Ученая дама щелкнула пальцами и укусила кончик карандаша.
– Ну что это за рецепт?! «Мысленно отмерив пять минут»! – передразнила она рассказчика. – Я вам что, экстрасенс?
– Ладно! Специально для вас – поправка. Когда капуста будет готова – начинаем соединение!
Украинец обвел взглядом вагон. Все, и пассажиры, и проводницы, казалось, перестали дышать в ожидании долгожданного соединения.
– Ложим в бульон свеклу! – энергично жестикулируя, произнес он тоном атамана, посылающего в бой сотню казаков. – Ложим зажарку! Добавляем лавровый лист! Ложим мясо! Кроме тех случаев, когда мы подаем его на стол отдельно. Все ясно?
Пассажиры, выдыхая воздух, молча закивали головами.
– Варим все это на медленном огне пять или десять минут. На самом медленном! Пузырей на поверхности кастрюли быть не должно! И потом – последний штрих! – голосом футбольного комментатора возвестил хохол. – Мелко режем один или два зубчика чесночка! Мелко, я подчеркиваю! Мельчиссимо!
Москвич открыл было рот, чтобы съязвить насчет чесночка, но в последний момент передумал.
– Каков размер частиц? – спросил европеец.
Хохол возвел глаза к потолку и простонал:
– Самый мелкий…
– И? И что дальше? Что дальше?
Мой сосед вытер со лба пот.
– Дальше? А ничего! Борщ готов! Бросаем чеснок, хорошенько перемешиваем и выключаем огонь. Если есть возможность – дать постоять под закрытой крышкой.
Хохол выглядел немного утомленным, но крайне довольным.
– Подавать горячим. Только горячим! К борщу обязательно нужна сметана! – Хохол посмотрел на москвича.
– Да знаем мы, знаем, – отмахнулся тот. – Борща, что ли, не ели?
– Немного красного перца. Не в общую кастрюлю, а в каждую тарелку по вкусу. В старину был обычай окунать в тарелку надломленный стручок перца, пуская его по кругу, но сейчас, разумеется, так никто не делает.
– Погодите! – вспомнила татарка. – А как же пампушочки? К настоящему борщу ведь подаются пампушочки, не правда ли?
– Пампушки, – поправил ее украинец. – Но коль скоро мы с вами готовим облегченную версию, то о пампушках говорить пока не будем. Хотя вопрос о хлебе к борщу заслуживает прояснения.
– Черный бородинский, – подсказал москвич.
– Вот! – поднял палец хохол. – Вот это и есть всеобщая главная ошибка! Борщ – это не щи. И есть его следует вовсе не с черным хлебом.
– А с чем же? – оскорбился москвич. – Неужели с эклерами?
– С серым украинским хлебом, сделанным пополам из пшеничной и ржаной муки, – ответил хохол.
– Ага. Проще этих ваших пампушек напечь, чем найти сейчас нормальный серый украинский хлеб, – обронил москвич и осекся, будто проговорившись о чем-то стыдном.
– Это верно, – огорчился хохол. – Тогда с белым. С черным все-таки не стоит. Из ваших сортов в крайнем случае можно с докторским или круглым измайловским.
– Какое к этому блюду подходит вино? – деловито спросил европеец.
– Вина никакого не надо, – пошутил хохол. – А вот настойки или водки выпить не возбраняется.
– Какой? Какого сорта? – раздалось сразу несколько голосов.
– Здесь у нас снова полная свобода, – развел руками хохол. – Короче, так: подойдет любая водка и любая несладкая сорокаградусная настойка.
– Про водку можно было и не говорить, – послал шпильку довольный москвич. – Водка к чему угодно подойдет.
Хохол оставил его реплику без внимания.
– А теперь представьте себе борщ на столе! – с энтузиазмом воззвал наш проповедник. – Посередине огнедышащая кастрюля бордово-алого, с золотистыми блестками борща! Рядом кринка белоснежной жирной сметаны! На широком плетеном подносе разложен хлеб. Ледяная водка потеет в графине. А запах! Запах такой, что можно натурально сдуреть, я вас уверяю! – Взор хохла затуманился, глаза его наполнились влагой. – Вот это и называется «настоящий украинский борщ»!
На несколько секунд воцарилась бездыханная тишина.
Потом люди зашевелились, стряхивая с себя оцепенение, будто выходя из наложенного на них борщевого гипноза. Из дальнего конца раздалось несколько хлопков в ладоши. Я с удовольствием присоединился, и вскоре негромкая, но продолжительная овация зазвучала в нашем вагоне.
Хохол на секунду замер, затем оглянулся, словно желая убедиться в том, что аплодисменты адресованы ему, и отвесил собравшимся легкий поклон.
– Отож! Ще не вмерла Украина! – воскликнул он. – Приезжайте ко мне на Полтавщину…
В этот момент в проходе произошло движение. К нашему рассказчику, бесцеремонно расталкивая людей, прорывался мужчина в форме начальника поезда.
