у, жалею, что в очередной раз не подумал о солнечных очках. Мы проходим под Галатским мостом и в тот момент, когда тень дорожного полотна пробегает по моему лицу я делаю очень долгий глоток. Через четыре минуты смотрю на проплывающую по правому борту, слева от меня, стену Топ Капи и допиваю чуть отдающий дымом, карамелью и дубом напиток. А может, это всего лишь аромат гриля? Как бы то ни было, путешествие начинается очень даже не плохо. Если брать внешние, видимые его атрибуты.
Глава 12
Через двадцать минут, мы уже движемся по направлению к северным воротам Босфора, но еще не прошли под мостом султана Селима, самым северным, на котором собственно и заканчивается Стамбул.
Я уже обдумал и слова о капитане, наверняка имеющем международный сертификат, права, или как там у моряков называется этот разрешительный документ, но не знающим международного, английского языка. Подумал и о словах Пателя о том, что связь с внешним миром скоро может оборваться. Хотя я почему-то уверен, что спутниковые решения мало того, что есть, так и стоить они баснословно не могут, законы рынка…
Вновь смотрю на часы. Думаю, я достаточно времени провел на солнце с бокалом, чтобы отыграть роль беззаботного отдыхающего. Пора вспомнить, что на мне висит груз ответственности за огромную компанию, спуститься уже в каюту и поработать. Тем более, как правильно отметил сам Патель, качество связи в открытом море может быть не ахти, никто базовых станций на буйках не устанавливает.
Спускаюсь на вторую, среднюю палубу, где меня встречает еще не знакомый мне восточный мужчина в тонком темно-сером костюме и черных ботинках. Не высокий, не больше сто семидесяти пяти, не худой и не толстый, скорее какой-то плотный. Словно профессиональный гимнаст или каратист, у которого под костюмом тела не видно, но почему-то вы сразу понимаете, что там сплошные мышцы и сухожилия. Может, это наш доисторический мозг делает выводы по нескольким сантиметрам шеи и запястий, по кистям и скулам… Мы смотрим на обычного человека, а наш мозг буквально визжит об исходящей от него опасности.
– Мистер Максим, пройдемте, я покажу вашу каюту. – Чистейший английский, приветливая, но при этом овершенно ледяная улыбка.
– Яхта «Роза пустыни» имеет две силовые установки, расположенные в кормовой части судна. – Тоном музейного экскурсовода говорит так и не представившийся мужчина. – Три палубы, открытая верхняя, комбинированная главная и жилая нижняя. Пять жилых кают. Мастер-каюта, где живет хозяин – на этой палубе, в носовой части, вон там, за салоном, кстати обед, если наверху станет прохладно, будет накрыт именно здесь. Нам с вами вниз, на нижнюю палубу.
Мы спускаемся еще на дюжину ступеней, таких же широких, как и на всех лестничных пролетах судна.
Небольшой тамбур, дверь в носовую часть судна и короткий, метров шесть, очень узкий коридорчик с четырьмя дверями, по две слева и справа.
– В носовых кубриках живет персонал и капитан. Четыре гостевые каюты расположены в этом коридоре. Ваша каюта номер два по правому борту, двери, для безопасности, не запираются. Если что-то понадобится – в номере есть трубка внутреннего телефона.
– Можно мне кофейник, хотя бы полулитровый, черный, без сахара, без молока. – Так как мой провожатый уже повернулся и сделал пару шагов по лестнице, я произношу эту просьбу куда-то в район его ягодиц.
Судя по едва заметной остановке, я услышан. Буду надеяться, что кофе у них на борту есть.
Закрываю за собой раздвижную дверь. Ролики мягко прокатываются по направляющим рельсам и язычок замка щелкает, попадая в гнездо. Чуть ниже дверной ручки ячейка для ключа. Ну, в принципе, мне ведь не сказали, что на дверях нет замков. Просто предупредили, что они не запираются.
Комната примерно три с половиной на два метра, кровать под огромным, неправильной формы, темным окном. Слева, за раздвижной ширмой, матово блестящие стальные душ, унитаз и раковина. Справа от кровати узкий пенал во всю высоту каюты. Дверца открыта и я вижу свои, аккуратно разложенные по полкам, вещи.
Ни стульев, ни стола, поэтому я беру с полки планшет, достаю из кармана Блекбери и запрыгиваю на кровать. Скидываю кроссовки, носками, один об другой, без рук. Каким бы я ни был человеком мира, но валяться в обуви на постели, как это любят делать американцы и европейцы, я пока еще не могу. Бужу планшет нажатием на экран в нужных местах и раздаю на него интернет с телефона.
В этот момент в дверь дважды стучат и, не дожидаясь ответа, входит давешний мужчина с подносом. Откидывает на стене незамеченную мной полочку и ставит на нее кофейник и низкую широкую чашку без ручки, больше похожую на пиалу, нежели на кофейную кружку. Мужчина молчит в ответ на мое «спасибо» и прикрывает за собой дверь.
Я знаю, что прослушать можно любой телефон. А еще я знаю, что у меня очень хороший руководитель службы безопасности, который, кроме высоких личных качеств, обладает еще и практически не ограниченным бюджетом. Поэтому за безопасность своей почты я могу быть спокоен. Перехватить отправляемый мною пакет данных могут. Но это будет просто очень длинный и тяжелый ряд нулей и единиц. Криптование на выходе, на моем планшете, гарантирует, что никто, кроме авторизованного получателя, не прочтет буквы послания, для всех перехватчиков на любом этапе «пути» сообщения это будет белиберда из иероглифов.
