Ему позвонил через час врач «Скорой помощи». Показания давала Таня. Она единственная могла говорить. Она же вызывала «Скорую» и вытаскивала из машины Альку Она понимала, что мама погибла, а Андрея зажало между сидением и рулем, и она ничем не может им помочь.
А потом всё было, как в кошмарном сне. Нина погибла на месте, девочки отделались легкими травмами, Андрей в больнице с непонятными перспективами. У Алексея не было выбора, ему нужно было спасать дочерей, увозить их от этого кошмара, попытаться зачеркнуть воспоминания об этой трагедии.
Часть 2Зоя
1
Выросшие на реке – они другие, они чувствуют природу, они умеют ценить прекрасное. Зоя и Алексей родились на реке Ахтубе.
Насчет происхождения этого названия существует несколько красивых легенд. Одна из них связана с именем татарской княжны Тубы, якобы из-за несчастной любви бросившейся в реку и утонувшей на глазах своего отца, который, обезумев от горя, растерянно метался по берегу и восклицал: «Ах, Туба! Ах, Туба!»
Река Ахтуба – это левый, самый крупный рукав Волги.
На её берегах когда-то жили пришедшие из других краев кочевые племена: скифы, сарматы, печенеги, хазары, половцы, татаро-монголы, калмыки. Татаро-монголы избрали Ахтубинское левобережье центром своего могущественного и обширнейшего государства – Золотой Орды. На Ахтубе стояли оба столичных города: Сарай и Новый Сарай. Сюда доставлялась огромная дань из покоренных земель: Волжской Булгарии, Крыма, Северного Кавказа. В городах, стоявших на Ахтубе, бывали послы, купцы, ученые и путешественники из многих стран мира. На поклон к хану приезжали чуть ли не все русские князья. В том числе бывали здесь и прославившийся на весь мир своими победами над шведами и немцами Александр Невский, и никому ещё не известный девятилетний московский князь Дмитрий, впоследствии получивший прозвище «Донской».
Как и все родившиеся на Ахтубе, Зоя и Алексей гордились древней историей края, с гордостью рассказывали её другим, просили не путать Ахтубинск с Актюбинском. И что с того, что город молодой, выросший из трех деревень, зато история у земли какая! Пожалуй, по древности может потягаться с другими русскими землями, а может, ещё и победит в исторической борьбе.
Как и Ахтуба, Зоя в жизни Алексея была всегда. Сколько он себя помнил. Самый близкий для него в жизни человек. Он даже мог сам себе в этом не сознаваться. Порой по жизни он думал, что задохнётся без своих женщин, детей; но как оказалось, все можно пережить, даже смерть жены, даже разрыв отношений с детьми, а Зоя – она данность, она надо всеми. Она всегда была даже ближе мамы.
Отца он совсем не помнил, тот умер, когда сыну было два года. Александр Никитич пришел с войны, как и многие, очень больным человеком: две контузии переросли в страшные головные боли, которые он заглушал спиртным. Но даже не это было самым тяжелым. Отец после войны потерял себя как личность. На войне он был боевым командиром; его уважали, он был героем. А в послевоенной реальности стал простым работягой на молокозаводе. Денег платили мало, начальников было над ним несколько, да все норовят ещё и поддеть: «Тут тебе не фронт, нечего куражиться! Знаем мы вас, героев. Проверить еще надо, по каким вы там блиндажам отсиживались».
Таких выпадов отец без ответа не оставлял, мог и вмазать, а если баба нарывалась, так говорил прямо всё, что про неё думает. Дело заканчивалось участковым, а потом, понятное дело, недельным запоем.
Алексей ничего такого не помнил, ему бы хотелось вспоминать об отце как о герое, гордиться им. Фронтовик, вон в коробочке медали лежат, и даже боевой орден Красной Звезды 1-й степени. И вот он перебирал эти награды и думал, какой папка его герой, и наверняка потерялись ещё два ордена, 2-й и 3-й степени, а так мог бы быть его отец даже Героем Советского Союза.
– Выпить он герой, всю душу мне измотал. Бог его вовремя забрал, а то бы сама пришибла.
– Мам, зачем ты так, – останавливала ее Зоя. – Не надо, при Лёшке не надо. Это же он нас с тобой гонял, а его он любил, радовался как тому, что наследник родился, и похож, говорил, на его отца. Война же, мам.
– Ох, простите меня, дети, намаялась.
Алеша как-то не очень по этому поводу переживал. Высказывания мамы он в голову не брал, она всем и вечно недовольна, человек такой. Больше переживали друзья мальчика, семьи которых отец, к примеру, бросил. В их жизни случилось страшное предательство, которое ни простить, ни забыть нельзя. А у Алексея по-другому. Ему казалось, что он сразу родился с одной мамой. И даже не с мамой; мама, сколько он помнил, всегда работала, а он был с Зоей.
Сестра кормила, одевала, гуляла с ним, воспитывала, иногда и поколачивала. Проверяла уроки и отчитывала его друзей за всякие шалости, она же выбирала для него институт и ходила смотреть проходные баллы. Мать тянула семью, работала с утра до ночи. Вечно уставшая, недовольная. Алешке казалось, что матери он мешал, и она от души сожалела о его рождении.
– И зачем я тебя только родила? Что ты в этой жизни увидишь? Ладно, Зойка, у неё судьба такая, бабская, а тебе за что?
