– подумал даже с какой-то меланхоличностью Кожин, – ни автоматики, ни противопожарных перегородок, гуляй, стихия».
Стихия меж тем вовсю гуляла и вовне: на площадке перед ТЦ собралось уже около тридцати единиц пожарной техники, но часть автомобилей посетителей так и осталась на стоянке («где, бл, их хозяева, где ГАИ?!» – прокричал Руслан неизвестно кому по телефону; Кожин пожал плечами), не давая пожарным как следует развернуться, а вдобавок ко всему у центрального входа в здание возникла заваруха: группа жилистых мужчин буквально смяла заслонявших вход пожарных, и в образовавшийся коридор хлынули торговцы. Сменяя друг друга, они входили в здание, в дым и огонь, и выходили оттуда с тюками тканей, коврами, рухлядью, какими-то ящиками, коробками, сбрасывали все на асфальт и шли назад. Спасали свое добро.
Этот торговый центр был моллом для бедных, если можно так сказать. Новые хозяева раскроили заводской корпус на тысячи клеток, соорудили над выгородками антресоли для хранения товаров, тут же пристроили пару кафешек с неизменной шаурмой и прочими «восточными яствами», и дело пошло. За каких-то пару месяцев торговые точки заняли продавцы из Китая, Вьетнама, Средней Азии, слегка разбавленные местными татарами и русскими, – собственники, возившие товар буквально на себе, и наемные продавцы, – такой Вавилон на окраине города посреди России. Здесь торговали одеждой, обувью, коврами, утварью, бижутерией – всем, что можно продать, арендные ставки были щадящими, цены на невесть где произведенное – тоже, и ТЦ быстро стал популярным среди множества казанцев, привыкших считать каждый рубль. Достаточно популярным для того, чтобы получать прибыли, которые и не снились прежним, заводским начальникам.
…У центрального входа закричали – сначала женщины, потом, густыми матюгами, мужики, раздались чей-то плач, причитания, Хисамов и Кожин бросились к толпе, в которой шла самая настоящая драка: усиленное оцепление из пожарных, перекрывшее вход, схватилось с торговцами, не успевшими, судя по всему, вынести из огня все, что хотели.
– Отставить, – закричал Хисамов, – отставить, я говорю!
Пожарные остановились, торговцы, как ни странно, тоже. Все смотрели на двух офицеров, ожидая, что теперь будет. В это время из здания, деловито раздвинув спины заслонявших путь, вышел худощавый парень в трениках, узбек по виду, с двумя женскими манекенами под мышками. В толпе негромко засмеялись, напряжение спало.
Кожин перехватил этого парня (тот успел аккуратно положить ношу на асфальт) и сказал тихо, но так, чтобы слышали стоящие рядом:
– Не ходите туда больше, там скоро все рушиться начнет, пропадете.
Парень всмотрелся в Кожина, словно пытаясь узнать, и переспросил:
– Скоро рухнет? Да?
– С минуты на минуту может, – подтвердил Кожин.
– Начальник, – вдруг юродиво захихикал парень, – все давно рухнуло! Все, знаешь ты?! – И, посерьезнев и глянув на Кожина с ноткой жалости. – ты там был? Ты не был, я был. – Повернулся и так же деловито пошел назад. И другие пошли за ним, не все, но пошли. Пожарные расступились.
Руслан и Андрей переглянулись: дело принимало вообще скверный оборот, с резко растущей вероятностью жертв, последующими разбирательствами, рапортами, объяснительными и всем вот этим.
– ОМОН надо вызывать, – вполголоса сообщил Хисамов и пошел к штабу.
«Правильно мыслит, – подумал Кожин, – только неужели раньше до этого никто не додумался? Тут менты час назад уже должны были в оцеплении стоять». Впрочем, он знал, как это бывает: руководство тушением пожара по регламенту переходило от одного начальника к другому по мере повышения ранга опасности, и в такой ситуации, когда счет шел на минуты, а тем более когда видно было, что огонь сильнее огнеборцев, почти неизбежно возникала путаница с тем, кто за что отвечает и кому что должен сообщить. «На войне как на войне», – вспомнил вдруг Кожин.
Но у него не выходили из головы слова этого узбека. «„Ты там не был“. Где „там“? Что вообще он знает о том, как все тлеет, потом вспыхивает и сгорает? Про эту жизнь?» – думал Кожин, не спеша обряжаясь в костюм газодымовой защиты.
– Ты куда собрался? – крикнул ему от штабной машины Хисамов.
– Надо посмотреть, – ответил Кожин, подзывая уже снаряженное звено из четверых бойцов.
– Парни, все пристегиваемся путевым тросом, идем в западное крыло, оцениваем обстановку, обнаруженных выводим, выходим сами. Замыкающий – Романько. Ясна задача?
Бойцы покивали, пристегиваясь карабинами, и пошли за Кожиным.
– Товарищ подполковник, – Хисамов был уже рядом, – можно вас на пару слов?
– Ну?
– Андрей, – сдавленным шепотом заговорил Руслан, – это не твое дело. Ты организовал группы на вывод пострадавших, поставил наряды на вход, – контролируй. Туда есть кому зайти и без тебя.
– Я должен там побывать, Руслан, – проговорил Кожин, обдумывая обоснование, – они молодые все, могут не просечь обстановку.
– Ты должен получить на это приказ РТП, – возразил Хисамов, – это нарушение дисциплины.
– Я получу, – отстраненно произнес Кожин, – когда выйду.
Они встали гуськом – звено во главе с Кожиным – и пошли вовнутрь. Как космонавты на Луне. Или как водолазы.
Аккуратно переступая по осколкам полопавшегося от жара стекла, тлевшему тряпью, обходя черные тушки не успевших вылететь через стрехи и заживо зажарившихся голубей, Кожин посматривал на клетки торговых точек (никого не было, слава богу) и на заметно уже покорежившиеся металлические конструкции, удерживающие внутренние стенки и потолочные плиты. Даже если они были обработаны противопожарным покрытием как положено, стоять им оставалось минут пятнадцать, потом металл начнет оплывать, скручиваться, и все посыплется.
– Шевелимся, бойцы, – скомандовал Кожин, – проходим еще десяток этих клеток – и назад.
И тут откуда-то слева (с восточной части, отметил Кожин) донесся скрежещущий звук, переходящий в грохот, шелестение, что-то ухнуло оземь, и под высоким, метров двенадцать, потолком раздался свист, тут же перешедший в глубокий гул.
– Газ, блядь, Кожин, газ! – закричал Романько; пожарные бросились назад, к выходу.
– Почему там газ? Почему там газ? – Еле переводя дыхание в который уже раз спрашивал Кожин полковника, принявшего руководство тушением пожара, силясь вспомнить, как его зовут; тот молчал, в упор глядя на Кожина.
– Горгазу было сообщено, – выговорил наконец. – откуда я знаю почему.
– Отстань, Андрей, – удерживая его за руку, сказал Хисамов, – не он должен был сообщать.
Ну да, это было правдой: связаться с Горгазом насчет перекрытия магистрали должен был Шандыбин, РТП-2. И он связался, как потом выяснилось, но аварийная бригада газовиков добралась до «Адмирала» лишь полтора часа спустя, когда уже случилось первое обрушение, трубу перебило, и вспыхнувший газ принялся довершать начатое какой-то газовой горелкой или кухонной плиткой.
– На твоем участке рухнуло, Руслан? – немного придя в себя, спросил Кожин. – Все целы?
– Не все, – мрачно ответил Хисамов, – двоих привалило, Шандыбина как раз и одного молодого увезли на «скорой». Четверых успели вывести, а сами… Ты передохни, Андрей, – добавил, всмотревшись в Кожина, – чего-то ты сероватый какой-то.
– Пепел, брат, – невесело усмехнулся Кожин, – пепел, я в норме.
И он снова повел свою группу в здание ТЦ, – дело было недоделано, в западном крыле могли оставаться люди.
На сей раз они пошли к рядам клеток, примыкавших к задней, капитальной стене здания. Огонь, продолжавший питаться сквозняком и газом из лопнувшей трубы, ревел уже под самой крышей, но благодаря этому сквозняку задымление было относительно небольшим («небольшим относительно, – подумал Кожин, – грубо уже полторы тысячи метров горит», – и снял шлем с респиратором). Жар тут же обдал лицо, дыхание перехватило, но он пересилил, стараясь вдыхать как можно меньше и не задевать лишний раз тлевшее под ногами тряпье. У клетки под номером двадцать четыре они нашли женщину. Она сидела, привалившись к прилавку спиной, и тихо стонала – то ли надышалась, то ли сердце прихватило. По команде Кожина бойцы отстегнулись от путевого троса, двое подхватили женщину и понесли к выходу. На удивление, она пришла в себя и даже попыталась им что-то сказать – то ли «спаси», то ли «спасибо». Кожин с Романько и бойцом, шедшим в звене за ним (он запамятовал фамилию – Трухин, Трушин?), продвинулись дальше вдоль стены. Пусто. Тут под крышей что-то протяжно заскрежетало, Кожин поднял голову и обомлел: на раскаленной огнем кирпичной кладке стены проступили какие-то буквы – багровым по бурому: «С… КП…» Но скрежетали, разумеется, не они: звук исходил от двутавровой потолочной балки, которая медленно, еле заметно, начала смещаться с опор.
– Бегите, пацаны, – закричал Кожин, – к стене, вплотную!
Романько кинулся к ближайшей клетке, Трухин («Трушин? Вот дурачок», – мелькнуло в голове у Кожина) метнулся назад, к центральному выходу… а Кожин встал. Сквозь этот скрежет и вой огня ему послышался еще чей-то стон. Он шагнул в сторону очередной клетки и увидел этого узбека, того, который учил его жить. Парень полулежал на спине, опершись о пол локтями и вытянув перебитую правую ногу.
– Как тебя угораздило? – спросил Кожин, наклоняясь над ним (треск над головой усиливался, по загривку пробежал леденящий холодок).
Узбек поднял взгляд от ноги, сказал тихо:
– Стеллаж, начальник, с товаром. – И добавил вдруг: – теперь мы оба тут, да?
Кожин заколебался: что-то с этим узбеком было не так. Стеллаж придавил? И где он?
Но раздумывать было некогда. Кожин подхватил парня под мышки, прижал к себе и потащил. Он помнил по схеме, что где-то тут, поблизости, должен быть запасной выход. Память не подвела, – светлело буквально в пяти метрах от них, и дверь, к счастью, была открыта; кто-то уже попользовался этим выходом. Он глянул на кренящуюся балку и буквально швырнул парня к двери.
Он швырнул его и обернулся: что-то внятно звякнуло за спиной. В клетке, забитой тюками, стояли трое и смотрели на него.