й промозглости. Разумеется, пока я бежал, Майора и след простыл, но я не сдаюсь, выхожу на дорожку и несусь по направлению к Казарме.
На пороге самого темного корпуса в интернате уже никого нет, но на крыльце я замечаю мокрые следы его обуви. Не помня себя, влетаю в Казарму и следую за отпечатками до неприметной двери. Она обшарпанная и старая, менее опрятная, чем любая другая в этом здании – по крайней мере, из тех, что я видел.
В щель у самого пола просачивается запах сигаретного дыма. Не знал, что Майор курит прямо в своей комнате. Сколько я его видел, он всегда выходил с сигаретой на улицу.
Заношу руку, чтобы решительно взяться за ручку, и замираю в последний момент. Из-за двери в комнату Майора до меня доносится странный звук, и я притихаю, прислушиваясь.
Несколько секунд проходит в тишине, в которой извиваются призрачные завитки сигаретного дыма, затем звук раздается снова. Это всхлип. И я знаю, что мне не показалось, потому что за ним следует еще один. Майор плачет, и это приводит меня в такой шок, что я не решаюсь ворваться к нему в комнату ради своей гипотезы.
– Прости меня, друг… – разбираю я в тишине между всхлипами.
Делаю тихий шаг прочь, молясь только о том, чтобы не шуметь. Покидаю Казарму на цыпочках и стараюсь как можно быстрее вернуться в ученический корпус. Холод ночи возвращается туда со мной, и, ложась в кровать, я до самого утра не могу согреться. Так и проваливаюсь в полудрему, дрожа от холода под шорох собственного одеяла, под которым я упорно сучу ногами, чтобы их разогреть.
Глава 34. Кабинет директора
Нумеролог сидит в центре толпы прямо на полу. В его руках неизменная колода карт, замызганная до безобразия. Часть колоды – та священная часть, которую в каждой отдельной ситуации называют раскладом, – лежит перед ним. В этот раз всего одна карта, но я не вижу, какая: ноги толпящихся мешают рассмотреть. Да и вряд ли я смог бы что-то сказать, если б увидел.
Вокруг Нумеролога девчонки и мальчишки примерно его возраста. Они осторожно перешептываются, словно боятся спугнуть гадательную музу мастера карт. Нумеролог сияет, это чувствуется даже на расстоянии, и толпа народа вокруг него не в силах притушить этот свет.
Несколько секунд я раздумываю, стоит ли влезать в сеанс, и склоняюсь к «нет» гораздо больше, чем к «да». Но кто-то из толпы ко мне поворачивается, волна шепотков пробегает по зрителям Нумеролога, и я чувствую, как сияние его самолюбования начинает тускнеть.
Мне хочется вжать голову в плечи. Моя известность в интернате частенько настигает меня самым неожиданным и нежелательным образом: в какой-то момент все внезапно вспоминают, что знают меня, и ведут себя так, будто ждут от меня свершения революции. Мне гораздо больше нравятся моменты, когда все забывают о моем существовании и ничего от меня не ждут.
– Спасатель! – окликают меня из самого центра толпы. – Ты чего здесь? У тебя, вроде, на другом этаже урок должен быть.
Я подхожу, и все послушно расступаются передо мной. Гляжу вниз, вижу Нумеролога напротив темноволосой девочки, бесстрашно сидящей на полу в белых штанах. Волосы цвета темного шоколада, вся одежда светлая, глаза почти черные. Она должна быть примерно одного возраста с Нумерологом, раз она здесь, но мне почему-то кажется, что она постарше.
– Привет, – мнусь я, стараясь отвести взгляд от незнакомки, которую я прежде в интернате не видел. – Слушай, дело к тебе есть. Можно оторву тебя? Или у тебя гадательный салон?
Нумеролог лучезарно улыбается.
– Привет, – тем временем обращается ко мне незнакомая девочка. – А ты его сосед, да? Тут о тебе много говорят. Ты что-то вроде героя?
Не представляю, что происходит с моим лицом, но судя по его полыханию, выгляжу я сейчас явно не по-геройски.
– Что-то вроде. Мы… соседи, да, – неловко жую слова я.
Девчонка поднимается. Густые темные волосы блестят в свете коридорных ламп. Она даже не думает отряхивать штаны после сидения на полу. Вид у нее удивительно уверенный, рядом с ней я чувствую себя странно.
– Я Дриада, – представляется девчонка.
– Тебе подходит, – улыбаюсь ей, как дурак.
Темные глаза Дриады смотрят мне за плечо, на губах растягивается опасная улыбка знающего человека.
– Девушка твоя? – спрашивает она, кивая мне за плечо. Я оборачиваюсь и вижу в отдалении Старшую. Она чернее тучи, буравит нашу компанию взглядом, который запросто испепелил бы на месте и меня, и всех присутствующих, будь он на это способен.
Мне становится неловко, хочется ретироваться, как будто меня застукали за чем-то запретным.
– Да, – киваю и поджимаю губы. – Старшая.
– Не позовешь познакомиться? – усмехается Дриада.
Собственная кожа начинает казаться мне неуютной, и я передергиваю плечами, словно это может помочь надеть ее поудобнее.
– Не думаю, что она захочет. Мы… слегка поссорились.
