– Катька что-то приболела, пришла из школы с температурищей тридцать девять. Лежит как тряпочка.
– Дай ей трубку.
Голос дочери, минуя уши и мозг, шел сразу в самое сердце:
– Папочка, ты скоро приедешь?
– Завтра. Как ты умудрилась так сильно заболеть? Выздоравливай скорее, моя маленькая.
– Постараюсь, – шмыгнула носом дочь.
– Скоро увидимся. Куплю тебе твое печенье в аэропорту.
– Хорошо, буду ждать. Пока, папочка.
Дочь любила печенье, продаваемое в одной из кофеен аэропорта. Кирилл обязательно покупал его, когда возвращался из поездок. Подняв глаза, увидел Соню, прислонившуюся к косяку подъездной двери. На голову и плечи накинут плед, глаза хрустальные от слез.
– Малыш… – выдохнул Кирилл.
– Папа из каждой поездки, он часто по командировкам мотался, привозил мне шоколад или конфеты, именно местных кондитерских фабрик. Мы устраивали дегустации. В этот раз приехала – меня ждали пакеты сразу из трех командировок. Только папа не дождался, – захлебнулась рыданиями Соня.
– Малыш, мне очень жаль.
– Зачем ты приехал?
– Ты не пришла на встречу и не отвечала на звонки, я волновался.
– Ну, как видишь, со мной все в порядке – я жива и даже здорова. Возвращайся к семье и дочери.
– Я завтра уеду. Могу я чем-то помочь?
– Чем тут поможешь, – отвернулась Соня, уходя в подъезд.
– Сонь, подожди, ты когда планируешь вернуться?
– Не знаю.
– Как? А институт?
– Мама не может платить за мое обучение. Семестр закончу и возьму пока академ, а потом, наверное, переведусь на заочку. Буду здесь жить и работать, мама поможет устроиться. На сессии буду приезжать.
Кирилл молчал.
– Ладно, я пошла, мама будет волноваться. Дочери скорейшего выздоровления. Прощай, Карлсон.
Кирилл вернулся домой, а через месяц уехал в более крупный город, открывать филиал своего бизнеса. Он не планировал там надолго задерживаться, но вышло иначе – дела, требовавшие его участия, задержали его на месяц. Жена Алена взяла отпуск, оставила бабушку присматривать за детьми и приехала к мужу. Кирилл старался освободиться пораньше, и они с Аленой гуляли по старинным улочкам, кормили уток, ходили по музеям и кино. Казалось, что они сбежали с лекций, как когда-то давно, что впереди у них вся жизнь, а каждая травинка обещает счастье.
Мир снова сиял красками, и кислорода в воздухе было достаточно. Кирилл словно сошел вниз с той горы, где голову туманило кислородное голодание. Мысли о Соне перестали неотступно преследовать его. Теперь они походили на воспоминание о сне, в котором ты любишь до боли и какое-то время еще помнишь эти чувства и эмоции, но настоящая жизнь постепенно стирает воспоминания.
Кирилл решил не возвращаться домой, чтобы не давать себе шанса. Чтобы снова не подняться на ту гору, где забываешь об обещаниях. Тем более они с Аленой давно говорили о переезде, но никаких шагов в эту сторону не предпринимали. Просто хотели, но без конкретики. А тут, на месте, все конкретно решили. Говорят, когда переезжаешь на новое место, у тебя появляется шанс начать все сначала.
В ответ на Сонино заявление на академический отпуск в связи с невозможностью оплачивать учебу из университета пришел ответ, что ее обучение полностью оплачено фондом для одаренных студентов «Карлсон».
Все будет хорошо
Полина первая вошла в новенький, пахнущий строительной пылью лифт. Стены лифта, временно зашитые фанерными листами, мохрились объявлениями, предлагающими услуги ремонтных бригад, вывоза строительного мусора и клининга.
– Вам какой этаж? – игриво глядя на Полину, спросил зашедший следом мужчина.
– Верхний, – томно прикрыв глаза и поглаживая недвусмысленно выпирающий живот, обтянутый легким сарафаном, ответила Полина.
– О, значит, мы соседи, – улыбнулся мужчина, нажимая кнопку двадцать пятого этажа, – познакомимся поближе?
– Нет, муж не разрешает знакомиться с посторонними, – отрывая листочек с телефоном клининга, запротестовала Полина.
– А мы ему не скажем, – парировал мужчина и, утробно зарычав, набросился на Полину с поцелуями.
– Ну Сережа! – смеясь, отбивалась девушка. – Прекрати, я в туалет хочу!
В их новенькой просторной квартире сегодня наконец-то должен был завершиться ремонт, рабочие устраняли мелкие недоделки. Останется только все отмыть, и можно будет переехать. Через месяц уже рожать, а ведь нужно успеть разобрать коробки, все разложить, обустроить детскую.
Пока Сергей общался с бригадиром ремонтников, Полина вышла на балкон. Вид с высоты верхнего этажа на парк и реку был потрясающий, аж дух захватывало. Полина представила, как они будут здесь завтракать, сидя в плетеных креслах, а вечером провожать закаты и пить вино. «Хотя с вином придется подождать некоторое время», – она скосила глаза на живот и усмехнулась, ощущая себя бесконечно счастливой, несмотря на всю ремонтную нервотрепку и заботы с переездом.
