Второй конюх потянулся за вилами.
Я взвёл курки дробовика и покачал головой:
— Не советую.
— Ты не будешь стрелять, — сглотнул тот. — Выстрел услышат… сбегутся…
Я указал на кораль.
— Вон того солового тоже седлайте.
Пока они седлали лошадей, я продумал своё ближайшее будущее. Собственно, особо думать было не над чем. Умирать я не хочу и не буду, пусть Штейн и Файгман сами удавятся. А я останусь здесь. Не уверен, что смогу освободить всю банду, но попытаться нужно. Хотя бы Аарона. Он мне нужен, чтобы освоиться на этих землях и не наделать лишних глупостей на первых порах. Память Плешивого штука хорошая, но полной картины она не открывала. То ли она у него была короткая, то ли я делал что-то не так.
Когда конюхи оседлали лошадей, я загнал обоих в конюшню и закрыл ворота на засов. Сел на гнедого, солового взял на привязь и по тропинке мимо свиного загона поехал к площади. Тоненькая всё ещё хлопала глазами, боясь шевельнуться, возле неё бездвижно лежали помощники. У шерифа их всего трое, значит, остался один, плюс сам шериф, плюс трое пинкертонов. Пятеро. Да ещё половина мужчин на площади воевали в Гражданскую, а вторая половина — с индейцами. В общем, дурак я.
Обогнув здание городской ратуши, я понял, что «дурак» — мягко сказано. Спасти Аарона я не мог, как и братьев Ромеро. Ждать моего возвращения шериф не стал, и все трое покачивались на верёвках. Площадь на половину опустела, шериф нетерпеливо прохаживался вдоль по эшафоту, пинки курили, сойдясь в кружок.
Я дал гнедому шпоры. Он вместо того, чтобы прибавить ходу, взвился на дыбы, заржал. Шериф оглянулся, раззявил рот.
— Плешивый?
Гнедой наконец-то включил обороты, рванул вперёд, и я на полном скаку дуплетом разрядил дробовик в пинков. Народ на площади кинулся врассыпную, я дёрнул поводья, поворачивая к выходу из города, гнедой тряхнул задом, и меня выбросило из седла.
Гадство!
Я приложился плашмя о землю, воздух выбило из груди, в голове загудел колокол. Твою ж мать… Зато прошла боль в затылке. Я встряхнулся, встал. Левую ногу свело, то ли вывихнул, то ли сломал. Чёрт с ней. Шериф стоя на помосте, целился из кольта. Я вскинул дробовик, нажал спусковой крючок. Он же разряжен! Но шериф, испуганно шагнул в сторону, сбился с прицела, и пуля выбила пыль из дороги.
Опираясь на дробовик как на костыль, я поковылял к салуну. В столб ударила вторая пуля, и почти сразу за ней третья. Я толкнул качающиеся двери и ввалился в салун. Посетители внутри повскакивали, в упор на меня уставились десяток револьверов. Ну, вот и всё, Егорушка…
— Плешивый, более тупого метиса, чем ты, я в своей жизни не встречал! Зачем ты вернулся?
Человек в дорогом костюме изящным жестом крутанул револьвер на пальце и вложил его в кобуру.
— Господа, уберите ваше оружие. Это дело Плешивого и шерифа, не будем им мешать.
Все вышли из салуна. Остался только бармен.
Я встал на колено у окна и начал перезаряжать дробовик. Руки дрожали, нога болела, горло растрескалось от сухости. Очень хотелось выпить, и желательно не воды. Бармен как будто услышал меня.
— Виски?
— На два цента, пожалуйста. И пива.
Бармен поставил на пол передо мной стакан и большую кружку.
— За счёт заведения.
Я кивнул в благодарность.
— Сейчас стрельба начнётся. Шёл бы ты, приятель, в дальнюю комнату.
Бармен вернулся за стойку — смелый, однако — а я хватанул виски и запил пивом. И то, и другое не высший сорт, но сухость прошла.
Грохнул залп, стекло осыпалось, я едва успел прикрыться рукой, чтобы осколки не посекли лицо. Высунул ствол дробовика и выстрелил в сторону виселицы. С направлением, кажется, угадал, в ответ раздался всхлип и ругательство.
— Будь ты проклят, Плешивый!
— Носи не стаптывай.
В окно я видел всю площадь и часть улицы. Братья Ромеро с унылыми рожами заглядывались на балкон, где утром сидели шлюхи, Аарон улыбался и словно говорил: держись, брат.
Ему хорошо рассуждать, покачиваясь на верёвке, а против меня минимум четверо. Одного пинки я завалил точно. Его дохлая туша валялась на углу ратуши. Что было с остальными — хрен знает, может, ранены и обтекают сейчас на газоне, а может, за углом прячутся, выжидают момент. Шериф с помощником засели за эшафотом, их тени маячили на стене банка. Мне бы сейчас связку динамита. До эшафота ярдов семьдесят, докинуть не докину, но если сделать рывок вперёд и спрятаться за перевёрнутой повозкой, то оттуда добросить получится. Впрочем, чего рассуждать? Динамита всё равно нет.
Я преломил дробовик, вытащил пустые гильзы, вставил в гнездо последний заряд. Ещё у меня остаются шесть пуль в револьвере и два десятка на поясе. Если шериф сильно досаждать не станет, то до вечера продержусь. А в темноте попробую уйти задворками. Ох, дурак, надо было сразу уходить.
