– Тогда зачем вы меня спасали? – шепчет она.
Старшая отводит взгляд.
Что ей ответить? Потому что Спасателю приснился сон-бродун? Потому что она обещала себе вытаскивать из лап Холода всех, кого сможет? Потому что так правильно? Старшая ведь и сама не знает, по какой именно причине они спасали Принцессу, ведь та хотела уйти. Это было рискованно и опасно. Будь Старшая там одна, она, вероятно, отступила бы, но Спасатель… ему проще встать на пути у Холода, чем поберечь себя. Он рискует, не задумываясь.
Неправильную ему дали кличку, – думает Старшая, и ей становится горько. – Надо было называть его Героем, а не Спасателем. Герой действует от души и под влиянием момента, а у спасателя это профессия, в которой он действует по инструкции. Наш Спасатель по инструкции не смог бы – тут же нарушил бы ее, если б встал выбор между ней и чьей-то жизнью.
– Старшая! – отчаянно зовет Принцесса. Для нее это почти крик, хотя звучит он все еще приглушенно. У Принцессы все так звучит и выглядит. Приглушенно.
– Чего ты от меня хочешь? – снова вскидывается Старшая. – Так хочется уйти с Холодом? Ну так выбирайся снова и ищи его. Обещаем больше не спасать. Тебе это от меня надо?
Принцесса делает к ней шаг и проникновенно смотрит прямо в глаза.
– Если это единственный способ уйти с голосами, то да.
Старшая набирает в грудь воздуху, чтобы выпалить все, что она думает об этой слабой неженке, чье спасение не стоило того риска, на который пришлось идти, но осекается и удивленно округляет глаза.
– Так ты с Холодом хочешь уйти или с голосами? – тихо спрашивает она.
Принцесса задерживает дыхание.
– Есть разница?
– Конечно, есть, дура безмозглая! – восклицает Старшая. Принцесса шагает к ней еще ближе.
– Расскажи, – просит она. – Пожалуйста. Я же вижу, что ты знаешь.
Старшая опускает взгляд. Она на миг воображает себе интернат без Принцессы. Нет бойкота со стороны соседок, нет косых взглядов в ее сторону, нет осуждения за то, что она разрушила чью-то сказку. Это почти пьянит Старшую, и ей хочется заплакать. Она вдруг понимает, насколько сильно устала выдерживать пассивные нападки соседок, насколько устала притворяться, что ей наплевать.
А Спасатель? – спрашивает она саму себя. И тут же находит ответ. – Он смирится. Примет это, как принял с Пуделем. Он это переживет, я помогу ему пережить. Так будет лучше для всех.
Принцесса расценивает ее долгое молчание по-своему.
– Я прекрасно понимаю, что мне здесь не место, – тихо говорит она. – Я живу здесь, как половинка человека. У меня все в урезанном варианте, все недостаточно живое. Возможно, поэтому голоса меня и выбрали? Потому что я, скорее, призрак, чем живой человек? Я думала, уйти с Холодом – значит стать одной из них.
– Нет, – обрубает ее Старшая. – С Холодом ты просто исчезнешь. Но ты права: здесь тебе делать нечего.
– И что же мне делать?
– Уходить.
Принцесса непонимающе хмурится.
– Как это сделать?
– А как ты сюда попала? – хмыкает Старшая. – Той же дорогой и уходить.
– Но там же… ничего вокруг нет. Сколько же мне придется идти?
Принцесса осекается и беспомощно смотрит на стену позади Старшей. В ее глазах стынет страх, руки начинают подрагивать. Старшая не оборачивается: и так догадывается, что видит ее собеседница. И знает, что сама этого не увидит.
– А сколько трещин в стенах ты готова вытерпеть, чтобы не идти? – спрашивает она.
Принцесса вздрагивает, закрывает глаза и одними губами произносит, как мантру, свое прозвище и номер комнаты.
– А я дойду? – интересуется она, придя в себя.
– Зависит от тебя, – отвечает Старшая.
– Как я пойму, куда идти? – не унимается Принцесса.
Старшая внимательно смотрит на нее и понимает, о чем она хочет, но не решается попросить. А еще Старшая уверена, что сама Принцесса может попросту не решиться уйти. Она отчаянно нуждается в провожатом на постоянной основе, а девчонки из сорок седьмой не помогут – они только отговорят ее идти. И Принцесса, скорее всего, поступит, как они скажут. Ей не хватит сил на сопротивление.
Значит, никакого спокойствия, никакого завершения пассивной вражды…
Если не помочь Принцессе, рано или поздно ее заберет Холод.
Старшая вздрагивает.
– Я могу проводить, – выпаливает она раньше, чем соображает, что говорит. Но откатывать назад поздно: Старшая уже видит, какой надеждой горят глаза Принцессы. Это не получится проигнорировать, она не сможет.
Старшая воображает, как бы отреагировал Майор на эту историю, и морщится.
– Сегодня, – отстраненно говорит она. – Когда все пойдут в столовую, скажи, что догонишь, и жди меня у ворот. Не придешь – больше ко мне не обращайся. Сама будешь выкручиваться.
– А если девочки… – начинает Принцесса.
– Хоть что-то сделай сама! – перебивает Старшая. – Решай, что тебе надо. Я приду к воротам в обеденное время.