Любуясь видом, Полина заметила девушку, стоящую на общем балконе. Балконы имелись на каждом этаже, попасть на них можно было через лестницу, но ею мало кто пользовался – жильцы предпочитали ездить на лифте.
Девушка стояла, обхватив себя за плечи, и плакала. Теплый летний ветер, словно пытаясь отвлечь, налетал порывами, ворошил ее длинные светлые волосы, раздувал подол короткого голубого платья и бросал к ногам невесомые облачка тополиного пуха. Будто пытаясь скрыться от назойливого сочувствия, девушка закрыла лицо руками и, сотрясаясь в рыданиях, спиной сползла по балконному ограждению на пол.
Хрупкая девичья фигурка на бетонном полу балкона, отделенная от бездны всего лишь прутьями ограждения, выражала такое глубокое отчаяние, что у Полины перехватило дыхание и сердце на секунду словно остановилось. Даже два сердца. А потом бухнули так, что зашумело в ушах и кровь застучала даже в кончиках пальцев.
Полина выскочила с балкона и быстрым шагом, почти бегом, насколько позволял беременный живот, направилась в подъезд.
– Ты куда? – окликнул Сережа.
– Я сейчас, мне тут надо, скоро вернусь, – уже из подъезда крикнула Полина.
Шумно дыша и переваливаясь как утка, Полина бежала по длинному коридору, поддерживая живот ладонью. Вот и выход на лестницу. Дверь на балкон была такой тугой, что пришлось навалиться всем телом.
Девушка в голубом платье уже не сидела на полу, а стояла ногами на нижней перекладине балконного ограждения и смотрела вниз. Вздрогнув от звука открываемой двери, она обернулась, и Полина увидела, что та совсем юная, лет семнадцати, может чуть больше.
– Привет, – улыбнулась Полина.
– Привет, – еле слышно ответила девушка, вернувшись на пол.
– Погода такая чудесная, решила выйти, подышать, а то у нас в квартире пыль столбом. Когда уже этот ремонт закончится! Ты из какой квартиры? – защебетала Полина.
Девушка опустила глаза и отвернулась, размазывая по щекам слезы.
– Тебя как зовут? – не отступала Полина.
– Надя, – прошептала девушка.
– Надя – имя такое сейчас редкое, но красивое. Помнишь, как в кино – моя Надя приехала?
– Помню, дурацкое кино.
– Нет, хорошее, взрослым понятное. Вырастешь, поймешь, – засмеялась Полина.
– Да я уже… выросла. – Губы у нее затряслись и, отвернувшись, девушка заплакала навзрыд.
Полина подошла к ней ближе и, секунду поколебавшись, обняла, прижавшись животом. Надя сначала вздрогнула, а потом обмякла, только плечи сотрясались в рыданиях. Полина прошептала:
– Я увидела тебя и сразу поняла, зачем ты сюда пришла. Рада бы ошибиться, но это словно шестое чувство или, как это назвать, но я словно твои мысли слышу…
Девушка замерла и, чуть отстранившись, подняла на Полину заплаканные глаза.
– Ты мне сейчас не поверишь, но я все равно скажу – у тебя совсем скоро все будет замечательно. Столько всего хорошего в твоей жизни будет, ты, главное, просто знай об этом. Можешь не верить, просто подожди, и сама все увидишь.
– У меня нет сил ждать, когда наступит это хорошо, – прошептала девушка сквозь рыдания, – я больше не могу.
– Я тоже когда-то думала, что больше не могу. Тоже стояла на самом краю, только этаж был девятый.
В тот день, – глядя в небо невидящими глазами начала рассказывать Полина, – был год со дня смерти мамы. И за день до годовщины я узнала, что мой парень изменяет мне с моей же подружкой. У меня, кроме них двоих, и не было больше никого, отец давно от нас с мамой ушел, бабушки-дедушки далеко, я и не знала их толком. Считай, парень и подруга были самые близкие люди, только они и помогли мне смерть мамы пережить.
Утром поехала в универ, а парень дома остался, ему позже надо было на учебу. Приехала – первую пару отменили, преподаватель заболел. И решила домой вернуться, прогулять вторую и третью пары, они не очень важные были. Зашла в квартиру, а там он с подружкой моей на диване. Оба голые. Как в кино, блин.
Я тогда по городу до ночи шлялась, рыдала. Не знала, как дальше жить. Хотелось только одного – к маме. Переночевала у другой подружки. Она в девятиэтажке жила. Утром ей сказала, что в универ поехала, а сама на крышу поднялась. Мы летом там часто загорали, я знала, что навесной замок на двери на крышу одна видимость – не запирается, просто висит. Села на парапет крыши и смотрела вниз. Страшно было только одно – а вдруг не разобьюсь, а просто сильно покалечусь? Но внизу асфальт, такое маловероятно. Спрыгну и наконец-то увижу маму. Записку написала на листочке из тетрадки по юриспруденции, ну, все как положено – в моей смерти прошу никого не винить, фамилию, имя, отчество и дату. В карман джинсов положила. И никакого страха, никаких сомнений в правильности решения не было, нужно только досчитать до десяти и…
И тут я услышала какой-то шум, оглянулась – в дверь ввалились два парня с мотком проводов. Я быстренько с парапета соскочила, такая досада меня взяла – помешали. Уставились на меня, и один из них, высокий такой, симпатичный, нос только как у боксера, сломанный, спросил: