Мертвяк, продолжая протягивать руки к тому месту, где только что располагалась вожделенная добыча, проскочил мимо на заплетающихся ногах. Морда его, и без того грязно-уродливая, стала совсем уж печальной – звездочка прорубила теменную кость, целиком уйдя в череп, из жуткой раны толчками выплескивалась темная кровь.
Развернувшись, Карат переступил через завалившегося бегуна, ноги которого отказывались смиряться со смертью и взрывали песок в тщетных попытках поднять тело, присел возле затихающего топтуна, вонзил нож в дыру на споровом мешке, провернул клинок вокруг его оси. Уродливая туша мелко задрожала и затихла, позволяя убийце приступить к последнему этапу.
Когда-то Карата тошнило при одной мысли о том, чтобы прикоснуться к такой твари. А сейчас он невозмутимо разрезал оболочку спорового мешка и сгреб в комок все его содержимое – спутанную массу из черных нитей, в которой там и сям прощупывалось что-то твердое и явно полезное.
Теперь эту массу необходимо перебрать и извлечь ценное содержимое, после чего можно заняться бегуном. Добыча из мелких тварей нерегулярна и не блещет количеством, но это не повод оставлять их тела в покое – как-никак основные поставщики споранов – именно они.
– Карат, в лодку! – резанул по ушам крик Дианы.
Девочка не из молчуний, но даже на безопасных стабах голос повышать не любит, а уж на кластерах тише воды себя ведет. Если она закричала, значит, соблюдать тишину уже нет смысла.
Карат понятия не имел, что происходит, но не начал озираться по сторонам, пытаясь заметить то, что увидела Диана. Он, ни мгновения не теряя, бросился к лодке.
Плевать на оставленного невыпотрошенным бегуна, плевать на все сокровища Улья: жизнь – это то, что не купить ни за какие деньги ни во внешних мирах, ни в этом аду.
Прыгнул в лодку в тот миг, когда Шуст разрядил арбалет, целясь в кого-то за спиной друга. А Карат, с силой оттолкнувшись от берега, подхватил короткое весло, начал упираться им в дно, будто шестом, поспешно уходя от берега. И при этом не оглядывался, не до того сейчас.
Воду твари не любят до такой степени, что обычно не лезут в нее, даже если это обещает богатую добычу. Но правило касается лишь приличной глубины, на мели они действуют, пусть и не настолько прытко, как на суше, но тоже опасны и особых колебаний перед тем, как замочить ноги, не испытывают.
Лодку подхватило течение, неожиданно сильное, обычно в Улье это редкость, тут что участки рек, что каналы, что озера ведут себя спокойно или даже успевают превратиться в заросшие ряской болота, обновляемые при перезагрузках.
Карат наконец обернулся. Так и есть, Диана кричала не зря, на это была веская причина: стая разномастных зараженных примчалась по железнодорожному мосту. Оттуда они прекрасно видели и лодку, и людей, но спуститься не могли, это можно сделать лишь дальше, пройдя около сотни метров. Но для тварей, с их голодной нетерпеливостью – слишком серьезное расстояние. Поэтому они, добираясь до последнего пролета, не раздумывая, сигали вниз. На пятачке пляжа, где перед этим Карат занимался погрузкой, а затем убивал мертвяков, царило столпотворение: уже не меньше десятка монстров спустились самым поспешным способом. Несмотря на мягкий песочек, при падении некоторые переломали ноги и теперь ползали или жутко хромали: все же высота даже для этих малоуязвимых существ великовата. Те, которые с виду не пострадали, тоже выглядели пришибленными: должно быть, сказывались сильные удары при приземлении.
Все до одного: и покалеченные, и нет – толпились на урезе воды, провожая лодку голодными взглядами. А сверху продолжали сыпаться все новые и новые мертвяки, лишь единичные твари осознавали, что птичка упорхнула, и отправлялись в обход.
Слей Карат свой дар до последней капли, он бы и с четвертой частью такой стаи не успел разобраться. Да их тут не меньше полусотни, причем хватает развитых – тех самых топтунов и даже кое-кто покруче носится.
– Ди, откуда они взялись?! – чуть не выкрикнул Карат, во всей красе представляя, что бы произошло, начни эти мертвяки сыпаться ему на голову с высоты моста. – Ты же говорила, что там кучка мелочи, причем далеко.
Девочка покачала головой:
– Они с другого берега пришли. Вон смотри, отставшие бегут. Это не те мертвяки, на которых мы еще на машине наткнулись, это другая стая.
Посмотрев на мост, Карат убедился в правоте Дианы и возмутился:
– Я тебя зачем посылал за насыпь, ты должна была заранее их заметить.
– Но, Карат, я следила за дорогами. Что творится за мостом, оттуда смотреть неудобно, его железяки заслоняют.
– Малышка права, – заметил Шуст, возясь с мотором. – Надо было ее на мост посылать, оттуда она бы все, что нужно, увидела.
– Оттуда в случае чего быстро вернуться не получится, и ее могли заметить, – сказал Карат и, присев на жесткую скамейку, начал машинально перебирать черный комок, который до сих пор сжимал в ладони.
– Я у тебя вечно виноватая, – пожаловалась Диана. – Мог бы и сам подумать, что оттуда эту сторону не видно.
– Не бурчи, – ответил на это Карат, – и вообще, радуйся, нам сегодня везет.