Умение кратко излагать факты, резюмировать первичные данные и давать лаконичный, но подкрепленный аргументами прогноз – это такой же признак ума, как остроумие. Я умный. Поэтому я уложился примерно в тысячу знаков. Русского алфавита. Почему-то сейчас я четче думал на русском, перевести все, сэкономив какое-то количество килобайт, конечно было не сложно, но знание языка с полковником из разведки мы не обсуждали, зато я точно знал, что сэр Александр русским владеет.
Я отсылаю письмо на два адреса, получаю подтверждение отправки и удаляю и письмо, и все его следы.
Я сделал все, что мог.
По крайней мере тогда я именно так и думал. Потому что, если бы в тот момент я знал истинное положение дел, я бы не писал длинных умных писем. Я написал бы лишь три слова: «Спасите мою задницу». Возможно добавил бы в конце «пожалуйста». С детства верю в это волшебное слово.
Но тогда я верил, что я просто проведу очередные сложные переговоры, сумею поселить свою точку зрения на вопрос в голове моего контрагента и через несколько часов сойду на крымский берег. Я знаю пару замечательных ресторанов в Ялте, их повора плюс местное вино способны творить чудеса.
С этими мыслями я допиваю очень вкусный кофе, отодвигаю ширму, беру с крючка роскошный банный халат. Ткань халата толще моего пальца, но при этом он почти невесомый. Бросаю его на кровать и встаю под душ. Вероятно, пресная вода на яхте очень ограничена, но мне очень хочется взбодриться перед предстоящим обедом.
Рыжие кожаные мокасины, голубые парусиновые штаны, легкая белая рубашка навыпуск и кремовый пуловер с треугольным вырезом. Прикрываю за собой дверь. Еще нету и часа дня, но я даже в городских отелях в номере никогда не сижу, запереться в каюте на яхте вообще дурацкая идея. Тем более, запереться и нельзя. А вот кстати, про нельзя запереться. Я делаю пол шага и толкаю дверь напротив. Три шага и еще одна попытка. Оборот на сто восемьдесят и пробую открыть последнюю дверь, соседней с моей каюты. Все три двери заперты. В этот момент в коридор входит серый костюм и, сложив руки на груди, приваливается спиной к стенке, глядя на меня и вроде бы даже не моргая.
Поднимаюсь на главную палубу. Серый следует за мной на расстоянии четырех шагов.
В салоне накрыт стол, вероятно мы вышли в открытое море и ветер на открытой палубе не позволит нам насладиться шедеврами французского повара. Отлично, я предпочту смотреть на морской пейзаж в панорамное окно, а не слезящимися от ветра глазами. Но вот кое-что меня очень настораживает. Два предмета, безобидных по отдельности и дающих очень плохой прогноз в сумме. Еще несколько часов назад я переживал оттого, что не увидел одного из них, а теперь начинаю судорожно строить гипотезы, потому что он тут.
Третий куверт, стол накрыт на три персоны. Но если бы все дело ограничилось лишь третьим набором приборов, меня это не встревожило бы. Отчего не предположить, что за стол, с хозяином и единственным пассажиром, не сядет капитан. Я когда-то ходил с друзьями на «Титаник», помню, что это в рамках мореходных традиций. Вот только второй увиденный мною предмет давал вместе с первым очень не вкусную пищу для размышлений. К столу приставлено серебряное ведерко со льдом, из ледяных кубиков, еще даже не покрытых испариной, вероятно кулер только-только принесли и поставили на высокую напольную треногу, так вот из кубиков льда на меня смотрит бутылка «Рамат а Голан», Каберне Совиньон 1984 года. Очень любопытно. Я беру бутылку и внимательнее рассматриваю этикетку. По спине пробегает неприятный холодок. Так, теперь спектакль для моего сопровождающего, серого костюма. Взгляд на часы. Достаю телефон, смотрю на одну несчастную оставшуюся палочку индикатора сигнала. Прикладываю палец к губам, рассеянный взгляд пробегает по палубе, теперь лицо вверх, в потолок. Надеюсь, он не Станиславский и поверил в то, что я неожиданно что-то вспомнил.
С такими ставками лучше перебдеть. Лучше, если я ошибаюсь, я буду потом стоять перед полковником, тезкой Достоевского, склонив голову, будто крестьянин, вернувшийся домой с базара без денег, но с запахом пива, чем прощелкаю эту догадку.
Бегом, чтобы никто не успел войти в салон и остановить меня разговором, слетаю по лестнице на свою палубу, рывком открываю дверь. За эти пару секунд успеваю обдумать, как далеко от берега мы могли отойти. Насколько я знаю, по морю, не имея препятствий, сигнал сотовых станций может добивать километров на двадцать пять-тридцать. Скорость нашего судна ну никак не больше двадцати пяти узлов. Вероятнее даже десять-пятнадцать, все-таки тут устье Босфора, оживленный трафик. Сколько прошло с нашего выхода из пролива? Черт, а я ведь еще и на душ время тратил! Хватаю планшет и так быстро, как только могу, активирую его, женю с раздатчиком Wi-Fi на телефоне, вхожу в почту. Напрочь забываю о том, что умею печатать десятью пальцами и тыкаю в экран средними и указательными. Десять слов. Без всяких «здравствуйте-с уважением». Отправляю и складываю пальцы крестом. Раз Миссисипи. Два Миссисипи. Три… В верху экрана выпадает сообщение «ваше письмо отправлено». Выдыхаю, чищу следы, умываюсь и выхожу в коридор. И только тут задаю себе вопрос, а почему я не написал с телефона. Наверное, это нервы.