Черный джип включает правый поворотник.
– Поворачивай направо, за ним, – отрывисто бросает моя штурман с пистолетом.
Странно. У меня отличный слух, но я все еще не могу определить, откуда родом ее акцент. Нечто одновременно знакомое и, в то же время, слишком мягкое.
От размышлений меня отрывает сложившаяся ситуация. Мы приближаемся к перекрестку с какой-то достаточно широкой улицей. За перекрестком наша улица плавно изгибается влево и уже через сотню метров перекресток станет невидим. Впереди идущий джип приближается к перекрестку и в этот момент зеленый светофор начинает моргать. Судя по тому, что я вижу со своего места, пересекаемая, перпендикулярная улица уже накопила несколько машин, ожидающих разрешительного сигнала. И первой справа, с включенным правым поворотником, стоит какая-то маленькая желтая машина. Ждать лучшего прикупа – злить Фортуну.
Я еще раз смотрю в зеркало заднего вида на араба, он по прежнему пристегнут. Раз судьба уже сдала мне карты с такими шансами на выигрыш, то кто я, чтобы ждать новой, более удачной раздачи. Тем паче удачнее сложиться просто не может.
Все люди делятся на водителей и тех, кто за рулем не сидит. Ну а водители делятся на две, примерно равные между собой части, на тех, кто видя зеленый моргающий прижимают педаль газа поглубже в пол и на тех, кто видя мигающий разрешительный сигнал, все же переносят ногу с газа на тормоз.
Черный джип перед нами проскакивает перекресток на начинающий моргать зеленый, я вполне успеваю за ним, и даже прижимаю педаль газа, сокращая расстояние между нами. Но в последний момент все же нажимаю на тормоз. Не так, что машина останавливается, а лишь замедляя скорость до того предела, на котором сидящая рядом со мной женщина инстинктивно оборачивается на дорогу, чтоб увидеть, почему мы тормозим.
Желтый сигнал светофора полностью отвечает на ее вопрос, поэтому она вновь оборачивается к арабу и не замечает, что я, вместо плотного нажатия на левую педаль тормоза, возвращаю ногу вправо, на акселератор, и, очень плавно выкатываю машину за стоп линию. Уже под явственно красный. Машины перпендикулярного направления, уже получившие разрешительный зеленый сигнал, разумеется не ожидают от затормозившей было малолитражки подобной подставы, поэтому их, выжатые в пол педали газа, имеют все законные обоснования.
Удар в правый бок, ровно в то место, где за неширокой дверью из тонкого металла находилось сиденье женщины, был не столь чудовищен по мощности, сколь по неожиданности. Конечно, я рассматривал риск того, что от удара женщина нажмет на курок, но все же я надеялся на то, что она либо не успеет это сделать, либо пистолет находится на предохранителе. Да и удар не мог быть таким уж сильным, не успели перпендикулярные машины разогнаться. Так себе шанс конечно, но что есть.
Я и араб были пристегнуты, поэтому нас мотнуло, но мы остались в своих креслах. Чего нельзя сказать про тело женщины. Ее кинуло одновременно на меня и вперед, на жесткий пластик дешевой торпеды и дальше, на лобовое стекло. Пистолет выпал куда-то мне под ноги, но я предпочел за ним не наклоняться. Теперь нужно действовать очень быстро, в голове речитативом звучат слова из какого-то боевика: «валим валим валим»…
Дверь позади меня открывается и из машины выпадает араб. Он сам сумел открыть дверь и хоть как-то выйти, уже хорошо. Я открываю свою дверь и нетвердыми ногами становлюсь на асфальт. Мимо нас уже проезжают, недовольно сигналя, какие-то машины. К нам подбегает кто-то из тех, кто решил не проезжать мимо аварии. Главное молчать. Я оцениваю свое состояние. Ничего не сломано, не болит, ни один орган не взывает к вниманию. Значит оставлять следы своего пребывания тут мне не нужно. Оставлять отпечатки в виде не знания турецкого не буду, с этой же целью поворачиваюсь к парню арабу. Нужно его проверить и, если травмы ограничились эмоциями, нужно поскорее покинуть место происшествия. Как скоро уехавший вперед джип поймет, что ведомая машина за ним не следует?
Однако, вечер сюрпризов далеко не окончен. По крайней мере новая парочка уже стучит мне в мозг своими костяшками. Во-первых, мой друг-араб уже находится в паре десятков метров от меня, я вижу его удаляющуюся спину. И Бог бы с ним, не очень то хотелось возится с пьяным недорослем альтернативного вероисповедания. Но сюрпризы на этом не завершаются. С переднего сиденья разбитой машины раздается какой-то восточный говор, среди которого я слышу совершенно русское:
– Мамочки, как больно та, – и дальше такой искренний мат, которому ни один иностранец ни в одной школе не может быть научен.
Глава 9
Мы сидим в каком-то кафе, одном из миллиарда стамбульских кафе, где вам в любое время суток предложат горячий бублик, чашку чая в стеклянной рюмке-тюльпане, или чашку кофе с перцем и пряностями.
