И на будущее, во избежание повторение подобного, нужно обязательно таскать с собой компас. Да, в Улье он далеко не везде работает без огрехов, но без него сейчас, как без рук.
Болото заканчиваться не желало. Хотя, если не придираться к частностям, болотом такую местность назвать трудно. Скорее, подтопляемая равнина, плавни или что-то в этом роде. Сплошное засилье примятого ночным наводнением тростника, местами разбавленного рогозом и камышом. Открытой воды мало, масштабы таких мест скромны, и соваться на них нельзя: слишком глубоко, и мощный слой засасывающего ила на дне. Суши еще меньше, представлена все теми же островками, раскиданными там и сям.
По всему видно, что в обычные периоды уровень воды здесь гораздо ниже, но после ночного потопа все изменилось, и стекать к реке она, похоже, не торопится. Карат сделал этот вывод на основании попыток определить, в каком направлении осталось русло. Для этого он то и дело бросал кусочки тростниковых стеблей и затем наблюдал, куда их понесет.
По логике, выдавленная на низменную равнину вода, после прекращения разгула стихии, должна начать возвращаться назад. На деле тростниковые стебельки или бестолково кружились на месте, или очень неспешно направлялись в самые разные стороны, чему виной, скорее всего, какие-то локальные завихрения, а не общий вектор движения.
Так что метод оказался бесперспективным, и вскоре Карат перестал устраивать эксперименты – зря только время теряет.
Тростник, озерца между его зарослями, в разной степени затопленные островки – эти незатейливые ландшафтные элементы повторялись снова и снова во всех возможных вариациях. Нудный дождь не прекращался ни на секунду, мокрый туман тоже не рассеивался, видимости как не было, так и нет. Карат почти два часа бродил по намозолившей глаза однотипной местности и уже почти не сомневался, что впустую наворачивает круги, несмотря на все усилия спрямлять путь, – уж слишком все одинаково.
Увидев наконец за зеленью одного из островков столб линии электропередачи, Карат в первый момент даже глазам не поверил. Уж слишком неожиданно тот выплыл из белесой мглы, без предупреждения, ничего вокруг не намекало, что рядом, давно или недавно, основательно поработали человеческие руки. Ранее казалось, что низина ничуть не изменилась с эпохи мамонтов, она никому не интересна и не нужна. За все время это первый случай, доказывающий обратное.
Судя по всему, линию проводили зимой, по крепкому льду. Карату не верилось, что такое возможно проделать в теплый период: в это нескончаемое болото можно засадить безвылазно не одну танковую армию. Подмороженный грунт бурили, глубоко вбивали в него бетонные опоры, поддерживающие столбы.
Зачем в таком месте понадобилось электричество? Тем более проведенное столь капитально. Смысл в такой работе только один – на эту линию запитаны потребители, и это явно не водяные с русалками и прочими кикиморами, им современные технологии ни к чему.
Теперь остается выбрать, в какой стороне поискать этих самых потребителей. Влево пойти или вправо? Оценить перспективность решений невозможно, оба выглядят равноценными, хоть бери да жребий бросай.
Монетки для такого дела у Карата не было, и поэтому он пошел налево.
Почему именно налево? Да потому что без разницы, вот захотелось пойти туда, и все.
Плоский остров, подтопленный по краям, проволочное ограждение, за ним домик с высокой крышей, к нему примыкают многочисленные пристройки как жилого, так и явно нежилого вида. Чуть дальше виднеется длинное приземистое сооружение откровенно хозяйственного назначения и парочка добротных сараев, вода подмывает стог залежалой соломы, поверх которого набросаны вязанки тростника. Вот, собственно, и все, что можно сказать о месте, куда Карата привели столбы линии электропередачи.
Они, кстати, тянулись куда-то дальше, но здесь от них отходило ответвление к трансформатору, от которого снабжался этот самый потребитель.
Что за люди обитали на болоте, чем они здесь занимались, неизвестно. Но по внешнему виду построек можно сделать вывод, что заброшенными они не выглядят. То есть это точно не стаб, все эти сооружения появились здесь недавно и, скорее всего, простоят недолго, сменившись такими же или совершенно другими – это Улью решать. Вероятно, здешние обитатели переродились все до единого, ведь вряд ли их здесь было много – масштабы скромные, не похоже, чтобы на острове даже в самые горячие деньки собиралось больше десятка человек. Шанс, что хотя бы один из них окажется иммунным, несерьезный.
То есть, скорее всего, это место необитаемое. Но с относительной гарантией такое можно сказать лишь о разумных обитателях, к зараженным утверждение не относится.
Даже самым хитрым из них Карат упорно отказывал в праве называться носителями разума. Хотя слухи по этому поводу ходили самые разные, к тому же на днях лично наблюдал за гениальным мертвяком, так что ко всему надо быть готовым.
