– Ну подождите! Я согласна, было скучно… Точно! – захлопала в ладоши Наташа, отчего Скорбина начало пучить. – А давайте в караоке?
– Зачем?
– Будет классно! Что вы любите петь?
– Псалмы.
Караоке-бар был полон людей. Перепонки Скорбина, обычно тяжело воспринимающие даже взмах крыльев комара, испытывали агонию. Одурманенные Бахусом люди искренне верили в свои музыкальные таланты и пытались брать оперные ноты там, где в песне шел речитатив. Воздух был таким концентрированным от веселья, что хоть ножом режь.
Наташа заказала столик и побежала оплачивать песню для Скорбина. Через пять минут принесли напитки. Заиграла музыка. Наташа исполнила все известные песни, посвященные дню рождения, которые адресовала своему сегодняшнему спутнику. Зал аплодировал каждый раз все громче и поздравлял именинника все жарче, требуя его на сцену.
Скорбин отбивался как мог: плакал, притворялся спящим и глухонемым, а Фитиль кусал за пальцы тех, кто пытался похлопать Гену по плечу или обнять. В конце концов защита пала, именинника вытащили в центр зала, вручили кусок торта, микрофон и подарили десять песен на выбор.
Понимая, что сбежать не получится, Скорбин выбрал самое веселое, что пришло ему в голову. Кивнув диджею, Гена прочистил горло и под шум праздной толпы начал с Боярского.
Гена пел чисто и искренне, как полководец перед лицом неминуемого конца. Он без устали повторял: «Все пройдет: и печаль, и радость». Особенно у Скорбина получалось делать акцент на слове «радость». После первого припева в кафе прекратились все разговоры, после второго алкоголь перестал действовать, после третьего послышались рыдания повара и треск разрывающегося сердца су-шефа.
Скорбина пытались увести со сцены, умоляли замолчать, но он уже вошел во вкус и не принимал ни денег, ни угроз.
– Следующая песня называется «Как молоды мы были», – объявил Гена, и бросивший курить двадцать лет назад директор кафе за пару минут втянул в себя половину пачки.
Когда от тоски начала дохнуть рыба в аквариуме, руководство вызвало полицию. Но Скорбин успел заказать последнюю песню про уходящее куда-то детство, которую на этот раз исполнял Фитиль, так как Гене вставили в рот кляп.
Через пять минут совершенно трезвые люди покидали закрывшееся кафе. Директор обещал, что продаст оборудование, если до утра не захлебнется слезами.
Скорбин и Наташа прогуливались по самым мрачным переулкам, слушая Фитиля, который читал им стихи собственного сочинения. Иногда из густых теней на них нападали вооруженные люди и отдавали все свои деньги, умоляя простить им грехи.
– А вы в квестах когда-нибудь участвовали? – спросила Наташа, понимая, что вечер теряет свое праздничное волшебство.
– Что за квесты?
– Ну там страшная комната, призраки, лабиринты, – загорелась Наташа, – страх, уныние – всё, как вы любите!
– Звучит многообещающе, – совсем раскис Скорбин, а Фитиль от скуки захрапел, как взрослый мужик.
Наташа разыскала в интернете самый жуткий квест и вызвала такси. В темных лабиринтах Гена и правда начал чувствовать себя лучше. Резкие звуки поднимали ему настроение, а устрашающая музыка – аппетит. Развеселившись настолько, насколько это возможно, он начал гоняться за актерами и делиться с ними эмоциями. На выходе Скорбину вернули деньги и даже предложили роль дементора, но он отказался, сославшись на то, что уже имеет работу.
– Это был худший вечер в моей жизни, – призналась Наташа, когда они прощались с Геной у его подъезда.
– Согласен. И раз уж все равно мы оба плохо провели время, не хотите зайти в гости и съесть торт?
– А вы сами хотите, чтобы я зашла?
– Нет. Но Фитиль уже потух, а я не привык есть в одиночестве.
– Хорошо, – улыбнулась Наташа, и они поднялись на самый верхний этаж, словно на вершину древней башни.
Дома у Скорбина было неуютно и холодно. Минимум мебели, пианино, пара тарелок и безвкусные зеленые обои во всех комнатах. Достав из морозилки торт, Гена кое-как воткнул в него единственную свечу и поставил чайник. Пока тот закипал, Скорбин сел за пианино и начал играть Бетховена. Никто из соседей не стучал по батареям, потому что этот мизантроп мог в ответ морзянкой вогнать человека в депрессию.
Когда они уселись за стол, Наташа спросила:
– Вот скажите, а кем вы с таким характером работаете? Вы криминалист? Работник ритуальных услуг? Военный?
– Я писатель. Книжки пишу, рассказы, иногда пьесы.
– Ужастики?
– Нет. В основном комедии или детские книги.
– Что?! – впервые Наташа подумала, что Скорбин пошутил.
– Ну да. Юмористическая проза.
– Да врете вы все! – обиделась девушка.
– Нет, не вру.
Он ушел в другую комнату, а вернувшись, положил на стол несколько книг с очень яркими обложками и весьма позитивными названиями.
– Геннадий Скорбин, – прочла Наташа и открыла первый попавшийся рассказ.
Она сделала глоток чая, и уже через несколько секунд он фонтанчиком выплеснулся у нее через нос. Наташа засмеялась так, что начала давиться. Скорбин смотрел на нее с каменным лицом.