Я попытался встать, чтоб перебраться ближе к двери и посмотреть, что делается с другой стороны улицы, но тут же упал. Нога… Совсем про неё забыл. Болело в области колена. Я взрезал ножом штанину. Так и есть, колено распухло и посинело. Вряд ли перелом, скорее всего, сильный ушиб, но от этого не лучше.
— Плешивый, тебе всё равно не уйти, — крикнул шериф. — Слышишь меня? Нас здесь четверо, а задний выход держит на прицеле Улли.
— Он очнулся?
— Очнулся. Хорошо ты его приложил. Вот уж не думал, что кто-то справится с Улли. Тебя здесь надолго запомнят.
— Ага, согласен. Запомнят. И что теперь делать?
— Сдавайся.
Я помолчал.
— Шериф, ты в самом деле считаешь, что повешенным быть лучше, чем застреленным?
— Твои друзья выбрали верёвку.
— Это ты за них выбрал.
— Ошибаешься, Плешивый, вы сами её выбрали, когда взорвали банковский вагон вместе с кассиром и охранником.
— Это не наша вина. Им предлагали выйти.
— Ты же знаешь, они не могли, иначе бы компания наложила на них штраф.
— А что лучше: штраф или жизнь?
— Это смотря какой штраф. И смотря какая жизнь.
— Ты философ, шериф.
— Нет, просто много читаю. В книгах, Плешивый, иногда находишь ответы на некоторые вопросы.
— Ну да, ну да… Ладно, болтать с тобой хорошо, а время идёт. Живым я не сдамся. Как насчёт поединка? Ты и я. Победитель получит коня и свободу.
— Победителем ты себя назначил?
— Точно.
— Ты никогда не был хорошим стрелком, Плешивый. Я согласен. Но у меня тоже условие.
— Какое?
— Нас будет двое. Я возьму с собой Улли. Не имею права довериться случаю, поэтому хочу удвоить свой шанс. Согласен?
— Это ты тоже в книжке вычитал?
— Тоже.
Двое против одного? Не совсем, конечно, честно, но и я не один, со мной тот парень, который подстрелил Сэма Колокольчика в третьей калибровке.
— Плевать на тебя, согласен.
Я допил пиво, выглянул в окно. Шериф вышел из-за эшафота и медленно двинулся к салуну. Из-за угла вынырнул Улли, видимо, он в самом деле держал чёрный вход под прицелом. Из оружия у него был только кольт. Они встали, не доходя до веранды шагов двадцать.
— Ну что, Плешивый? Готов?
— Не делай глупости, шериф, — послышалось от ратуши. — Он преступник. Мы не заключаем с преступниками сделок.
— Заткнись, пинки. Это моя земля, я здесь хозяин. А ты навоз на сапогах. Парни, проследите за пинкертонами. Если Плешивый вдруг победит, то никто не должен помешать ему уехать. Я дал слово.
Серьёзное заявление. Если ты дал слово и нарушил его, то можно прослыть лжецом. Никто не будет иметь с тобой дела, и рано или поздно какой-нибудь подросток, зарабатывающий репутацию ганмена, пристрелит тебя в зачуханом городишке типа этого. Так что бояться нечего, дуэль пройдёт честно.
Придерживаясь за стену, я на одной ноге пропрыгал к выходу и остановился на пороге салуна. Опираться на левую ногу было больно, так что тренировка с выхватыванием револьвера вряд ли поможет в предстоящем поединке. Ну да я и без того на это не рассчитывал. В крайнем случае, можно присесть или наклониться. Это даст мне время прицелиться, а противников собьёт с прицела.
— Что встал? — крикнул шериф. — Спускайся на дорогу.
Я спустился. Из-за ратуши выглядывали пинки. По рожам было видно, что с решением шерифа они не согласны, но в стороне стояли двое помощников, которые при необходимости могли это решение подтвердить из дробовиков. Шериф и Улли разошлись подальше друг от друга. Сигнал к началу. Как только они потянутся за револьверами…
На втором этаже банка качнулась занавеска — и меня швырнуло на землю. Следом раздался грохот выстрела. Ноги забились в конвульсиях, горло взбрыкнуло и выбросило изо рта сгустки крови и лёгких. Шериф нагнулся надо мной и усмехнулся:
— Ты всегда был наивным метисом, Плешивый. Глупым, наивным метисом.
Глава 18Состояние: Санкт-Петербург, 2 ноября 1833 года
— Да ты сам наивный! — я потянулся, чтобы схватить его за грудки.
— Егор, спокойно, спокойно. Вы уже здесь. Вы вернулись.
Я сидел на диване в зале Основателя. Штейн держал меня за запястья, Файгман давил на плечи, прижимая к спинке. Но всё это было не реально. Я вырвался, вскочил, в груди клокотало. Я по-прежнему был на Диком Западе, и поганый шериф, нарушивший слово, хотел меня повесить. Шериф, разумеется, Файгман. Я извернулся и долбанул его пяткой в колено. Куратор взвыл и боковым правой всадил мне в челюсть.
Хороший удар, вырубающий.
В нокауте я находился секунд пять-шесть, потом сквозь пелену бессознания проступили очертания Штейна. Он выговаривал Файгману:
— Вы должны вести себя более сдержано, коллега.
— Мартин, вы сами видели: он ударил меня!
— Это ничего не значит. После калибровки такое бывает. Даже опытные оперативники не всегда способны совладать с эмоциями.
— Вот-вот. Поэтому по регламенту носитель должен ожидать ПС в камере возвращения. Там есть всё необходимое, чтобы успокоится. Вы же, в нарушении правил, настояли на том, чтобы оставить его здесь, а теперь упрекаете меня в несдержанности.