– Ни в чем. Я лишь процитировала некоторые изречения из книг.
– Ах, ну да! – Римма улыбнулась. – Так, дети. А ну марш на занятия. Остальные вопросы Светлана Аркадьевна решит сама.
Парни быстро встали и вышли из библиотеки. Через десять минут Света уже видела в окно, как они шли по тротуару мимо школьного забора, выдыхая папиросный дым.
– Если вы не справляетесь со своими обязанностями, то лучше вам уйти, – Римма Федоровна распалялась все больше. – И вообще, вам не место в школе. Вы не можете работать с детьми.
– Почему же?
– Такие, как вы, не умеют любить. Это достоверно известно.
– Так вы тут все не конфетки, чтобы вас любить. Я делаю свою работу, а вы делайте свою. Я не подчиняюсь вам, так что, Римма Федоровна, идите и воспитывайте своего сына. Он курит, а вам все равно.
Лицо завуча залилось краской, она быстро развернулась и вышла в коридор. Эта девчонка порядком раздражала Римму. Вот только чем? Тем ли, что стала любимицей директрисы, или тем, что в ней было столько силы и уверенности, даже при наличии внешних уродств, сколько Римме не взрастить в себе никогда.
Римма Федоровна работала в школе с института. Рано вышла замуж, но с мужем что-то не заладилось, ему не хватало домашней Риммы с пирогами и легким румянцем на щеках. Жена всегда приходила домой взвинченная, расстроенная. Она так боялась признаться себе, что не любит детей, боролась с этим недостатком, но он, казалось, только пил из нее жизненные силы, заставляя злиться по пустякам. А когда родился Сашка, стало еще тяжелее. Потом появился Славик. Два ребенка, два постоянно требующих внимания существа, ждущих, что их будут любить, еще больше выводили из себя завуча школы.
А эта Светка всегда так спокойно вела себя со всеми, так гордо и независимо держалась. Да она не уважает никого, вот что. Все они, детдомовские, такие.
Римма Федоровна кивнула своим мыслям и направилась к директору. Уж она постарается, чтобы Света здесь больше не работала.
Ольга Филипповна, развернувшись в своем большом кожаном кресле, смотрела в окно. Как же хорошо, что она отстояла кусты акаций, разросшихся под окнами первого этажа. Их желтые цветы напоминали детство, а зимой, когда каждая веточка забиралась в кокон из белого пушистого плюша, Ольге казалось, что она стоит в лесу, маленькая, совсем еще ребенок, над головой сомкнулись ветви огромных спящих дубов, а кустики акации вот-вот зазвенят от стаек воробьев, затрясутся от их легких прыжков. Оля насыпет им крошек и отойдет подальше, любуясь.
Стук в дверь заставил Ольгу Филипповну развернуться, моргнуть и сделать глубокий вдох.
– Что? – Она строго посмотрела на Римму Федоровну, стоящую на пороге.
– Да поговорить пришла. По поводу этой новой библиотекарши.
– Риммочка, нет такого слова. Ты же педагог.
Ольга напряглась. Нужно собраться с мыслями.
– В общем, она детей заставляет свою работу делать, да еще наобещала зачеты по другим предметам. Я вот никогда никого ни о чем не прошу. Я специалист, а она, пусть даже в силу своих особенностей, – Римма скривилась, показав правую руку, – не может выполнять наложенные на нее обязанности.
– Значит так. – Ольга откинулась на спинку кресла. – Ребят к ней направила я. Зачеты им пообещала я. Света будет работать у нас столько, сколько посчитаю нужным. А вам, Римма Федоровна, я бы порекомендовала чаще заглядывать в дневник сына. Зачет, поставленный за ерунду, ему сейчас будет очень кстати.
Ольга опустила глаза, показывая, что разговор окончен.
– Да? Так, значит? Значит, не слежу за сыном? Зато он у меня хоть есть, а ты, – Римма улыбнулась, – так и сидишь одна в этом кабинете. Здесь и сгниешь. Со своими кубками и медалями. И Светка твоя не далеко от тебя уйдет. Ты ее за дочку приняла? Ну-ну! Но я-то знаю, что детдомовские, – а она такая, в личном деле смотрела, – не умеют благодарить. Вот увидишь.
Римма, зыркнув на секретаря, быстро ушла. Ольга не уволит ее, не посмеет, ведь именно благодаря ей, Римме, спортсменка-калека оказалась в нужном месте в нужное время, села в кресло руководителя, хоть чем-то заполнив свою развалившуюся жизнь.
Хирург поликлиники, Вадим Георгиевич, мужчина средних лет, внимательно просмотрел Светины выписки, медицинскую карту, потом поднял взгляд на пациентку и тихо спросил:
– Что-нибудь беспокоит? Помимо всего, что у вас не там и не так, – он смутился от своего корявого обращения. – Извините, впервые встречаюсь с таким человеком, как вы.
– Не переживайте! – Светлана махнула рукой. – Давно привыкла, что являюсь интересным научным феноменом для вашей братии.
Она ничуть не стеснялась этого серьезного бородатого доктора, смело смотрела ему в глаза.
