разбирать, причем тут
же, на морозе, чистить и смазывать. Вася, под впечатлением от разговора с Сан Санычем, наорал на всех присутствующих, заставил развернуть "дашки" и дать по очереди вдоль трассы. Пулеметы работали, хоть тут всё слава Богу, но ротного уже обуял командирский азарт, поэтому после них мы посмотрели на СПГ (Талисман бледнел, краснел и заикался, и мы думали, что из-за СПГ, но потом оказалось, что он собирался у Доганы роды принимать и волновался), потом слазили на лёжку сто-тридцать-первого, к "Фаготу", я вспотел и захэкался, не то что коммандер, скакавший молодым козл... сайгаком. Ротный в азарте предложил и ПТУР попробовать, вдруг не работает, пришлось всей толпой отговаривать, упирая на количество оставшихся ракет и отсутствие достойных целей. После этого коммандера окончательно понесло, и он объявил смотр личной зброи. Ляшко попытался спрятать свой РПГ-7 и сделать вид, что его и не было никогда, но был уличен, нещадно раскритикован и получил задачу искупить свою вину кровью. Сейчас маленький унылый младший сержант плелся вдоль поля, нога за ногу, неся на плече лаунчер, и думал, как ему выполнить приказ "найди самое злое дерево и убей его с трехсот метров, минимум два из трех, и пока не получится - не возвращайся".
Автоматы, подствольники и один командирский пистолет были в порядке. Я, правда, так и не смог скрутить свой глушитель с АКС-а, поэтому пришлось плестись к Гале за шомполом от РПК, чтобы протереть ствол. Ухаживать за зброей - это казалось так логично, так просто и так банально, что уже потом, держа в руках автоматы сепаров, я дико недоумевал, как до такого состояния можно довести надежный и простой автомат Калашникова.
- Вась, а Вась, - бурчал я, поглядывая на часы и шуруя шомполом. - Оту тряпочку подай. Вааааась.
- Шо? - Танцор лежал на своей койке и писал что-то в телефоне.
- БЧС подал?
- А уже скока? Полпятого есть?Есть, у меня напоминалка настроена. "Без змін".
- Оукей.
- Вась, забыл спросить, шо комбат говорил?
- Да нормально. Виїбав слєгка, сказал, шоб больше так не делали, потом похвалил, что в атаке не охуели и на "бэтэр" не полезли.
- Так мы ж завтра опять это самое... типа "можем повторить".
- А я ему сказал. Спросился типа. Он разрешил, но тока "недалеко и недолго".
- Как мама в детстве на улицу выпускала, гиии...
- Ну да. Какой-то, блять, флешбэк.
Я ерзал шомполом, менял тряпочки, добиваясь ослепительной чистоты канала ствола, и думал о том, что мы ужасно материмся. Я до армии практически не употреблял, хоть и вырос в Горловке, на районе, где культура общения как бы. ээээ. не ставилась ни хера во главу угла, но блин, вот так, с матом через слово. такого не бывало никогда.
- Чуеш. а как думаешь, чего мы так материмся много? Я до армии так не грузил, как сейчас, с женой по телефону не могу поговорить, через слово затыкаюсь.
- Эмоции, - сказал Вася, не поворачивая головы. - Интернет перезагрузи, завис опять.
- А раньше шо, эмоций не было? - Я отставил АКС и дернул шнур питания маленького интертелекомовского роутера.
- Таких - нет.
- Хм. Странное выражение эти эмоции находят.
- Нормальное. Сейчас докажу. - Вася повернулся на бок и положил телефон. - Смотри, простой пример. Ты трахаться хочешь?
- Очень.
- Очень или очень-очень-очень?
- Второе. Аж снится.
- А теперь подумай хорошенько и скажи, когда ты последний раз так хотел. За последние ммм. - Вася пожевал губами. - Ну, например, десять лет. Только честно, без понтов.
- Хмммм... Дай подумать...
- Подумай, подумай. А можешь и не думать, я тебе так скажу - ты так последний раз в двадцать лет хотел, когда крышу сносило, как сиську голую увидишь. Так?
- Ну так. - Я снова принялся полировать автомат.
- Отож. Всё - ярче. Желание - мощнее и полнее. Эмоции - через край. Если смеемся - то до колик, если грустим - то до соплей. Это наша реакция на происходящее, организм, мабуть, в какой-то такой режим переходит, чи хто его знает. Специалисты лучше объяснят.
- Странно ты сплел в один узел и маты, и потрахаться, и посмеяться.
- Ну как бы вот так оно есть. Тебе сегодня пестик давать?
- В Новотроицкое? Не, не надо, там ровно все. Шо по завтра продумал?
- Там нехер думать, тяжелого не берем, туда и назад.
- А хто пацанов в Ваху повезет? - Я наконец-то удовлетворился чистотой автыка и принялся собирать.
- Я. Николаич настаивал, шоб я. Биографии наваял?
- Вечером сделаю, как вернусь. Все придумал, осталось написать и распечатать.
- Де б мы были без принтера.
- И не говори. Танцорчик. Ты это серьезно? Ну, насчет накала эмоций и вот этой всей херни?
- Абсолютно. Я это даже в какой-то книжке когда-то читал. - Вася улегся обратно на спину и поднял к глазам звякнувший телефон.
