Хотя, как всё? Кучу вопросов надо было решить: что они будут пить и есть, под что выплясывать, а в первую очередь – кто это они, «три мушкетера» и Розочка? Она первая и высказалась по этому поводу, причем довольно категорично: «что это я одна буду с вами сидеть!» – сказала, и она же заявила, что все должны быть парами. Одна, положим, уже была – Розочка и Горка (Всеволод, похоже, сгинул), вторая вырисовывалась благодаря Раечке с… «Гусманка, будешь за ней ухаживать, понял?» – скомандовала Розочка (Гусман вдруг покраснел), оставался Равиль, но Розочка и тут все решила в один день – сбегала к Раечке, и та пообещала привести школьную подругу Асю. Они все ее видели пару раз, знали, можно сказать, так что особых возражений не было, если не считать того, что Равиль взбрыкнул для виду: как это – без него его женили? Но Ася была симпатичная, и дальше взбрыка протесты не пошли.
Сложнее оказалось с музыкой. Равиль, покопавшись в родительской коллекции пластинок, выудил Цфасмана и Рознера, «Караван» Эллингтона, Горка добавил его же – чехословацкий диск «Royal Garden Blues», купленный в «Спорткульттоварах» вместе с великом, понятно было, что «какой-то музон будет по телику» (как авторитетно сообщил Равиль), но они-то сходили с ума совсем по другому – «Twist again», «Rock Around the Clock» – вот это всё, и Горка отправился к Наилю.
Тот, как и положено барыге, даже слушать не захотел о том, чтобы дать пару-другую пленок «рока на костях» напрокат, резонно заявив, что после того, как их попилят, он их уже больше никому не продаст. Горка поуламывал его, теша себя слабой надеждой, потом плюнул и предложил мену.
– Мену? – переспросил Наиль. – А что у тебя есть на мену?
Горка об этом уже подумал, пока уламывал, и был готов.
– Финка есть, – сообщил он, – наборная, трофейная бритва есть, немецкая, «Solingen».
– «Solingen»? – заинтересовался Наиль. – А финка тоже «Solingen»? – И захихикал.
Все-таки противный он был мужик!
Тем не менее и бритва, и даже финка произвели на Наиля впечатление, и, поторговавшись, они сошлись, что это стоит четырех пленок. Так Горка стал обладателем и Ника Хейли, и Элвиса Пресли (целых две – «I Want You, I Need You, I Love You» и «Love Me Tender»), и в придачу безымянного блюза на безымянном тазобедренном суставе. Все сложилось отлично, если не считать того, что Горке эти пленки слушать было не на чем (надо было отцу сразу радиолу покупать, подумал он с досадой, а не просто приемник), но факт, что он предложит друзьям такую роскошь на новый год, вдохновлял, конечно.
С едой и напитками решили не заморачиваться, точнее – Равиль решил.
– Давайте так, пацаны, – заявил (Розочка зыркнула на него), – кто что захочет, тот то и принесет, – шампанское там, винцо, колбаску какую или шпроты, а вообще, Нажиба апа наготовит, – (Розочка снова зыркнула, он немножко смутился, но закончил уверенно), – Розкина мама наготовит, пуза полопаются!
На том и порешили, и, надо сказать, насчет Розочкиной мамы Равилька был абсолютно прав: 31-го на столе было вдосталь пермячей и эчпочмаков, тушеной баранины, чак-чака и много чего еще. А Равилька вдобавок притащил полпалки тугой, пряно пахнущей колбасы. «финская салями из ослиного мяса», – сообщил с гордостью. Будто сам делал.
Когда Горка пришел по адресу (договаривались к восьми), Равиль и Розочка, на правах квазихозяев пришедшие пораньше, успели увешать квартиру электрогирляндами (малорослая елочка в углу была заблаговременно украшена Галей, наверное), более-менее накрыть на стол и прохаживались, прикидывая, что бы еще улучшить. Но в чем прохаживались! Розочка гарцевала на шпильках, в обтягивающей кожаной юбке заметно выше ее идеально круглых коленок и пурпурной нейлоновой водолазке, Равиль – в такой же, только черной, и приталенном табачного цвета пиджаке. «дуслар, – выдохнул Горка, – вы из „Америки“ это нарезали?» Оба довольно хмыкнули, а Равиль подтвердил:
– Прямо из нее! ОРС, Горка, отдел рабочего снабжения «Татнефти», – какая там Америка!
Он, похоже, не понял юмора, так был горд своими с сестрой обновками.
Но это было только начало. Спустя время явился Гусман, и тут уже у троих встречавших отвалились челюсти: он был весь в черном (и в «дудочках», конечно), но главное – он смастрячил на голове густо набриолиненный кок и выглядел как какой-нибудь вождь команчей. А когда пришли Раечка и Ася и Раечка осторожно освободила от полушалка свою головку, стало ясно, кто тут настоящая Брижит Бардо, – такую роскошную объемную «бабетту» ей сделали! И бирюзовая полупрозрачная блузка с рюшами, и плиссированная голубая юбка…
– Ты ли это, Райса?! – делано вроде, но с искренним удивлением спросил Равиль.
– Я старалась, – томно потупилась Раечка. – Между прочим, если ты не заметил, у твоей сестренки тоже «бабетта», только с челкой, просто мне так не пошло.
– Да чё там у Розки замечать, – отмахнулся Равиль, – с челкой – это называется «я у мамы дурочка».
– Это ты у мамы дурачок, – оборвала его смех Розочка, – а я какая надо у мамы!
