Что делать умному, сильному, богатому человеку, запертому в каюте яхты? Только что согласившемуся убить сотрудницу израильских спец служб, чтобы, по заданию ГРУ и МИб войти в доверие к группе исламистов-социалистов? Получившему отсрочку из-за того, что яхта идет спасать тонущее румынское судно?
Правильно, я лег спать.
Глава 17
– Плиз опен вис дор. – Меня будит дерганье ручки моей каюты и такой приятный, пожалуй самый желанный для меня сейчас голос за дверью. Я не знаком с обладателем этого чудного баритона. Но я точно знаю, что его учительницу английского языка звали Мариной Васильевной, или Анной Николаевной, или как угодно еще, но у нее было русское имя и учить язык он начал совсем не в начальной школе, да и учил он его так себе…
На часах 23:50, значит спал я чуть больше двух часов. Меня будил какой-то шум, кто-то что-то кричал на незнакомых мне языках, надо мной, по обшивке главной палубы, топали ноги. Я много раз просыпался, но заранее согласившись с тем, что я уже ни на что не влияю, сидеть на кровати и прислушиваться, стараться сделать какой-то вывод из громкости шагов над головой – ну не мой это метод, поэтому я просыпался и снова засыпал. Окончательно меня разбудил только звук дергания моей дверной ручки. Вот тут уж я точно буду участвовать, значит просыпаемся!
– Еще один пассажир, ну просили же всех в кают-компании собраться. – Как оказывается приятно услышать русскую речь, вот я уже и стал настоящим шпионом, мыслю, наверное, как настоящий резидент. – Так, мистер! Цигель цигель. – И дальше баритон продолжает уже на «английском». – Ком ту зэ мэин дэск плиз, виз паспорт. – Какой-то темно-зеленый комбинезон, тельняшка почему-то не с синими, а с как мне кажется зелеными полосками, зеленый берет. На погонах одна широкая полоса.
И вновь я сам себе напоминаю шаблонного шпиона, резидента, оторванного от Родины на многие годы. Ну кто еще станет так умиляться виду российского пограничника.
– Иду, иду, не ори, старшина, что у вас случилось, Ялта уже? – Отвечаю по-русски и, в ответ на недоуменный взгляд, пьяно-радушно распахиваю руки, предлагая обняться. Отыграть пьяного не так уж сложно. В каюте нет проветривания, или я его не смог организовать, так и не разобравшись с иллюминатором. Мой организм усиленно избавляется от алкоголя. Вот в маленькой комнатке и стоит мощное похмельное амбре.
Кое как поднимаюсь и пошатываясь выхожу в коридор. Все четыре каюты распахнуты. Но это еще ничего не значит. Как подкидывая монетку, вероятность пятьдесят на пятьдесят. Ровно столько же шансов встретить на палубе Елену. Мои шансы проснуться от стука пограничника были чуть выше, не зря я заранее согласился на предложение Пателя. Но все же одна четвертая вероятности отводилась мною на то, что я вообще не проснусь.
Поднимаясь по лестнице я вижу на открытой палубе нескольких мужчин. Все они какие-то уставшие, многие с бородами, некоторые завернуты в какие-то одеяла. Вероятно это и есть спасенные моряки.
Дюжина солдат в тусклых, бело-оранжевых в свете фонарей спас жилетах командуют погрузкой мужчин на огромную надувную лодку, привязанную к низкой корме яхты.
Я отлично понимаю, что вопрос, идти или нет на выручку рыболовам, Патель решил положительно и, практически, без раздумий. Подозреваю, что последствия для капитана, яхты и, в итоге, для владельца, в случае пренебрежения сигналом СОС на море, могут быть очень серьезными. Но был еще вопрос «а не убить ли одного, а может сразу двоих пассажиров». На самом деле, для Сингха было бы очень логичным одно из двух, равно неприятных для меня решений. Либо, идя на выручку рыболовам, убить меня и Елену самому, либо снять видео, как я убиваю женщину.
Я делал ставку на любовь Пателя к финансам. Там, где деньги, там скорополительные решения не принимаются. Речь не о моментальных решениях на бирже, купить-продать. Такие действия – это верхушка громадного айсберга из подготовки, сбора первичных данных и глубокого мат анализа. Убийство – это окончательное действие, без возможности отыграть назад.
Кроме того, мне кажется, что Патель искренне рассчитывал лишь выступить в роли эдакого большущего спасательного круга. «Роза пустыни» прибывает на место аварии, принимает на борт команду, дожидается прихода официальных спасателей, рыбаки переходят к ним, «Роза» продолжает плавание с пометкой о благонадежности капитана в досье. На все про все три-четыре часа.
Я спокойно спал в своей каюте, убивать Елену самому Пателю нет никакого смысла, поэтому я на сто процентов был уверен, что Эглит все еще жива.
Все это я обдумываю за те несколько секунд, что иду от своей каюты в салон главной палубы.
Как только я вхожу в раздвижную дверь салона, я убеждаюсь в верности своих выводов, потом удивляюсь, и, наконец, меня просто шокируют.