Однако, если отбросить легенды о разумных монстрах, что остается? А остаются стандартные привычки зараженных, а их Карат изучил неплохо. Малоопасная мелочь обычно подолгу стоит на местах, откуда открывается хороший обзор, и не двигается до тех пор, пока в поле зрения не окажется добыча. Если это событие не происходит слишком долго, зараженный начинает неспешно перемещаться в поисках более перспективной позиции, также его может привлечь шум, запах или перезагрузка близлежащего кластера – такое событие даже начинающие твари засекают моментально.
С развитыми зараженными все сложнее. Они способны устраивать засады, скрытно располагаясь в самых неожиданных местах, и вообще, их поведение предсказать трудно. Но кое в чем похожи на мелочь один в один: произошедшая поблизости перезагрузка не оставляет их равнодушными, ради нее они, как правило, бросают все свои дела.
Карат оказался в столь плачевной ситуации именно благодаря перезагрузке, и случилась она неподалеку, оповестив о себе всю округу красочными световыми эффектами, яростным ливнем и катастрофической волной. То есть местные твари, скорее всего, чуть ли не все до единой помчались в ту сторону, и здесь сейчас относительно безопасно.
Те, кто ценит свои жизни, в Улье стараются не торопиться. Вот и Карат, обдумав ситуацию с разных сторон, не стал выбираться из тростника, даже почти на сто процентов будучи уверенным, что здесь нет ни иммунных, ни зараженных. Первые вряд ли появились изначально, слишком уж мал их процент, а вторым нечего делать в столь малоперспективном с виду месте, они должны были умчаться на поиски богатого пищей кластера.
Но эти мысли, несмотря на свою логичность, еще не повод расслабляться – какая-то вероятность нежелательной встречи сохраняется всегда.
Поэтому Карат не стал покидать укрытие. Вместо этого продолжил вытаптывать тростник и рогоз, описывая окружность вокруг острова. Неспешно, стараясь не выдать себя шумом, подстраивая переходы под порывы усиливающегося дождя, с частыми остановками, во время которых осматривал постройки и прилегающую к ним территорию с разных ракурсов.
Тихое передвижение чуть не довело до сердечного приступа, когда в считаных шагах взлетела перепуганная утка. За шумом усилившегося дождя птица беспечно подпустила человека и своим поведением могла подсказать недружелюбно настроенным наблюдателям, что в тростнике кто-то скрывается.
Пришлось устроить длительную остановку, прислушиваясь и приглядываясь, пытаясь заметить малейшие признаки враждебной активности. Но, похоже, обошлось – никто не проявлял интереса к подозрительному поведению кряквы.
Продолжив наконец обход, наткнулся на узкую дорогу. Сейчас она затоплена почти по колено, но выдает себя просекой в тростниковых дебрях и необычно твердым дном – не асфальт, просто щебнем, шлаком или чем-то подобным посыпана.
Лишь совершив «кругосветное путешествие» и убедившись, что ни с одной из сторон не просматривается ничего подозрительного, Карат наконец рискнул показаться на открытом месте.
Никто не выскочил на него с радостным урчанием, от построек не громыхнул выстрел затаившегося свежеиспеченного иммунного, загибающегося от спорового голодания и твердо уверенного, что он один сохранил человечность во взбесившемся мире. Все спокойно, льет тот же осточертевший дождь, Карат никому здесь не интересен, в такую погоду даже комары, коих в таких местах обычно предостаточно, полностью его игнорируют.
Через ворота Карат не пошел – это самое опасное направление (к тому же они гостеприимно распахнуты, от такого зрелища паранойя вмиг взвилась на дыбы). Прикрываясь сараями от возможного наблюдателя, засевшего в доме, преодолел изгородь, порадовавшись, что проволока здесь обычная, а не колючая, приблизился к большой хозяйственной постройке. Той самой – длинной и непонятной. Еще на подходе уловил тошнотворную вонь, заглянув в двери, нюхнул ее от всей души, рассмотрел множество клеток, которыми сплошь заставлены стены, предположил, что в них раньше содержались какие-то животные, явно не слишком крупные.
Клетки выглядели плохо. Кто-то разворотил их стенки или сорвал дверцы, варварски добираясь до содержимого. Нетрудно догадаться, кто именно. Человеческих останков Карат не заметил, но в сумраке мог много чего пропустить, так что, возможно, без них не обошлось. Но, скорее всего, вонь распространяется от останков неизвестных зверушек, до которых добрались зараженные. Начинающие твари, даже будучи дико голодными, не умеют глотать или разгрызать крепкие кости, от их омерзительных пиршеств обычно много чего остается, вот и благоухает.
Следующим объектом для осмотра Карат выбрал ближайший сарай, столкнувшись здесь с таким же отвратительным запахом. На этот раз его источник был очевиден – он болтался на виду. Человек в невзрачной одежде и свалившихся или стащенных с него резиновых сапогах невзлюбил жизнь до такой степени, что перекинул через тонкую балку грязную веревку, один ее конец привязал к вязанке арматуры, на которую для надежности набросал еще несколько таких же вязанок, на другом устроил петлю, после чего затянул ее на шее и завалил высокий чурбачок, на котором стоял.