И тут все спохватились и посмотрели на Асю. Она стояла в дверях в гостиную и слушала их пикировку. В простеньком костюмчике с юбкой-«шотландкой», с расчесанными на прямой пробор темно-русыми волосами до плеч… Балагуры смутились, засуетились, а Ася, осмотревшись, вдруг обратилась к Горке, причем на «вы».
– Егор, – сказала она раздумчиво, – а вы на Делона похожи, знаете? Может, из-за «бабочки».
Все переглянулись и вперились в Горку.
– А знаешь, – протянула Розочка, всматриваясь, – что-то есть: шевелюра, овал лица, губы, может… Горка, ты чего раньше-то не сказал?!
Он стоял как голый перед ними (хотя и польщенный, конечно). К счастью, Розочкино замечание разрядило ситуацию, все засмеялись, стали рассаживаться, откупоривать бутылки… Шампанское оставили «на куранты», но и без него спиртного оказалось хоть залейся, прикинул Горка. Вино – в основном две бутылки грузинского (это явно Равилькин вклад, не иначе с Рицы), одна, «Каберне», Горкина, еще одна, портвейн, кажется… может, Раечка внесла? Но кто притаранил две бутылки водки?! Горка посмотрел на Гусмана, ткнул его тихонько в бок, кивнул вопросительно на бутылки, – Гусман посмотрел на них, на Горку и только небрежно пожал плечами; лицо индейского вождя было непроницаемым. Горку кольнуло нехорошее предчувствие, но тут все принялись чокаться, поднимая тост за наступающий (Гусман с Равилькой – по водочке, остальные по винцу), и Горка отогнал свое предчувствие: в конце концов, никто же на заставит выпить все, что есть.
Мало кто думает, что заблуждения взрослых появляются в подростковом возрасте.
Часа через полтора все они были уже пьяненькими: напитки текли рекой, закуски глотались через раз, и воцарилась веселая суматоха: они то принимались выплясывать, рискуя вывихнуть бедра, то швыряться друг в друга горстями конфетти, потом Равилька придумал, что он будет Тилем Уленшпигелем, поставил Горке на темя мандарин и ловко сбил его другим (в забаву тут же включились девчонки, и Раечка пару раз влепила Горке мандарином в нос, на этом остановились), потом попадали на стулья, принялись наконец есть, стали болтать, перескакивая с пятого на десятое, запели «I want you, I need you», не вкладывая в слова никакого смысла, а просто балдея от звуков… Горка вдруг прервал хор и затянул: «ох, недаром, ох, недаром сла-а-авится», все вытаращились на него, онемев, и расхохотались, Равилька прямо до слез, – шутка вышла что надо! Горка поскучнел (он, вообще-то, от души запел, не для хохмы) и пошел на кухню, раздумывая, что́ это его пробило.
На кухне он отыскал бутылку с уксусом, сосредоточенно побрызгал им на кусок черного хлеба, густо посолил и откусил. Уксус обжег нёбо, ударил в голову, сознание прояснилось, Горка удовлетворенно кивнул сам себе и принялся жевать. Он соображал, что сделался пьяным, а быть таким категорически не хотелось, особенно в глазах Розочки, и он откуда-то знал (откуда – не помнил, хоть убей), что если вот так зажевать хмель уксусом с солью, то все будет в порядке. Заглянул Гусман, кривой на оба глаза, поинтересовался, чего это Горка делает, отрезал ломоть себе, тоже полил уксусом, куснул, его передернуло, и он исчез. «Похоже, в ванную побежал, – подумал Горка, – слабак, наблюет еще». Но время для таких процедур еще не наступило, все продолжили пировать, потом телик заговорил строго проникновенным голосом про достижения советского народа под руководством партии и правительства, Равиль сноровисто распечатал шампанское, разлил, и под бой курантов они выпили молча и даже торжественно.
А потом пошли «медляки», разговоры вполголоса, броуновское движение пар из гостиной в спальню и обратно, на кухню и в гостиную; Горка вдруг обнаружил себя на кухне вдвоем с Асей, сказал ей, косвенно возвращая комплимент, что она совершенно тургеневская, – да-да, мы тоже это проходим, – смеясь, подтвердила Ася, тут в кухню ввалился Равиль и, страшно выкатив глаза, наставил на Горку поджег, на кой-то ляд принесенный на новогоднюю встречу, увел Асю, а на ее месте оказалась Раечка, которая что-то лепетала Горке, ластясь и обмякая у него на груди (у него вдруг случился дикий стояк), ворвалась Розочка, метнула взгляд на Горку, прошипела что-то сестре, выскочила, бренькнув застекленной дверью…
Во втором часу залился птичьей трелью дверной звонок, они не сразу, но расслышали его, посыпались в прихожую, Розочка открыла. На площадке стоял долговязый парень в шапке набекрень, с каким-то кульком в руках, пьяный и веселый.
– Роза, красавица моя! – прокричал он. – вот и я!
– Вовка, – пискнула Розочка, – как ты меня нашел?!
«Ну, ты ж блядь!» – успел подумать Горка и, внезапно вызверившись, кинулся на этого Вовку. Кулек полетел в одну сторону, шапка в другую, девчонки завизжали, откуда-то вывернулся Гусман, тоже поддал гостю, и тот полетел вниз по лестнице. Равилька, обхватив Горку сзади, затащил его в прихожую, кинулся туда, куда свалился Вовка, следом поцокала Розочка; Горка сидел на пуфике в прихожей, слышал невнятные голоса и думал, что он опять все испортил. Опять. Всё.