Не дожидаясь реакции Принцессы, Старшая оттесняет ее с дороги и выходит в коридор.
Сердце трепещет, как раненая птица. Ноги наливаются свинцом, плитка дорожки расплывается перед глазами от страха.
Старшая не знает, что увидит перед воротами, но идет к ним, готовая столкнуться с чем угодно. Голова опущена, руки глубоко погружены в карманы куртки, волосы спрятаны под капюшон. Старшая чувствует себя вором, которого в любой момент могут поймать.
Лишь миновав домик разнорабочих, она немного успокаивается и начинает смотреть прямо перед собой. У ворот ее дожидается одинокая фигура – в белых колготках, аккуратных сапожках и клетчатом зеленом платьице, выглядывающем из-под кремового пальто. На волнистых светлых волосах застыли мириады бисеринок мокрого снега. За плечами рюкзачок с самыми необходимыми вещами – такой же аккуратный и милый, как и вся она. Не хватает только оборок на платье и заколок с бантами. Ни дать ни взять кукла!
Принцесса не двигается. Она смотрит за ворота, не слыша шороха шагов позади себя, ее мысли уже далеко отсюда. Долго смотреть на нее в статике тяжело – она и впрямь кажется не живым человеком, а игрушкой.
Старшая останавливается и нарочито покашливает, привлекая внимание.
Принцесса оборачивается, на фарфорово-бледном лице маска запуганной решимости. Передумает или нет – пока не ясно.
– Пошли, а то скоро твои наседки тебя хватятся, – говорит Старшая. Она не спрашивает, как Принцессе удалось уйти от девчонок. Раз ушла, значит удалось. Некогда выяснять подробности.
Старшая открывает ворота и некоторое время идет, не оборачиваясь. Про себя она считает до ста. Если на счет сто она не услышит приближающихся шагов Принцессы, то повернет назад и откажется ей помогать.
Шаги позади нее звучат на счет тридцать семь.
– Прости, – просит Принцесса. Голос у нее, как всегда, тихий, полный присущей ей застенчивости. – Я больше не отстану, обещаю. Просто… страшно выходить, когда не знаешь, куда придешь.
– Иди на три шага впереди, – холодно говорит Старшая.
– Разве мы не можем идти рядом?
– Делай, как я говорю, или пойдешь одна.
Принцесса опускает голову и обгоняет Старшую. Теперь она движется на три шага впереди нее. Первое время она не решается вновь заговаривать, затем все же нарушает молчание:
– А как далеко нужно идти? – спрашивает она.
– Пройдешь, сколько понадобится, – бросает Старшая ей в затылок.
– А ты?
– На три шага меньше.
Между ними вновь воцаряется тишина. Сырой холод леса назойливо проникает под подкладку куртки Старшей, и она ежится. Все ее существо рвется назад, и с каждым шагом внутри все туже затягивается узел страха. Грунтовая дорога кажется ей ужасно короткой, и она понимает, что дальше перестанет ощущать даже тот призрак безопасности, который сопровождает ее здесь.
Лес редеет, его протестующий шелест хлещет Старшую по спине плетью, и ей почти физически больно. Тянущаяся впереди пустынная трасса, кажется ей конвейером перерабатывающего завода: в конце мирно двигающейся ленты неминуемо ждут жернова, перемалывающие тебя в труху и не оставляющие ничего…
Старшая ахает и замирает, повинуясь страху.
Принцесса оборачивается.
– Что с тобой? – спрашивает она.
Старшая поднимает на нее взгляд и теряет дар речи. Фарфоровая кожа Принцессы приобретает мелкие изъяны, столь характерные для простых смертных: она уже не такая идеально гладкая, румянец не равномерен, а на лбу появляется красная точка созревающего прыщика. Подобные несовершенства могли бы вогнать в панику ту, кто живет одной лишь красотой, но Принцесса кажется прекраснее, чем была. В ее глазах появляется непривычная живость, движения выглядят энергичнее, голос набирает силу.
– Идем дальше, – через силу выдавливает Старшая. Она старается не думать о неприятном гудении в обеих ногах и начинает шагать шире, сильнее пружиня на пятках по асфальтовому полотну.
Принцесса бодро обгоняет Старшую и соблюдает условие, выставленное в начале пути. С каждым шагом страха в ней становится все меньше, и Старшая внимательно, очень внимательно следит за ее изменениями, чтобы понять, когда собственные ноги должны прирасти к дороге.
Шоссе пустует. Обманчивая пастораль окружающих пейзажей притихает, словно задерживая дыхание. Даже облака, плачущие мокрым снегом, кажутся замершими. По темно-серому полотну дороги не пробегает ни единого порыва ветра, в небе не пролетают птицы, на дороге не появляется ни животных, ни машин, ни случайных прохожих.
– Удивительное место, – выдыхает Принцесса и вдруг останавливается.
Старшая тоже замирает. Ей не нравится это путешествие, но еще больше не нравятся паузы в нем – она понятия не имеет, что они принесут и можно ли к этому подготовиться.
– Чего встала? – враждебно спрашивает она.
Принцесса поворачивается к ней.
– Я чувствую, что если сделаю еще пару шагов вперед, то исчезну.
– К своим голосам, – раздраженно кивает Старшая. – Как ты и хотела.