Мою новую знакомую зовут Елена Исааковна Эглит. Родилась в Саратове. В восемь лет, благодаря «Алии» и «Закону о возвращении», она с мамой переехала в Израиль, на новую родину Хелены. В восемнадцать лет девушка ушла служить в Армию обороны Израиля. Еще до окончания двухгодичного срока ей предложили сменить военную форму на студенческую блузку, но с обещанием всю оставшуюся жизнь служить в «Моссаде». Причиной тому был острый ум, отличные физические данные и знание, в совершенстве, четырех языков. Помимо родных русского и идиша, Елена, благодаря маме-учителю, отлично знала немецкий и испанский. Уже в армии и в школе «Моссада» Хелена выучила английский, арабский и персидский.
В Стамбул Елена прилетела по российскому паспорту, как моя соотечественница.
Это было ее первое задание, которое она, не без моей помощи, провалила.
– Ты даже не представляешь, Максим, чему ты помешал. – Чуть не плача произносит Лена.
Теперь я отчетливо вижу, что она всего лишь молодая девушка, ей всего-то двадцать два года, она напугана и раздосадована. А еще, она искренне злится на меня. За то, что я помешал ей в ее первой операции, за то, что сейчас слушаю и не перебиваю, за то, что из-за этого «активного слушания» она выложила мне всю ту информацию, которую, вообще-то, не должна была выкладывать. Наверное, даже на меня и мое участие она злится меньше, чем на себя и свое откровение.
А мне весело. Кофе с кардамоном, рюмка ракии, красивая девушка, которую я знаю, как утешить. Ну что еще нужно для хорошего настроения.
Сложить два и два может абсолютно каждый. Но не каждый может свести уравнение к простейшим слагаемым. Я могу. Я умею отметать ненужное и делать нужные выводы. Ну а тут даже моих, выше среднего, умственных способностей не требуется.
– Лен, а тебе название «Гринго» о чем-то говорит?
– Да кто ты, черт возьми, такой? – Вскидывает на меня угольки глаз Елена.
Мне смешно. И оттого, как неподдельно искренне удивляется моя собеседница, и оттого, как она, непроизвольно начинает искать кобуру где-то под левой грудью, а еще и оттого, что мне самому сейчас вот ни разу не весело.
Уж не знаю, как в этом случае должны поступать кадровые разведчики. В конце концов мой инструктаж от полковника ГРУ ограничился одним астрономическим часом, да и то, большую часть говорил я. Полагаться на опыт моей новой знакомой тоже было бы опрометчиво. Собственно, опыта то и не было. Поэтому мы, два начинающих разведчика, сидя в уличном кафе напротив британского консульства, заключили наш собственный пакт о сотрудничестве.
Я рассказал ей все, что знал сам. И об англичанах, и о «Гринго», и об интересе к этому делу со стороны нашего ГРУ. И если кто-то попробует обвинить меня в госизмене – пусть он сам сядет ночью за столик в уличном кафе, напротив этих плачущих глаз, и попробует молчать. Добавлю лишь, что не только инструкций, но и каких-то подписей под страшными грамотами о гостайне, у меня не было. Поэтому я рассматриваю себя исключительно как свободный, привлеченный консультант.
Елена так же рассказала то, что знала о «Гринго». Вполне логично, что израильтяне давно отслеживают все более-менее перспективные радикальные исламистские движения, и нашим общим друзьям у них был посвящен целый отдел, сотрудником которого и стала пару недель назад Хелена Эглит. О том, что в одном из стамбульских клубов будет отдыхать сын одного из немногих известных руководителей движения, израильтяне узнали только сегодня в начале девятого вечера, когда парень уже зашел в клуб. Единственным доступным агентом была Хелена.
Обменявшись телефонами и заверениями в дружбе, мы разошлись каждый в свою сторону. На прощание мы, чуть смущаясь, словно школьники после поцелуев в подъезде, честно признались друг-другу, что об этом знакомстве расскажем своим шефам. Хелена – в «Ведомство разведки и специальных задач» в Тель-Авиве, я – таким же конторам в Лондоне и Москве. И уже пожимая руки Лена добавила простые, вроде бы даже сами собой разумеющиеся слова, но их значение я оценил только на следующий день. Держа мою ладонь в своей, она, как бы между прочим, бросила слова о том, что если я или она еще встретимся с арабом, распространяться об этом вечере не стоит. Я помог ей выбраться из машины и, спеша уйти до приезда полиции, проводил до параллельной улицы, где мы и расстались. Официально никаких бесед под луной с чашкой кофе, у нас не было.
Я поймал такси на углу Мешрутиет и Хамалбаши и поехал в отель. С момента моего выхода из клуба на Истикляль до возвращения в Шератон прошло чуть больше двух часов. Я отлично провел это время. Но сейчас, заходя в приветливо распахнутые швейцаром двери отеля, я отчетливо понял, что очень устал. Начало первого ночи, восемнадцать часов назад я проснулся в своем доме в Краснодаре и даже и не думал о том, что ночевать буду вот тут. Нельзя сказать, что этот прошедший день был самым сумасшедшим или непредсказуемым в моей жизни. Но вот в шорт лист самых интересных дней он наверняка войдет. Когда-нибудь, если мне придется стоять на пути поезда, или падать с небоскреба, или дергать кольцо нераскрывшегося парашюта, у меня перед глазами будет пробегать калейдоскоп именно из таких вот дней.