– Ну и ладно, – хихикает Дриада. – Не познакомимся, значит, и не надо. А мне тут Нумеролог решил расклад на будущее сделать. Говорит, меня ожидает долгая дорога, а куда – не знает. Видимо, я отсюда скоро уеду.
Не знаю, что на это отвечать, поэтому тупо киваю. Из этой беседы хочется выскользнуть, и я делаю корявую попытку:
– Нумеролог, так можно тебя на минуту?
Мой сосед соглашается. Он бережно убирает единственную карту расклада обратно в колоду – я наконец рассматриваю бубновую шестерку, – и мы отходим от толпы под любопытными взглядами его одноклассников. Старшая тоже наблюдает за нами, но близко не подходит. Я стараюсь скрыться из ее поля зрения, потому что такой показательный шпионаж мне совсем не нравится, как не нравится то, что она на меня злится, хотя сама наговорила мне кучу гадостей.
– Классная эта Дриада, правда? – улыбается Нумеролог.
– Угу, – бурчу я. – Слушай, я у тебя хотел выспросить пару подробностей о твоей страшилке про болотницу. Ты же хорошо ее помнишь?
Нумеролог смотрит удивленно и хмурится.
– Помню. А тебе зачем?
– Надо. Скажи, а где хранится журнал с пропавшими учениками?
– Спасатель, – снисходительно улыбается Нумеролог, – это же просто страшилка местная.
– Значит, к этому надо относиться с уважением, только когда собираешься у костра? – вскидываюсь я. Нумеролога мой напор пугает, и он приподнимает руки, отступая на шаг.
– Ладно-ладно, чего ты завелся? – бубнит он. – По легенде, там не журнал, а папка, набитая делами пропавших учеников. Хранится в директорском кабинете. По крайней мере, в той версии, которая мне известна. Других не знаю, хотя они, вроде, есть.
Мне не нравится, что у этой истории могут быть другие вариации. Еще хуже то, что правдивыми могут оказаться именно они, а не история Нумеролога, но выбирать не приходится, потому что я понятия не имею, у кого еще выспрашивать подробности.
– А конкретнее можно? Про папку.
– Не понимаю, ты, что, решил обшаривать директорский кабинет в поисках папки из страшилки?
Терпеливо вздыхаю, и почему-то вспоминаю, как Старшая обычно бесится, когда я задаю ей вопросы.
– Много знать вредно для здоровья, – криво ухмыляюсь в ответ. – Так ты скажешь, или нет?
Нумеролог растерянно пожимает плечами.
– А я тебе уже все сказал. Конкретнее я не знаю, история умалчивает.
– Ясно. – Разочарованно хлопаю его по плечу и подаюсь в сторону лестницы.
– Спасатель! – зовет Нумеролог. – Что ты собрался делать?
– Не бери в голову! – бросаю в ответ и спешу скрыться.
Моя затея мне самому кажется безумной, поэтому я никому не хочу о ней говорить. Но после плача за дверью Майора, мне на сердце неспокойно. Из-за чего может рыдать такой матерый вояка? Еще и просить прощения… Лично я предполагаю только одно: совесть у него не чиста.
Ассоциация с историей про болотницу пришла ко мне перед самым пробуждением. Список пропавших учеников невольно связался с моей теорией, и теперь меня неумолимо тянет проверить, не покрывает ли Сверчок Майора. Вдруг они и вправду скармливают учеников Холоду, а выдают это за байку про болотницу? Это может быть удобным прикрытием. Саму болотницу ведь никто не видел, а Старшая утверждает, что ее не существует. При этом ученики ведь пропадают, и папка с делами пропавших существовать вполне может. Она – прямое доказательство преступления Майора и Сверчка. Я пока не знаю, что буду делать с этим доказательством, если найду его, но так далеко вперед стараюсь не забегать. Сначала хочу удостовериться, что я прав.
Проникнуть в корпус администрации не составляет труда, его никто не охраняет. Внутри – помпезная старомодность, узор из настенных трещинок, щербатый паркет и высокие потолки с лепниной. А еще внутри царит атмосфера пыльной пустоты, как в очень большой музейной кладовке, куда давно никто не заходил. Хочется громко закричать, чтобы разбудить это место и не затеряться в нем, но я, разумеется, сдерживаюсь.
Проскальзываю на второй этаж и воровато прижимаюсь к стене, боясь, что меня кто-то увидит. Прислушиваюсь. Тишина ватным одеялом лежит на втором этаже, через нее едва слышно прорывается шаркающий звук, доносящийся из дальнего конца коридора.
Осторожно выглядываю из-за стены… и тут же прячусь обратно. Сердце пускается вскачь, как помчавшаяся галопом лошадь. Стараюсь переварить увиденное, но картины, лезущие в голову, далеки от рационализма. В коридоре, Т-образно пересекающемся с основным, расхаживает Сверчок. Назад-вперед, как игрушка на ключевом заводе. Спина сгорблена, ноги полусогнуты, руки поджаты. По правде говоря, Сверчок выглядит, как плохо разбуженный зомби, и мне от этого жутковато. Сколько раз я видел нашего директора, он всегда казался очень стабильным. Неизменчивым, постоянным, одинаковым. В моем понимании, таким ему и полагается быть, чтобы видящие его успокаивались и не верили, что мир рушится прямо у них на глазах. Похоже, мне стабильность не нужна, раз судьба подкидывает мне такое зрелище.