– Господи, да это же просто умора!
Не сдерживая смеха и слез, Наташа продолжила читать. Рассказ за рассказом проглатывались легко, как родниковая вода.
– Это вы написали?
– Некоторые обороты придумал Фитиль.
– Быть не может! Но вы же такой весь мрачный и серый.
– А вы вся такая веселая и радостная. А что у вас на самом деле на душе? – внезапно спросил Скорбин, и Наташа замолчала. Немного подумав, она наконец грустно выдала:
– Пустота.
Мужчина кивнул и налил еще чаю.
– Завтра придете? – спросил он, надкусив торт и стряхнув крошки со стола.
– А можно?
– Нет. Но вы все равно приходите.
– А книгу подарите?
– Я лучше для вас новую напишу.
Не подглядывай!
– Игорь, вот скажите, измены в вашей семье – это норма, да? – с порога напала на свекра Лена.
Кое-как продрав сонные глаза, мужчина промычал что-то про кофе и впустил зареванную невестку в дом.
Намолов зерна и поставив турку на огонь, Игорь зевнул и предложил перейти к сути.
– Началось все с театрального бинокля, который ваш сын забыл сдать после представления пару месяцев назад. На следующий день он его вернул, чтобы забрать залог, но за вечер этот бинокль успел натворить бед.
Раскрасневшаяся от слез Лена говорила в забитый нос, отчего голос ее звучал как у Совы из «Винни-Пуха».
Прослушав многообещающее вступление, Игорь понял, что одним кофе тут не отделаться, и полез в шкаф за подарочным коньяком. Добавив по чайной ложке в пустые кружки, он кивком головы дал отмашку продолжать.
– Половину вечера Леша провел на кухне, разглядывая что-то в окне. Я не придала тогда этому значения. Мужчины – это дети в любом возрасте, я понимаю. Дай им какую-нибудь безделушку, и они часами будут с ней возиться.
Свекор обиженно нахмурился, хотя сам тем временем вертел в руках перочинный нож. А Лена продолжала:
– Прошло две недели, я уже и забыла про тот случай. Тут прихожу домой, а на столе лежит коробка из-под бинокля, который Лешка заказал в интернете.
Свекор все еще не понимал, что происходит, но уже забыл про кофе, и тот благополучно убежал из турки на плиту.
Пришлось поставить новый.
– На мой вопрос: зачем тебе бинокль, он мне знаете, что ответил? – в красных глазах Лены собралась новая партия слез, но свекор лишь прокашлял что-то похожее на слово «нет». – Сказал, что ему нравится изучать звезды, мол, с детства мечтал бороздить космос. Я обрадовалась, наивно полагая, что наконец-то мой скучный муж нашел себе занятие, кроме компьютера и телефона. Но он как-то пристрастился. Каждый вечер Лешка теперь проводил на кухне с выключенным светом и смотрел в свой бинокль. Потом возвращался в комнату весь какой-то возбужденный, а иногда даже облизывался, глядя на меня. Пару раз я просила показать мне эти самые звезды, но он лишь отмахивался. Говорил, что я все равно ничего не пойму. Дальше – хуже. Он вре́зал замок в дверь на кухню, чтобы я не могла войти, объяснив тем, что ему требуется полное уединение.
Свекор начинал потихоньку догадываться, о чем идет речь.
– И вот как-то раз Леша вышел из дома за сигаретами, а бинокль оставил на подоконнике. Вечер тогда был облачный, никаких звезд не видно, но он провел за своими наблюдениями не меньше получаса. Я решила из любопытства посмотреть. Ведь должно же там быть что-то такое, что мой муж каждый вечер с невероятным рвением спешит лицезреть!
Слушая с неподдельным интересом, Игорь медленно налил дымящийся кофе себе в кружку, где уже был коньяк.
– Я посмотрела в небо и, разумеется, ничего не увидела. Зато, наведя бинокль на соседнюю девятиэтажку, я заметила всего одно незашторенное окно, в котором горел свет. Это была чья-то кухня, которая очень четко просматривалась через бинокль – очевидно, что он был настроен именно на это расстояние. И потом я увидела ту самую «звезду», которой этот астроном недоделанный любовался все это время!
Лена отпила кофе прямо из турки и запила коньяком из бутылки.
– Голую? – аккуратно поинтересовался свекор.
– Нет, но краси-и-и-вую… – зарыдала Лена.
– Леночка, кхм-кхе, может не все так страшно, как кажется?
– Страшно, еще как страшно, – отмахнулась невестка. – Я как-то раз спросила у него между делом: «Как там пояс Ориона поживает?» Знаете, что он мне ответил?
Свекор пожал плечами.
– Спросил, в каком весе выступает этот боец! Он решил, что речь о смешанных единоборствах.
– Я не знаю, что сказать… Мы его так не воспитывали, – мужчина искренне сочувствовал невестке, но не представлял, как помочь.
– Словами тут вряд ли поможешь…
Лена снова потянулась за коньяком, но свекор отодвинул от нее бутылку, взглянув на часы, которые показывали десять утра.
– Вчера курьер приходил, – продолжала она, – принес большую упаковку. Оказалось, телескоп. Купил у какого-то очередного астронома-извращенца с рук в интернете. Говорит, что не может детально разглядеть полушария спутников Сатурна. Понимаете? Он собрался уже в деталях ее полушария рассматривать!