Молодое тело, расчерченное рубцами, вызывало у Вадима смешанное чувство жалости, удивления и ощущение какой-то неправильности всего происходящего. Он, Вадим Георгиевич, проживший почти половину своей жизни, имел на себе разве что пару следов от порезов бритвой, у него иногда болели колени, и отит, подхваченный в детстве, частенько напоминал о себе. Здесь же было странно, как организм этой женщины вообще способен жить, делая ее лицо румяным и таким непреклонно счастливым.
– Ничего не беспокоит. А если что-то и есть, то знаю, как с этим бороться, – Светлана улыбнулась. – Видела в парке вашу дочь и жену, – девушка кивнула на фотографию в рамке. – Даша очень быстро катается на самокате.
– Что? Где? Ах, в парке, – Вадим смутился. – А не на вас ли Дашка наехала?
Светлана хотела что-то ответить, но в дверь постучали.
– Нельзя ли побыстрее? Мы на работу опаздываем. – Коллеги библиотекаря не желали долго ждать своей очереди.
– В общем, вам тут все отметил. Но у вас скоро же комиссия, тогда отдельно придете. И дочку простите, она у меня немного дикая.
Света забрала карту и кивнула.
Возвращаясь вечером домой, вспоминала Вадима, размышляла, за что он выбрал себе в жены ту женщину, представляла, как он приходит домой и поднимает на руки Дашу, целуя ее в курносый нос, а жена стоит рядом и ждет своей очереди.
Пожалуй, это был первый раз, когда Светке отчаянно захотелось быть любимой, замужем, родить ребенка и смотреть на него каждый день, радуясь маленьким победам. Но это невозможно. По крайней мере, ни детей, ни свадьбы ждать не приходилось. Света хорошо помнила, как морщились мужчины, смотря на ее тело в купальнике. Кто-то, конечно, может жениться ради квартиры или из жалости. Но вот родить все равно не получится. Этой функции у ее организма больше не было. «Облегченная версия» женщины, как о себе говорила иногда Света. И исправить это уже нельзя.
Светлана пришла домой позже обычного. Долго ходила по улицам, сидела на лавочках, разминая руку, потом вставала и снова шла вперед. Люди обходили хромую девчонку, бурчали благодарность, если она пропускала их вперед, и неслись дальше, мимо ее жизни.
Вадим, закончив смену и сдав карты в регистратуру, схватил пальто и побежал домой. Жена Иришка всегда ругалась, если задерживался на работе. Даша и двое ее братьев порядком выводили мать из себя, к вечеру она была готова скандалить по каждому поводу, хотя и детей, и мужа безумно любила.
– Мне нужен один день, – иногда говорила она, вытирая слезы. – Нет, два дня. Только два, без всех вас. В первый буду спать, во второй пойду по магазинам, застряну в примерочных, ничего, конечно же, не куплю, расстроюсь и пойду в кафе. Буду сидеть там столько, сколько хочу, есть то, что хочу, и никто не испачкает меня едой. А потом…
Чаще всего на этом мечты прерывались плачем одного из близнецов, Ира с грохотом ставила чашку чая на стол и уходила в детскую. А Вадим закрывал лицо руками и застывал в такой позе, не думая ни о чем. Он ушел из больницы, потому что Ире казалось, что мужа никогда нет дома, устроился в поликлинику, сидел с детьми по выходным, а по ночам, во сне, снова шел по коридорам хирургического отделения, стоял за операционным столом, слыша, как размеренно пищат датчики и медсестра гремит инструментами. Все перекроили свои жизни, перешили, подлатали места, где ткань разорвалась от натяжения, но в новом сюртуке было уже не так уютно. Что поделаешь, семейная жизнь.
Из головы Вадима все не шел тот случай с пациенткой, ее история болезни, спокойный ответ, что все хорошо, улыбка. Ее кромсали и сшивали много раз, а она радуется, подволакивая ногу и еле шевеля правой рукой. Откуда в девчонке столько силы? Для какой миссии она осталась жить?
Вадим верил, что все происходящее не случайно. Каждый человек, прошедший через его операционную, был для чего-то нужен, его полагалось спасти во что бы то ни стало. Коллеги смеялись над такими убеждениями Вадима, утверждая, что естественный отбор правит миром, что, как ни крути, хирург не Бог, он может не сдюжить. Но ведь Бог привел именно его, Вадима, в медицину, а значит, нужно делать все так, как бы сделал для самого себя.
Уснул Вадим поздно.
Светлана тоже долго ворочалась, вспоминая Дашу, а еще намеки Риммы Федоровны, что детдомовские не могут любить детей, что они вообще не могут любить. Не обучены.
Как-то так само собой получилось, что Ольга стала выделять Светлану среди подчиненных. Свете первой предлагала билеты в театр, если их присылали из Управления, всегда следила за тем, чтобы в библиотеке не было проблем с отоплением, техника работала исправно, а в книгохранилище присылала охранника, если нужно было выдавать учебники детям.
– В любимчики выбилась, – говорили другие учителя. – Но у Ольги долго в фаворитах мало кто продержался. Даже, вон, Римма, и та теперь в немилости.
– Рыбак рыбака, – говорили, кивая, сотрудники бухгалтерии. – Что уж тут поделать.
– Света! – Ольга Филипповна вызвала библиотекаря в кабинет. – Зайди. Как дела?
– Нормально, учебники на следующий год привезли, все распределила.
– Хорошо. Очень хорошо. Света, у меня есть путевка на море, в августе. Поедешь?