– О, вот ты где! А мы вас ждем за столиком уже полчаса!
И, не дав опомниться, взял за руку:
– Ну пойдем, ты чего?
Они с подругой, прыская от смеха, пошли, чувствуя себя как в кино. Весь вечер хохотали, вспоминая обиженное лицо икающего джентльмена, а после закрытия бара всей компанией поехали по домам на одном такси. Телефонами не обменивались, новых встреч не назначали. Она с подругой вышла из такси около дома, помахав на прощание…
А через неделю увидела его машину около своего подъезда.
– Третий день тебя караулю, такая ты неуловимая, – укоризненно улыбался он.
Его звали Кирилл, он был владельцем процветающего бизнеса. А ее звали София, она была студенткой второго курса. Родители далеко, в другом городе, а она вместе с подругой Юлькой снимала однокомнатную квартиру недалеко от университета. Хорошо жили, весело, хотя, бывало, приходилось неделями питаться макаронами да крупами.
Не сказать, что они бедствовали, но денег никогда не было. Родители присылали впритык на квартиру, продукты и проезд, так как и сами не шиковали. Деньги у девчонок как вода, то помаду новую, то колготки, то сумочку, а потом до следующей «получки» строгая диета.
Кирилл по Сониным меркам был несметно богат – ездил на крутом авто, кормил ее в дорогих ресторанах и дарил огромные букеты роз. Но встречалась с ним она не из-за денег. Хотя вкусная ресторанная еда была приятным бонусом к знакомству. Мама не научила ее тому, что в спутники жизни нужно искать богатого. А учила тому, что главное в жизни – получить хорошее образование. А потом уже можно и замуж, и детей рожать. За кого идти замуж, как выбирать мужчин и в кого нужно влюбляться, мама не научила. И Соня влюблялась в кого попало – то в одногруппника, у которого даже не было денег, чтобы оплатить проезд за двоих, поэтому они гуляли пешком по дворам, тискаясь на лавочках около подъездов. То в продавца в пивном магазине, приглашавшего ее на свидания в подсобку магазина и угощавшего там пивом.
А в богатого Кирилла влюбиться никак не получалось. С ним было интересно, необычно, увлекательно, но бабочки в животе не шевелились. А без бабочек София не могла. Она позволяла Кириллу себя целовать на прощание после свидания. Он закрывал глаза и так прижимал ее к себе, что, казалось, раздавит. А она рассматривала слегка помятую кожу вокруг его глаз и немножко его жалела. Зачем с ним встречается, она и сама не могла себе объяснить. Может быть, ей нравилось, как он смотрел на нее, словно вбирал ее всю глазами. Рядом с ним она чувствовала себя не просто красивой, а особенной. Он восхищался ее остроумием, взахлеб смеялся над ее шутками. Ничего не требовал, не домогался, довольствовался нечастым общением.
А может быть потому, что с Кириллом было интересно, как ни с кем: он знал все и обо всем, его эрудиция и начитанность восхищали Софию. А какой заботливый и галантный: и дверь автомобиля придержит, и куртку свою отдаст, если прохладно. Всего этого так не хватало в ровесниках. Но настоящих чувств к нему не было, Софии он казался слишком взрослым. Высокий, худой, даже какой-то нескладный. Лицо с острыми скулами и орлиным носом всегда выглядело хмурым. Он носил строгие костюмы, галстук и пальто, отчего казался еще старше и серьезнее. Улыбаясь, он преображался: крупные белые зубы придавали лицу одновременно хищное и какое-то детское выражение. Софии нравилось, как он смеется.
Встречались редко, пару раз в неделю, так как Кирилл много работал, часто уезжал. Но Софии хватало таких встреч, ее студенческая жизнь кипела, бурля событиями. Кирилл придавал шик и киношную изысканность ее жизни. На встречи с ним София наряжалась, опустошая гардеробы своих подруг, чтобы соответствовать дорогим ресторанам. И все равно чувствовала себя в пафосных заведениях простушкой.
– Ты здесь самая красивая, Сонь, – замечая ее скованность, говорил Кирилл.
И это было недалеко от правды. Копна вьющихся светлых волос, беспомощно-детское выражение лица в сочетании с волнительными изгибами тела делали ее невозможно притягательной. А то, что она в полной мере не осознавала своей красоты, еще более усиливало эффект. После одного из таких ужинов Кирилл вез ее домой. Разомлевшая от вина и разговоров, София, сбросив туфли, залезла с ногами на сиденье, прижалась к Кириллу и спросила:
– А ты был женат?
Кирилл, не отрывая глаз от дороги, после секундной паузы, ответил:
– Я женат уже почти двадцать лет.
– Скажи еще, что дети есть, – недоверчиво засмеялась София.
– Да, есть, сын и дочь.
– Как интересно, – усмехнулась она, выпрямившись на сиденье, – а жену любишь или у вас все сложно?
– Жену люблю, – буднично ответил Кирилл, словно его спросили, любит ли он гороховый суп.
София потрясенно молчала. Как она сразу не подумала, что взрослый мужчина, конечно же, должен быть женат. Открыла окно, потому что в салоне автомобиля внезапно кончился воздух. Апрельский мелкий дождь обидно хлестнул по лицу.
– Отвези меня, пожалуйста, побыстрее, – закрыв окно и шаря под сиденьем в поиске туфель, попросила Соня.
– Малыш, ты что? Обиделась?
Он называл ее «малыш». Поначалу ей это прозвище казалось смешным и даже глупым. Она смеялась в ответ: «Если я малыш, значит, ты Карлсон».
«Я согласен быть хоть кем рядом с тобой, тем более Карлсон, как ты помнишь, был мужчиной в самом расцвете сил», – отшучивался Кирилл. София так и осталась «малышом», ей даже стало нравиться прозвище, она считала его забавным.
– Мне нужно переварить эту неожиданную новость, – задумчиво ответила София.
– А ты думала, что я свободен? – усмехнулся Кирилл.
– Да, а почему ты усмехаешься? Мне кажется, было бы честно сразу об этом рассказать. Не всем нравится быть в роли любовницы.
– А ты не любовница, Сонь. У нас с тобой ничего не было. Мы вместе проводим время, мне приятно общаться с тобой.
– И целовать меня, – уточнила Соня, – это же не считается, да?
– Послушай меня, пожалуйста, малыш, – сказал Кирилл, остановив автомобиль на обочине. – Я женат всю свою взрослую жизнь, в институте на втором курсе поженились по залету. Никогда не изменял, был хорошим мужем. Не сказать, что у нас все гладко, но в целом нормально, как у всех. Дом, работа, дети. Я не знаю, что тогда произошло в том баре, что я теперь все время думаю о тебе, понимаешь? Я же не лезу к тебе, не требую секса. Просто хочу сам разобраться, с чего меня вдруг так к тебе тянет, что башню рвет. Ты сама-то что ко мне чувствуешь?
– Не знаю, – опустив глаза, ответила Соня, – мне с тобой просто хорошо.
– И все?
– Я не знаю.
– Ладно, давай так: я отвезу тебе домой, а завтра я приеду за тобой в семь часов. Поедем в одно уютное место и там обо всем поговорим. Хорошо?
– Хорошо, – согласилась Соня.
Дома у него пахло жареной курицей. Жена как раз доставала из духовки противень.
– Ты вовремя, как раз все готово.
Они знали друг друга с первого класса. В тринадцать стали парой и больше не расставались. В девятнадцать родили Серегу, еще через год родилась Катя.
Жену звали Алена, высокая, длинноногая, чуть широкоплечая, огромные глаза и ресницы с изгибом аж до бровей. А тело как у дельфина, гладкое и упругое, без ярко выраженных переходов, прямая талия, маленькая грудь. Кириллу в ней нравилось все: и нос с горбинкой, который сама Алена не любила, и почти мальчишеская фигура. Ей это все очень шло, все детали ее тела были настолько гармонично сложены вместе, словно ее собирал кто-то, обладающий пусть необычным, но изысканным вкусом.
Алена нравилась всем. Мальчишкам в классе, парням в институте. Его друзьям. Яркая и улыбчивая, она привлекала взгляды. Замечательно умела слушать и всегда заливисто хохотала над чужими шутками. В общем, была неотразима. Кирилл по молодости сильно ревновал, с годами отпустило. Появилось ощущение нерушимости их семьи, как в детстве, когда думаешь, что мама всегда будет рядом.
Вечером он всегда спешил домой, скучал по Алене и детям. Можно было даже не говорить ни о чем, главное – рядом. Кате десять лет – копия Алены. И такая любовь к ней, что больно. Ноги длинные, тонкие, как у олененка. И глаза в пол-лица. Сердце начинает ныть от одной мысли, что кто-то может ее обидеть, что когда-то ей придется столкнуться с несправедливостью и злостью этого мира.
Серега незаметно вырос и бубнит басом. А только совсем недавно таскали его мелкого на студенческие посиделки с друзьями. Он всегда и везде спал. И под рев музыкальных колонок, и под гогот компании. Зато дочь просыпалась от любого шороха. Сын обожал садик и за все детство болел несколько раз, ветрянкой и соплями. Дочь безвылазно болела всем подряд, ненавидела садик и ни на шаг не отходила от матери лет до шести. Слава богу, в школе ей нравилось, а то они с Аленой очень на этот счет переживали. Кириллу было хорошо дома, в семье. Он не понимал друзей, изменяющих женам. Не понимал, чего они искали на стороне. Когда познакомился с Соней в кафе, даже и представить не мог, чем все это обернется. Она же ровесница сына, девчонка.
А теперь он врет жене, с которой у него двадцать лет брака. Общие дети. Общие друзья. Общие планы. А частенько и мысли. А Соней вообще нет ничего общего. Может, поэтому к ней так тянет. И хотя в свои тридцать восемь Кирилл считал себя молодым, но все же девятнадцатилетняя девочка – это странно и даже как-то противоестественно. Но при мысли о ней у него стучало во всем теле. Вечером, лежа в постели с женой, резко и неприятно пахнущей кремом, он вспомнил давний разговор.
Тогда их общий друг, Костя, ушел к другой, бросив жену с двумя детьми. Костя увлекался скалолазанием. Жена увлечения не поддерживала, но и не запрещала. В одной из поездок Костя покорил какую-то гору и девушку. Через три месяца он переехал к девушке жить. А к бывшей жене переехала мама, вернув разрушенной семье подобие устойчивости. Скалолаз увлекся построением новой семьи, а свои отцовские обязанности ограничил выплатой алиментов, сведя общение с детьми к подаркам на дни рождения.