– Николай Васильевич! – издалека закричал он. – Все уладилось! Я приношу еще тысячу извинений за то, что ваш персональный вагон оказался закрыт. Немыслимое дело! Мы проведем расследование! Тысяча извинений!
Аплодисменты стихли. Лицо нашего именинника в одно мгновение переменилось. Он подобрался, побледнел, сжал губы. И даже как будто стал ниже ростом.
– Николай Васильевич? – ахнул москвич. – Как вы сказали? Николай Васильевич?!
– Гоголь!.. – единым духом выдохнула толпа и раздалась по сторонам, почтительно вжимаясь в стены.
Гоголь! Великий Гоголь, чьи «Мертвые Души-2» уверенно забирали в мировом прокате четвертый миллиард евро! Сам Гоголь! Как я мог его не узнать? Этот знаменитый нос, эти небольшие внимательные глаза, эта склонность к староукраинскому языку! Где были мои глаза? Впрочем, сама мысль о том, что Николай Гоголь может путешествовать не в собственном вагоне, а в общем, хотя бы даже и первого класса, казалась абсолютно невероятной. Полтавский затворник Гоголь, не дающий интервью и почти не показывающийся на людях, полчаса рассказывал нам о приготовлении украинского борща?!
Невероятно. Мне никто не поверит.
На миг все замерли. Пассажиры превратились в одни широко распахнутые глаза. Молчание нарушил москвич, с которого мигом слетела прежняя язвительность.
– Николай Васильевич! – затараторил он. – Я ваш огромный поклонник! Николай Васильевич, не откажите! У меня как раз с собой DVD с вашим фильмом! Какое совпадение! Это судьба! Автограф, умоляю вас! Вот автоматическое перо!
Гоголь взял перо и привычным движением, почти не глядя, поставил автограф.
Москвич проворно спрятал диск в карман и немного пришел в себя.
– И все-таки ваш «Ночной Ревизор» нравится мне куда больше, чем «Мертвые Души-2», – сказал он взволнованно. – Это, знаете ли, такая вершина, превзойти которую даже самому мастеру…
– Согласен с вами, – остановил москвича маэстро и, обращаясь к начальнику поезда, коротко бросил: – Идемте. Сейчас я соберу вещи.
Гоголь исчез в купе. Секунду поколебавшись, я, на правах соседа, последовал за ним.
– Николай Васильевич, – начал я.
Гоголь обернулся. Во взгляде его сквозила плохо скрытая неприязнь.
– Во-первых, позвольте мне выразить восхищение…
– А во-вторых? – бесцеремонно прервал меня Гоголь.
– А во-вторых… Видите ли… Я сам немного готовлю, – клянусь, при этих моих словах лицо мастера немного смягчилось, – так, знаете ли, для души. И ваш рассказ произвел на меня сильнейшее впечатление! Я просто зрительно представил этот ваш великолепный борщ. Я все запомнил и обязательно попробую его приготовить, хотя и не вполне уверен в успехе. Естественно, на первый раз в самом простом варианте. Но речь не об этом. Почему бы вам не вставить этот рецепт, особенно так, как вы сами его нам преподнесли, в какой-нибудь фильм? Я уверен, что это будет настоящий культурный шок…
Губы Гоголя тронула невеселая полуулыбка, полугримаса.
– Это уже никому не нужно, – коротко и досадливо ответил он. – Вы понимаете меня? Зритель ждет совсем другого. Ни один продюсер не решится… А, ладно! Прощайте!
Он протянул руку. Я не сразу сообразил, что мне предлагают рукопожатие, а когда понял, то довольно резко схватил протянутую ладонь великого режиссера и, судя по всему, не менее великого кулинара двумя руками и энергично ее затряс.
– Прощайте, – еще раз повторил Гоголь и добавил: – Приятного аппетита!
На секунду в нем вспыхнуло что-то прежнее, хохляцкое, но тут же погасло.
Николай Васильевич Гоголь взял чемодан и вышел из купе.
Наклонив голову и не говоря ни слова, он быстро прошел за начальником поезда мимо пассажиров, остававшихся в окаменении и почти полторы минуты сохранявших такое положение.
Сто эпитетов божественного пива
облачнопенное
хлебоподобное
радостносветлое
бархатнотемное
закатнопрозрачное
хрустальнозвенящее
обеденносытное
похмельноцелящее
нежнопрохладное
пенородящее
ершековарное
бомжекормящее
баварскоячменное
футбольноорущее
эстетскилимонное
мотоциклоревущее
благородногорчащее
простодушнобезвкусное
дискоклубогремящее
телевидеосонное
философскиленивое
поэтическивольное
преферансовистовое
псевдобезалкогольное
перекусочноскорое
агрессивнокрепленое
рестораннореспектное
черноморскокопченое
коллективногаражное
ностальгическикислое
пролетарскивагонное
трехлитровобеспенное
разговорнонеспешное
нефильтрованнобледное
самовольносолдатское
подростковоподъездное
студентолюбивое
походнорюкзачное
надрывногитарное
вокзальностоящее
застенчивотеплое
разболтанномутное
калорийноопасное
недопитонесчастное
…пиво.