Постепенно их путь стал пролегать через какие-то заросли. Эдику начало казаться, что его ведут куда-то на убой, подальше от свидетелей, но тут Анфиса объявила, что они пришли.
Перед Эдиком предстали небольшая палатка, мангал, сложенный из кирпичей, топор и навес из полиэтилена.
– Это что? – спросил он в ужасе.
– Это мой отель. Олл инклюзив, – хихикнула Анфиса.
– И давно ты тут живешь?
– С мая, кажется, – прикинула в уме девушка. – Ну что, чайку́?
Эдик хотел было разразиться страшными словами и обложить ими Анфису с ног до головы, но тут она взяла в руки топор и одним махом разрубила пополам огромное полено. Эдик понял, что лучше не рисковать.
«Что ж, приму с ней душ, сброшу напряжение в палатке, выпью, так и быть, чаю и пойду обратно», – решил он про себя.
– Помоги дров натаскать, – попросила Анфиса.
– Чего? – переспросил Эдик.
– Валежника. А то воду для чая не на чем греть.
Эдик начал собирать сухие ветки, бубня себе под нос ругательства. Схватив очередную палку, он почувствовал резкую боль. Через секунду он понял, что его укусили. Эдик зарыдал, как первокурсница в день отчисления. На вой прибежала Анфиса, вооруженная поленом. Поняв, в чем дело, девушка успокоила Эдика, найдя подходящее описание змеи в своем справочнике.
– Это оливковый полоз, он не опасен, – заключила Анфиса.
– Надо отсосать яд! – не унимался Эдик.
– Не нужно ничего отсасывать, я же говорю: не опасен!
– Ну хотя бы в качестве моральной компенсации… – хныкал Эдик.
Так и не получив первую помощь, он вернулся к палатке, где Анфиса уже развела огонь, самостоятельно натаскав дров. Через пять минут чай был готов. Анфиса достала из палатки пастилу и протянула Эдику вместе с кружкой.
– Тебе нужно снять стресс, а потом пойдем в душ, – ласково сказала она, и Эдик немного растаял.
Пока пили чай, Эдик решил подмаслить девушку разговорами о ее внешности.
– У тебя очень красивые губы. Где делала? – спросил он, надкусывая пастилу.
– А… – махнула рукой Анфиса и захихикала, – это меня муравьи покусали, когда я пастилу ела. Вот и распухли.
Через секунду Эдуард уже плевался пастилой, обливаясь при этом горячим чаем и громко крича от боли и уныния.
– Ты весь в ожогах! Давай я тебя скорее древесным углем посыплю, это помогает! – вскочила с места Анфиса и бросилась к костру.
– Не-е-ет! – испуганно отскочил Эдик. – Все нормально. Этот волдырь уже был, не трогай, пожалуйста!
– Ну хорошо, пойдем тогда в душ. Мне нужно, чтобы кто-то потер мне спинку.
«Ну наконец-то!» – обрадовался Эдик, в глубине души чувствуя, что лучше бы он сбежал.
Душем Анфиса называла большой пакет, наполненный водой и подвешенный на сучок.
– Главное – действовать быстро, пока вода не закончилась, – предупредила она Эдика. – Сначала ты меня намыливаешь, потом я тебя, по команде. Все понял? – наливая гель для душа на мочалку, спросила Анфиса.
Растерявшийся Эдик не успел даже кивнуть, как отчаянная туристка дала отмашку:
– Давай! – и проткнула пакет.
Наружу тут же потекла струя воды.
– Быстрее, вода уходит! – крикнула Анфиса, снимая с себя купальник.
Испуганный Эдик начал быстро тереть спину своей новой знакомой. Он не успевал разглядеть ее без одежды, так как пена от геля отслаивалась большими облаками и залепляла ему глаза.
– Теперь я тебя! – скомандовала Анфиса и, развернув Эдика к лесу передом, стянула с него плавки, а затем начала быстрыми движениями намыливать ему спину. – Черт, вода закончилась, – с сожалением констатировала Анфиса. – Я успела, а вот на тебя не хватило. Сейчас наберу еще пакет, тут озеро недалеко, – сказала она и умчалась, оставив голого намыленного Эдика в одиночестве.
Понимая, что надо срочно сваливать, нерадивый альфонс натянул плавки и помчался прочь. Вот только дороги он не запомнил. Тропа выходила из каких-то кустов, а кусты здесь были повсюду. Выбрав направление наугад, Эдик бросился в растительность и тут же полетел кубарем вниз, раскидывая по округе пену и мат. Сознание покинуло Эдика еще на половине спуска с горы, а вернулось поздно вечером, когда солнце уже скрылось за горизонтом, а воздух насквозь пропах костром и гречкой с тушенкой.
– Проснулся? А я уже и ужин приготовила, – улыбалась Анфиса. – Ты не туда за водой пошел. Там только колючие кусты, – показала она Эдику на свежие раны, уродливо рассекающие его бицепсы. – Не подташнивает от удара? У тебя вполне может быть сотрясение.
Эдик молча замотал головой. Он боялся, что Анфиса начнет предпринимать очередное лечение.
– Вот, тебе надо поесть, – протянула девушка плошку с кашей.
Пахло аппетитно. У Эдика в памяти даже проклюнулось что-то из детства, когда он ходил в походы с дедом. Он принял тару и, благодарно кивнув, принялся есть.
– Вкусно?
– Очень, – искренне сказал Эдик.
– Я туда грибов добавила, сама собирала, по справочнику, – снова улыбнулась Анфиса. Эдик тут же начал вспоминать содержимое аптечки девушки, гадая, как далеко она убрала «закрепляющее» и адсорбенты.
– Ну что, пора на боковую, – предложила Анфиса.
Уже забыв, зачем пришел, Эдик хотел было запереться в палатке и проспать там до утра, чтобы с первыми лучами солнца попросить отвести его обратно на пляж. Но палатка оказалась слишком мала даже для него одного. Анфиса смогла сложиться в какую-то труднодоступную асану и крабом заползла внутрь. Эдик же устроился на разложенном шезлонге.
Как только в костре дотлел последний уголек, пришли ночные звери и начали свои бесчинства. Что-то чавкало, хрустело, шипело. Эдик не мог сомкнуть глаз, боясь проснуться утром без ног. Сквозь полудрему ему казалось, что пришла Анфиса и начала облизывать его мощный торс, но, открыв глаза, Эдик заметил на груди какую-то черную кошку, что слизывала остатки тушенки, в которой он извозился.
Вопль Эдика разлетелся эхом по всему курорту. Сшибая на пути шезлонг, сумку, деревья, колючих ежей, несчастный устремился в темноту. Ему было плевать, получится у него найти выход или нет. Он не собирался больше возвращаться и бежал что было сил.
Дорога оказалась верной. Ноги несли Эдика по знакомой тропке, и вскоре он достиг отеля на горе, где срочно потребовал вызвать скорую помощь. Эдика успокоили, дали стакан воды и закрыли перед ним двери.
До своего номера бедолага добрался лишь к утру. Он был изможден, потрепан и плохо пах. Все, о чем он мечтал, – это скорее упасть лицом в подушку и забыть весь этот кошмар. Но стоило ему зайти в свою комнату, как в окно протиснулась нога, затем рука, а затем показалась и голова.
– Ты у меня телефон свой забыл, – протянула Анфиса смартфон.
– К-к-как ты меня нашла?
– По запаху. Ты, видно, был сильно напуган.
– Оставь меня в покое! – Эдик вооружился табуретом.
– Ладно, ладно, остынь, ненормальный, – сказала Анфиса и повернулась обратно к окну.
– Стой! – окликнул ее Эдик. – Это же четвертый этаж!
– Да? А я и не заметила, – пожала плечами девушка. – Неудобно как-то через парадный, я же здесь не проживаю.
– Ну… – Эдик замялся, прикидывая в голове, что он пожалеет о следующих своих словах. – Я провожу тебя утром до выхода, а то разобьешься еще, а мне потом отвечать.
– Хорошо, спасибо, – улыбнулась Анфиса.
– Только мне нужно нормально поспать.
– Я не буду мешать.
– Спасибо.
Эдик лег на кровать и закрыл глаза. Сквозь сон он услышал вопрос:
– А какой пароль от Wi-Fi?
– От одного до девяти, тебе зачем? – ответил он.
– Хочу почитать в интернете, как вправлять переломы. Кажется, ты, пока бежал, сломал палец на ноге и не заметил этого из-за адреналина в крови.
– Что?!
Хрясь.
– А-а-а-а!
Наталья Третьякова
Уйти нельзя остаться
Марина с размаху открыла дверь подъезда и без раздумий в пижаме и тапках выскочила в июльский ливень. Пижама мгновенно намокла, пушистые помпоны на тапках грустно поникли, и, будь она книжной героиней, то осталась бы стоять, подняв лицо к небу, а слезы бы, смешиваясь с дождем, уносили печаль.
Марина же вернулась под козырек подъезда и, разглядывая мокрые помпоны на тапках, почему-то вспомнила, что получила их в подарок на Восьмое марта от мужа. Он всегда дарил хорошие подарки – как правило, золотые украшения, но обязательно к подарку прилагалась какая-то приятная мелочь – белые пушистые рукавички на Новый год или вот эти милые тапочки на Восьмое марта. И с горечью подумала, что на это Восьмое марта Андрей покупал подарок уже не только ей.
Как это могло случиться с ними? Мозг, отказываясь принимать ошеломляющую правду, лихорадочно придумывал оправдания, одно нелепее другого. Очень хотелось стать героиней мыльной оперы, где у мужа внезапно нашелся брат-близнец, и они, встретившись, перепутали телефоны. Недоразумение разрешилось, все счастливы, все танцуют.
Вышла бы она за него замуж тогда, молодой девчонкой, если бы знала, как все закончится?
Андрей был красавец, душа их студенческой компании, девчонки сами на него вешались.
А Марина не вешалась, гордая слишком, да и считала, что шансов у нее в этой конкурентной борьбе нет. Не особо красавица, из красивого – золотистые волосы, прозрачная кожа, зеленые глаза, тонкая талия. Остальное на любителя – широкие полные бедра, веснушки и круглые колени. Рубенс бы восхитился и тут же бы начал писать с нее картину, а вот одногруппники восхищения великого художника не разделяли. Но равнодушными тоже не оставались: Марина была остроумной и веселой хохотушкой, мужского внимания всегда хватало. Были в ней какая-то манкость и притягательность.
Андрей не сразу, но разглядел и неожиданно запал. Несколько раз звал погулять вдвоем, она отказывалась, чем раззадоривала его еще больше. На ее день рождения заявился без приглашения с огромным букетом из ста одной розы, по тем временам это была невиданная роскошь. Букет был тяжеленный, не помещался ни в какую вазу, только в ведро. Первый и единственный ее такой огромный букет, больше просила таких не дарить. Первый и единственный ее мужчина – Андрей.