Салон заполнен людьми. Причем все, кто мне знаком, Патель, Елена, капитан, повар и серый костюм, сидят на диванах вдоль бортов. Стол сдвинут к дальней стене (странно, я думал на яхтах мебель привинчивается к полу). Посреди салона стоит не меньше десятка пограничников, причем только четверо из них одеты в стандартную пограничную форму. На шестерых солдатах широкие пятнистые комбинезоны, поверх которых надеты тонкие, оранжевые, с белыми соляными разводами спасательные жилеты. У каждого короткий автомат на шее. Странное, исключающее, на мой взгляд, друг друга сочетание.
Но времени на удивление от снаряжения пограничников мне не дают. Ведь нельзя одновременно удивляться двум вещам. Большая неожиданность вытесняет меньшую. Шок побеждает удивление.
– А вот и мой жених! – Радостно, по-русски, кричит Елена и подпрыгивает с дивана. Расталкивая пограничников, ледоколом, проламывается ко мне. – Макс, ты все проспал, оказывается мы спасли рыбаков! Представляешь! Мы теперь настоящие спасатели!
Она почти обняла меня, но повинуясь жесту одного из офицеров возвращается на диван.
Тем временем ко мне подходит молодой парень с тремя звездочками на погонах. Я понимаю, что в кителях – офицеры, а в камуфляже – вероятно какое-то силовое крыло, черт его знает, как оно у пограничников называется.
– Ваши документы пожалуйста. – Так же на русском обращается он ко мне. Ни приветствия, ни представления. Ну и ладно, может подобные мелочи только для инспекторов ГАИ прописаны.
Вытягиваю из заднего кармана красную книжицу, передаю ему, замечая, что у него в руках уже стопка красных, темно-синих и зеленых паспортов.
Не раскрывая переданный ему документ, старший лейтенант отстегивает клапан нагрудного кармана и кладет в него все книжицы.
– Ну что, рассказываете, как вы докатились до жизни такой! – Весело начинает старлей.
Видя непонимающий взгляд Пателя, совершенно на автомате, я перевожу слова пограничника на английский.
– А ты тут толмач, птица-говорун? – Тычет в меня пальцем пограничник, но все же переходит на неплохой английский. – Сейчас я буду называть имена, вы встаете и говорите мне гражданство, дату рождения, что делаете на этом судне и куда направляетесь. Все ясно?
Первым из кармана торчал уголок моего паспорта, поэтому он и оказался в руках старлея первым.
– Таак, Романов, Максим Александрович. – Старший лейтенант листает странички моего паспорта в надежде разобрать в куче печатей о выездах и возвращениях самый свежий штамп.
– Вот, вы только что пролистнули, это вчера мне выезд из Турции проштамповали, а позавчерашний вылет из Краснодара где-то на предпоследних страницах кажется. – Ну а почему бы не проявить свою добрую волю и полнейшее желание сотрудничать с властями. Власти обычно эти проявления не ценят, но их отсутствие отслеживают четко. – Пользуясь случаем, спасибо российским пограничникам, вы единственные, кто ставит штампы на страницах подряд, по порядку. А вот ваши импортные коллеги почему-то никогда не ставят отметки по порядку, каждый норовит открыть паспорт на произвольной странице и поставить печать где-то посередине листа.
Разумеется, я не ожидал ответной любезности, но офицер побил все рекорды непредсказуемости.
Держа паспорт в левой руке он приподнял документ над моим правым плечом, как будто сравнивая фото и оригинал. А потом резко, без замаха, кулаком согнутой в локте правой, очень сильно ударил меня в живот. Примерно в то место, где сходятся ребра.
Невольно согнувшись и закашляв вижу, как боевое пограничное крыло, шестеро солдат в камуфляже, демонстративно кладут руки на автоматы.
– Красивые часы. – Совершенно спокойно говорит ударивший меня офицер, указывая на мое левое запястье. – Мне наверное пару лет нужно работать, не пить, не есть, чтобы такие купить. Понимаете, какая между нами разница? Но зато у меня есть вот они, – он кивает в сторону автоматчиков. – Поэтому я сейчас буду называть имена, а вы будете называть гражданство, дату рождения, что делаете на этом судне и куда направляетесь.
Если это постановка моего полковника, Федора Михайловича, то он отличный режиссер.
– Офицер, а вам не кажется, что вы излишне строги в общении с пассажирами частного судна, пришедшими, добровольно, на помощь терпящим бедствие рыбакам? – Очень тихо произносит Патель.
Пограничник отрывает взгляд от меня. И я понимаю, что это действительно работа моего полковника. В моем плане с кораблекрушением было много дыр, которые я увидел только сейчас. Действительно, что мешало Пателю принять на борт пострадавших моряков, через час сгрузить их на подошедшие катера береговой охраны и продолжить плавание. Чем это часовое пребывание рыбаков на палубе помогло бы мне? Но я – счастливчик, мне повезло с полковником, он дыр не оставил.
– Сейнер «Валахия» уже давно не в состоянии ловить рыбу. Это судно занимается исключительно контрабандой. Им не повезло затонуть в наших прилежащих водах. Еще бы парой миль южнее, и они бы были в нейтральных водах, где мы не имели бы права их досматривать.
– Но вы ведь досматриваете не их, а нас! – Вскрикивает было «не говорящий» по-английски капитан и тут же сникает, понимая абсурдность своего замечания.