- Бойовий Статут, книга два?
- Тьху на тебя. Да, кстати. С боевым безответным крещением тебя.
- Схерали? - удивился я. - Еще в ж Старогнатовке.
- Там ты стрелял, и в тебя стреляли. А тут - это когда тебя херачат, а ты не можешь ответить. Поэтому и "безответным". Як любов.
- Херовая какая-то любов.Уж какая есть. Нема инета, бля, не впадлу, сходи антенну глянь...
Вечерний Донбасс был великолепен. Никогда и нигде не видел я таких вечеров, которые падали на мою родную и иногда даже любимую землю, и сейчас, когда туман начинал затягивать низины, было. нет, не "как в сказке", а скорее как в типичном фильме ужасов, только в максимальном разрешении и с полным эффектом присутствия. Я подергал антенный кабель, прошелся от кунга к КСП, свернул правее, под навес, и вгляделся в градусник. Ну надо же, минус четыре, однако у нас так и техника рискнет завестись, того и гляди - боеготовность роты подымется до невероятных высот. А схожу-ка я до передка.
В наряде стояли Ярик и Петрович. Хотя, если речь заходила про поважного Петровича, то "стоять" - то не наш случай. Умелыми и хозяйственными руцями наш АГС-ник, по совместительству еще и главный строитель, выдрал из "Запорожца" передние сиденья, умостил одно из них возле своего любимого АГС-а и теперь сидел, попыхивая сигареткой и читая скучающему Ярику какую-то длинную проповедь "с высоты прожитых лет". Ярик от скуки слушал, поглядывая на трассу. Сегодня машины были, хоть и немного, вот и сейчас очередь из десятка легковушек, насыщая воздух выхлопом, пыталась успеть до пяти, когда закроется КПВВ. Даже не видя их вблизи, я готов был поспорить на что угодно, что у половины под лобовухой на листике фломастером написано "ДЕТИ". Это так же точно, как и то, что никаких детей внутри не было.
Я вдохнул глубоко-глубоко, и даже лоскутки тумана, как показалось, втянул в прокуренные легкие и пошел делать то, за что меня периодически ненавидели.
- Петрович, у меня проблема, - сказал я в спинку кресла и махнул Ярику. - И только ты поможешь мне ее решить.
- Шо, синку, шо вже случілось? - попытался обернуться Петрович.
- Ты со мной случился, дорогой, - я обошел этот трон и присел на корточки.
- Шо?
- То. Смотри. Это - наряд. - Я обвел рукой окружающую действительность, включая АГС, "дашку", снег и высоковольтную опору. - И ты сейчас в наряде. И никто не говорит, что в наряде нельзя присесть и отдохнуть.
- І шо? - Петрович честно не понимал, к чему я клоню.
- А то, шо ты, по своей привычке, начинаешь повышать уровень комфорта везде, где только возможно. Вот кресло притаранил. Скоро столик появится. Потом зонтик, кега с пивом и Талисман в фартуке на разливе.
- Мартинчик, та старий я вже стоять ті три годинки...
- Я знаю, дорогой. И мне искренне жаль. Но если здесь будет стоять эта, без сомнения, нужная и важная деталь Диминого "Запора", то никто, слышишь, никто не слезет с нее с начала и до конца наряда. И никто, дорогой мой, бриллиантовый, не будет ходить ни отудой, - я на всякий случай показал куда, - ни отудой. Никто. Это не наряд, это хуйня какая-то. И мне безумно жаль с тобой ругаться и давить на тебя моим несуществующим авторитетом.
- Мартин, та я ж хожу, хожу.
- .но я к хуям расхерачу и это кресло, и столик, и Талисмана с фартуком, как расхерачил телевизор в первом блиндаже за просмотр сепарской хуйни, и у меня даже ухо не дрогнет. А тебя я, обливаясь слезами за все хорошее, шо ты мне сделал, переведу отсюда нахуй в первую роту, и будешь ты на "Кукушке" хоть кресло ставить, хоть, бляха, гарнитур.
- Ой, як ти завівся.
- Я не завелся. - Я, конечно, действительно завелся. - Это я еще не завелся. Вот я зара Васю покличу - отэто будет "завелся". Да вы тут охуели, солджеры. На службу войск забили хуй. Три часа, всего три часа днем и три часа ночью ты должен, как глухонемой, хуярить из "тудой" до "тудой"! Шоб ни одна мыша не пропищала, ни одна ворона не насрала на мой любимый взводный опорный пункт! Трудно? Зайобует? Тока скажи. Тока, бляха, намекни мне - и уедешь в первую роту ближайшим же поездом. Ноги устали? Да? Из-за тебясюда, бля, на танке въехать можно, бо вы не смотрите ни-ху-я. А ты еще и молодого совращаешь, пример охуенный подаешь! Петрович, бля, ну вот ніхуя не взірець!
Ярик отвернулся и сделал вид, что это его не касается, Петрович пыхтел на своем кресле, то краснея, то бледнея, я распалялся все больше, срывая злость, вываливая все накопившееся дерьмо, весь страх, всю тоску по дому, все... все, на что не обращал внимания днем, но что очень чувствовал вечерами.