– А мы там не пойдем.
– Другой дороги попросту нет. Или так, или по воде. Назад я по воде уходил, пару раз чернота с двух сторон подступала, думал уже, что разворачиваться придется, страшновато на лодке в такое забираться. Да и на самых разных мертвяков насмотрелся, они по обеим берегам на меня облизывались. Гиблые места.
– О зараженных на моей дороге можно не думать. И о Гробовщике можно не думать, за нами он пойти не сможет, людей там неудобно выискивать. А вот то, что впереди ждать может, в самом конце, – обдумывать надо. Самый сложный участок.
– Если правильно тебя понял, я к этому и веду речь. Сложить два плюс два – нетрудно, они наверняка поймут, что я не просто так на запад подался. Знают, что я новичок, знают, что был в этих краях всего лишь один раз. Если опять полез, значит, забыл там что-то. Рэм не сам по себе нас туда потащил, разведка Полиса скреббера заметила, навела. То есть место не он один знал, где-то эта информация осталась.
– Я в курсе. Мои люди как раз и поехали пообщаться с вашей разведкой, но не пообщались. Пропали те разведчики, и никто не знает, что с ними произошло. Такое, конечно, случается, стаб свободный, люди не на привязи сидят, но как-то это странновато, да и несвоевременно, опасаюсь, что кто-то ими заинтересовался.
– Да кому они нужны? Скреббера больше нет, а кроме него, там ничего ценного не было.
– Скребберы, Карат, интересны даже мертвые, информация о них может дорого стоить, если знаешь, кому продать. Да и ты не просто так туда идешь, на что-то рассчитываешь. То есть какие-то ценности остались.
– Ну осталось там кое-какое барахло группы Рэма, и что с того? Оно только мне интересно, серьезные ребята такими мелочами руки не пачкают.
– Нет, к тебе, разумеется, никаких претензий и вопросов быть не может, информация о скребберах – это целиком наши дела. Возможно, копается в них кто-то заинтересованный, мешает, вот он и мог разведчиков убрать. Ладно, это все лишнее, я тебя понял, ты подозреваешь, что тот же Гробовщик или другие претенденты на твою голову могут дожидаться нас в том самом месте.
– Вот именно. Разворачиваться надо. Вечно они там сидеть не смогут, можно вернуться через месяц-два, и спокойно посмотришь на своего скреббера.
– Зачем ждать, если можно сделать это сейчас? Поднимайся, Карат, пора идти дальше.
– Ну наконец-то… – произнес тот с напускным облегчением, поднимаясь.
– Что значит «наконец-то»? – спросил Пастор.
– Впервые за все время ты начал вести себя ненормально. А то ничего понять не могу, вроде бы сектанты, но ведете себя как техническая интеллигенция. А вот сейчас нормальное поведение фанатика – ты прекрасно знаешь, что Гробовщик прикончит тебя одной левой, знаешь что, очень может быть, он будет караулить тебя там, куда мы идем, но все равно не останавливаешься. Так сказать, в жертву себя приносишь. Ну и меня заодно.
– Ты же уже слышал, что таких, как я, нормальными людьми называть нельзя. И опыта у меня больше, чем у тебя, и думаю я по-другому. Тебе этому еще учиться и учиться, да и вряд ли ты доучишься – умрешь быстрее, Улей немногим этот путь открывает. Запад, Карат, это интересное место, на западе всякое случается. Как бы тем, кто нас сейчас ищет, не пришлось пожалеть, что они вообще сюда забрались. Суеты в них много и числом брать пытаются, а таких запад не бережет. Здесь надо аккуратнее – где-то тоньше действовать, где-то наглее, и ни в коем случае не перепутать. Территория даже не дикая, она античеловеческая. Они не хотят это знать, они слабы. Этих я не опасаюсь, я опасаюсь других. Тех, кто, возможно, добрались до разведчиков Полиса. Полис – интересное место. Тихое, в дрязги не лезет, всегда в стороне от всего. Я даже подумать не мог, что эти провинциалы выследят скреббера и устроят на него охоту. О таком никто подумать не мог, даже агентуры серьезной там не было, не нужна она. Очень много звезд в небе сошлось, что и позволило вам поохотиться. Но охота закончена, теперь время дележа трофеев. Дичь, которую вы убили, может быть ценна сама по себе, жемчуг – лишь бонус. Рэм это знал, и знал, что именно мы должны были от него получить. Но Рэма не стало, мы не получили свое, и мы потеряли время. Дичь эта ценна лишь для знающих. Если туда понаедут знающие, я буду недоволен. Надо поспешить, чтобы их опередить.
– Если хочешь туда добраться побыстрее, надо поворачивать. Там река хорошая, найдем лодку, дорогу я не забыл.
– Мы не пойдем водой. Сейчас не пойдем.
– Дорогой решил поехать? На ней мы и останемся, я же говорю, там пара узких мест, где нас подкараулить могут. Слишком много черноты вокруг.
– Мы не пойдем по дороге. То есть пойдем, конечно, но не по той дороге, о которой ты говоришь.
– Других дорог по суше в ту сторону нет. Разве что в объезд как-то пробраться, но это совсем уж долго получается, не говоря уже о риске.