Лешка опять же не понимал, о чём говорит мать, про какую такую судьбу, он был совершенно доволен жизнью: речка, рыбалка, на палец намотаешь леску, забросишь подальше и тяни, тяни, глядишь – рыбёшка какая прицепится, красота! Костер разведёшь, на палочке поджаришь, и Зайка его всегда рядом; воспитывает, конечно, но перед матерью всегда защищает.
Алеша не помнил мать другой, привык к ней такой, какую только и знал: всё время ровная, неулыбчивая, сосредоточенная, всегда чем-то занятая. Как хорошо, что есть Зайка – заботливая, небезразличная. С ней было хорошо и спокойно.
Он даже не приревновал к ней вдруг ни с того ни с сего объявившегося жениха Ваську; знал, что всё равно его Зайка любит только своего брата. Просто пришло время выходить замуж, так надо, каждая девушка выходит замуж, и его сестра не хуже других. А то Гришка с Зелёной улицы как-то попытался съязвить:
– Быть твоей сестре у тебя в приживалках. Больно она у тебя высокая да худая, одни кости, на такую никто не позарится, даже Федька-дурачок!
– Сам ты косой!
– А чё, я говорил, что твоя сестра косая? – обиделся Гришка, который и вправду косил на правый глаз. – Я же тебе по-дружески, чтобы ты её подкормил, что ли, да, может, посоветовал ей кофту поярче надеть, с такими, знаешь, оборками, чтобы в формах прибавила.
Гриша был старше Алеши на полгода и, понятное дело, в женской красоте понимал значительно больше. И действительно, сестре скоро исполняется двадцать лет, а никаких кавалеров на горизонте нет! Зоя уже работала на комбинате и заочно училась в техникуме. Может, у неё просто времени нет? Да нет, прав Гришка, больно худая она. Прямо на целую голову всех выше, и ноги длинные, тонкие, впереди неё идут. Как же Лешка раньше-то не замечал? И кофты яркой нет, верно, в материной ходит, в синей, рукава коротковаты, запястья торчат. А руки у Зайки красивые, пальцы тонкие и ногти не как обрубки, а округлые.
Тем же вечером Алёша собственноручно наварил картошки и поставил перед сестрой:
– Ешь!
– Всю кастрюлю? – насмешливо посмотрела на него сестра.
– Всю! – выпалил Лёша.
– Зачем?
– Иначе тебя никто замуж не возьмет! – Лёша решил сказать как есть, чтобы и сестра прониклась и начала как-то работать над собой. Он-то картошки сварит, но Зойка же съесть должна!
Сестра расхохоталась:
– А картошка-то здесь при чём? Примета, что ли, такая?
– Нет, мне Гришка сказал, что ты худая очень, поэтому тебя никто не берёт, а как потолстеешь, сразу возьмут.
Зоя посадила долговязого Алёшу себе на колени.
– Родной ты мой! Судьба сама найдет, неважно, худая, толстая, ты только не переживай! Я же не переживаю. Мне и с тобой хорошо!
2
Зоя никак не могла поверить, что её Алёшка всё-таки приезжает. Да что приезжает, уже прилетел, всё слава Богу! Игорек позвонил, что они нашли друг друга. Она вдруг совсем разволновалось, сердце забилось неровно. Да что это она? Брат не должен видеть её распустившейся старухой, у неё все хорошо, в конце концов, даже семидесяти ещё нет. Вон, Любаша в свои восемьдесят прыгает с грядки на грядку, полностью себя огородом обеспечивает, а она живет пять лет как королевна, нет уж, в память о Василии она должна сегодня выглядеть на все сто, но не лет, а процентов! Вася… Зоя попыталась было всплакнуть, но поняла, что уж совсем не ко времени. Это у неё просто от радости, сейчас пройдёт. Она присела на стул, непослушными руками начала развязывать фартук.
Зоя немного отдышалась и пошла в который раз проверить праздничный стол. Она ещё раз пересчитала тарелки, расправила салфетки; ваза с фруктами украшала стол и была очень к месту. Господи! Стаканы же! Стаканы под воду. Вот ведь курица старая. Господи, а вода-то только с газом! Вроде Алексей такую не любит. Когда у него в Германии были, только без газа пили, причем литрами, литрами. А у неё и нет столько. Совсем из головы про воду вылетело. Ещё Валентина, соседка Алексея, допытывалась: «Чего так пьете мало, нужно по два литра в день!» – «Валя, два литра в день! А приспичит?» – «Что значит "приспичит"?» – «Ну, в туалет. Как подумаешь, так и не пьётся что-то…»
Зоя заметалась по дому, схватила мобильный телефон:
– Санечка, ты уже едешь? Когда будешь? Подъезжаешь? Саша, нужно купить воду без газа! Какой кулер? Я тебе про минеральную говорю. Что значит, не будешь возвращаться?
Вот ведь паразит, жалко ему родному дяде воды? Зоя села на стул рядом с накрытым столом и расплакалась. Вот ведь курица старая, забыла про воду. И что теперь подумает про неё её Алеша. Был бы Вася жив, никогда бы такого Саня матери не сказал. Господи, как же изменилась жизнь. Да если бы она знала, что Вася так рано её оставит, разве бы она уехала со своей Ахтубы, разве бы продала дом? И не сказать, чтобы сын уговаривал, нет, наоборот, говорил: «Не переживайте за меня, выкручусь, но дом построю! А вы, когда захотите, в гости приедете, а я