– Угу, успели убраться до того, как эти посыпались, – согласился Шуст. – Должно быть, разглядели нас с другого берега, там горка удобная, как специально поставленная, с нее если смотреть, тростник не мешает. Вот и примчались, а мы, как последние тупицы, возились с лодкой и не догадались оглядываться.
– Я не об этом говорю, – возразил Карат. – Посмотри сюда – горошина попалась. Они не во всех топтунах встречаются, так что нам и правда повезло.
– Приблизительно баш на баш шанс вытащить, – сказал Шуст. – И вообще, Карат, тебе всегда с этим делом фартило. Помнишь того лотерейщика?
– Это когда мы первый раз встретились?
– Ага, тот самый раз. Это когда ты в багажник от него прыгнул.
– Не в багажник, а закрылся в машине, – поправил Карат.
– Не спорь, а то я Диане расскажу, каким смешным ты тогда был. Ласточкой в машину влетел, я смотрел на это и диву давался, прям гимнаст какой-то. Видела бы ты ту машину, самая убогая во всем городе, малолитражка для девочек, по-моему, даже розовая, кузов из бумаги, его, наверное, и бегун порвать мог.
– Гнусное вранье и насчет розового, и насчет кузова из бумаги, – вклинился Карат.
– Не перебивай старших и не оправдывайся, все было именно так. Так вот, в том лотерейщике тоже горошина была, а ведь шанс куда меньше, чем в топтуне. Так что на везение Карат богатый. Хотя, если чуть головой подумать, начинаешь понимать, что все мы везучие, потому как другие в Улье долго не живут.
– Я это уже раз двести слышала, – заявила Диана.
– Слышать слышишь, а понимать не понимаешь. Привыкай, что попала в мир везучих людей. Одним везет больше, другим меньше, а те, кому совсем не везет, до крестин дожить не успевают. У тебя, Карат, везения на семерых, попробуй только со мной не согласиться. Но ты знаешь, иногда я начинаю мечтать отмотать время назад. Ненадолго, на самую малость. Попасть в тот самый город, в тот самый день, когда ты сидел в смешной машине и смотрел безумными глазами, как тебя оттуда выковыривает голодный мертвяк. К гадалке не ходи, на этот раз я бы не стал стрелять, я бы развернулся и убрался оттуда на цыпочках. Шли бы лесом и ты, и твое везение, ты и на себя и на меня приключения находить успеваешь.
Глава 11
В лодочных делах Карат ориентировался слабо и потому, похоже, прогадал с мотором. Этот выбрал исключительно за малый вес, простоту, кажущееся удобство и, вот уж смех, привлекательный дизайн. Но оказалось, что он слишком маломощен для такой посудины. Шуст поначалу изображал из себя спеца, обещая, что они вот-вот разгонятся, встанут на глиссаду и помчатся с ветерком, но ничего подобного не происходило – так и плелись по чуть-чуть.
С другой стороны, куда им торопиться? Да и плюсов в неторопливости хватает: снижается риск налететь на малозаметную корягу, такое с Каратом уже случалось; неспешный проход позволяет как следует разглядывать окрестности, а это позволит заранее заметить угрозу; ну и самое приятное – движок тарахтит еле-еле, то есть не выдает себя на всю округу, что для Улья очень ценно.
Шусту наконец надоело экспериментировать с мотором, оставив его в покое, он пожаловался:
– Отстой китайский, ни на что не годен.
– Вроде бы японский, – возразил Карат.
– Ага, ну да, конечно, японский он, само собой. Ты его хоть не за деньги брал?
– Бумажник дома забыл. Да и продавец там не деньгами, а мясом брал.
– Ну тогда хоть не так обидно. Ладно, пусть потихоньку молотит, ни на что другое не годен, не глохнет, и ладно. И, Карат, раз уж мы идем чуть ли не в полной тишине и ничего не отвлекает, может, захочешь нам что-нибудь рассказать?
Последнюю фразу Шуст произнес с издевательской вежливостью, но Карат прикинулся, что не понял подоплеку:
– Ты о чем сейчас?
– Да все о том же! – взорвался Шуст. – Я, блин, инвалид недобитый, хрен знает, откуда на своих двоих приперся, и хрен знает, что сейчас делаю! Если уж ты загнал нас в эту лодку, так, будь добр, объясни, что мы вообще здесь делаем, куда идем, что вообще это значит. Ты ведь лодку и все остальное заранее готовил, а мне вот ни полслова не сказал. Вот какой ты мне после этого друг?
– И мне он тоже ничего не сказал, – пожаловалась Диана. – А я ведь ему помогала.
– Да просто не до разговоров было, – ответил Карат. – И вообще, чем меньше народу знает о задуманном, тем лучше. Я ведь понимал, что Бирон не проглотит обиду, вот и готовил нормальный отход.
– Ты этот смешной бред называешь нормальным отходом?! – не успокаивался Шуст. – Видал я наивных дураков, но таких – впервые.
– Как мог, так и готовил.
– А чем тебе барыги не угодили? Уж ради нас одних никто бы на их караван не полез. Не так много за вас давали, чтобы ловить по всему Улью. Ушли бы на юг, под самый Дон, там ни одна собака не достанет, живи не хочу, если местные не прирежут за просто так, что очень даже возможно.