– Не будет никаких объездов, мы напрямую пойдем. Хорошо пойдем, там нас охотники за твоей головой не подкараулят.
– Секретный подземный ход, что ли?
– Скоро увидишь.
Килдинг впервые за все время направился напрямик через открытое пространство – по склону очень пологого, едва выделяющегося в рельефе холма, засеянного овсом. Невысокий, уклон идти не мешает, но радости от этого мало, потому что Карат во всей красе представлял, как на него со всех сторон наводятся снайперы и пулеметчики или приценивающимся взглядом уставилась тварь тонны на две живого веса, собираясь отдать приказ свите из четырех десятков мертвяков помельче.
Пастор, шагая впереди шагах в двадцати, держался с прежней расслабленностью. Но, похоже, затылком видел, что его пленник обеспокоен и снизошел до сомнительного утешения:
– Не надо так напрягаться, зараженных здесь нет, они не любят показываться в таких местах.
– Я знаю, что их тянет к деревням и городам, но нарваться можно где угодно, хоть посреди дремучего леса или пустыни.
– Дело не в пище, они боятся.
Что?! Если здесь опасаются показываться твари, то из такого места следует уходить как можно быстрее.
Карат, в свете таких мыслей, решил кое-что уточнить:
– Мертвяки не такие уж и трусы, кого им здесь бояться?
– Скребберов.
– Шутишь, что ли?
– Отнюдь. У зараженных на уровне инстинктов записано, что именно в таких местах скребберы встречаются чаще всего.
– Это в каких таких местах?
– А вот таких.
Пастор, вырвавшись вперед, уже успел добраться до перегиба рельефа и указывал вниз – на другой склон, который прежде прятался от взоров.
Карат сделал еще десятка полтора шагов, прежде чем увидел, на что, собственно, указывает сектант.
Остановившись, с высоты приплюснутого холма во всей красе разглядел дорогу, по которой придется идти дальше. Не сводя ошеломленного взгляда с открывшейся картины, покачал головой:
– Да ты спятил…
Глава 22
С тех пор как судьба Карата решительно свернула на непредсказуемую стежку, практически сто процентов времени он проводил на стандартных и стабильных кластерах, как все прочие иммунные.
Но был в его биографии миг, из-за которого говорить о чистых ста процентах нельзя.
А сегодня этот миг повторился и грозил затянуться надолго.
Возможно, навсегда.
Трава, сминаемая подошвами, рассыпалась со звонким хрустом, будто это и не трава вовсе, а тончайшие изделия мастера-стекольщика. Звук пробудил детские воспоминания о временах, когда Карат доламывал пострадавшие украшения с новогодней елки (или даже успешно покушался на целые).
Стеклянный хруст шагов и тяжелое дыхание двух людей, забредших в места, в которые соваться не следует, – это единственные звуки, которыми сопровождалось продвижение Карата и Пастора с момента, когда они спустились к подножию того самого пригорка, с вершины которого удалось разглядеть специфические особенности начинавшегося ниже кластера. Здесь не пели птицы и не стрекотали кузнечики, лишь изредка налетавшие порывы ветра шевелили стебли травы и ветви деревьев, из-за чего возникал едва слышимый то ли шелест, то ли перезвон.
А вот и очередной порыв, на редкость сильный, эдакий миниатюрный шквал, который выдыхается за несколько секунд, но способен успеть вырвать зонт из рук или засыпать глаза колючей пылью. Затрепетала крона дерева, одна из веток отломилась, полетела вниз, стуча при этом по другим ветвям и при ударах рассыпаясь со стеклянным хрустом.
До земли долетела лишь поблескивающая антрацитовая труха.
Такие места в этом мире называют черными или мертвыми. Карату больше нравится второе определение, потому что здесь и правда нет ничего живого. Те же деревья и кусты, та же трава, обычные домишки виднеющейся далеко левее деревушки, и комбайн, застывший на краю поля, с виду ничем не отличается от виденных ранее.
Кроме одного большого НО – на мертвом кластере абсолютно все состоит из поблескивающего антрацита, и только.
Нет, каменный уголь тут ни при чем, просто очень на него похоже, аналогию получше Карат подобрать не сумел. Он понятия не имеет, какой химический состав у этой субстанции, которая неизбежно заполняет собою все, что попадает на такой кластер. Процесс далеко не мгновенный, допустим, человек способен протянуть здесь несколько часов, после чего умирает, и лишь потом чернота начинает пожирать его тело.
Но сам процесс пожирания начинается с первых шагов по мертвой земле, просто поначалу он не столь заметен и разрушителен, исподволь работает, подтачивает неспешно, но верно. Новичкам, не приспособленным к Улью, лучше вообще в такие места не соваться. Карат это знает по себе, сталкивался однажды, не забыл, каково ему тогда пришлось. Нет, не сказать что загибался от боли, но до того тошнотворно, что словами не передать – небо от земли отличить не мог, смешной ширины черную полоску преодолевал, извиваясь, как червяк, перекатываясь с боку на бок, чудом не потеряв направление.
Но, по меркам Стикса, это было давно. Время прошло, Карат изменился. Не так, конечно, как люди, вроде Пастора, но чернота его с ног сбить не может.