– Ну что вы. Сегодня это практически невозможно. Нет, мы лишь вынем из короны то, чего там не должно быть по закону.
Бинго!!! Я прав. А мои контрагенты – по прежнему предсказуемы. Ну а если я могу предсказать своих визави, то и обыграть их тоже смогу. А сейчас, пожалуй, стоит сменить тему, не нужно Пателю видеть мой интерес к этому делу.
– Мистер Патель, я все забываю спросить. Вы зачем у меня одежду отобрали? Да и телефон, часы, кредитку в конце концов, уж будьте добры, верните.
И тут Патель не сказать, что сильно меня удивил. Нет, нечто подобное я не мог полностью исключить, но все же надежда конечно оставалась.
– Простите, мистер Максим, но ни одежды, ни тем паче техники я вам не верну. Вы сами того не знали, но и в вашей обуви, и на вашей одежде были жучки. Причем мы нашли три абсолютно разных типа устройств, все очень современные и передовые, такие только у развитых государственных служб могут быть. Не ограниченных в средствах. Что уж говорить про ваши телефоны. В часах мы, правда, ничего не нашли, но и собрать их заново, уж простите, не сумели. Так что, ваши израильские, английские и русские друзья пусть уж погадают, поищут вас.
Конечно новость о том, что Патель в курсе моего сотрудничества с тремя разведками, не неожиданная, но отыграть изумление и, возможно даже раскаяние, стоит. Пусть он видит, что он на шаг впереди, противник всегда должен думать, что он чуточку умнее, чем он есть на самом деле. Я уже чуть было не начал изображать смущение, но, под изучающим взглядом пакистанца, за какую-то долю секунды, решил тотально сменить тактику. Он слишком умен, и от меня ожидает умного шага. Значит лобовое отыгрывание эмоций тут не сработает, тут не в лоб, тут нотивочка нужна…
– Так а что вы, любезный, хотели? Сами прекрасно знаете, где мисс Хелена трудится. И вы правда ожидали, что она про мое с ней знакомство, и про тот ультиматум, который вы мне поставили, никому ничего не расскажет? – А теперь добавим чуть наезда, праведного гнева. Нападение – лучшая защита. И если так считал Александр Великий, то я уж точно с ним спорить не стану. – Вообще очень странная картина, мистер Патель, вырисовывается. Вы вроде как представляете «серьезную» организацию, но уже на следующий день после нашего знакомства у меня следуют беседы с тремя государственными конторами, с которыми я никогда и ни при каких обстоятельствах знакомиться не желал. Объясните мне, мистер Патель, как вы планируете выполнить свое предложение, как вы там говорили, – я намеренно добавляю сарказма в голос, – стать эмиром провинции Русия? Может вы просто ищите людей, кто вам бы передачки в тюрьму приносил бы? Или даже проще, вы козлов отпущения ищите? Как-то на серьезную организацию пока что ваша контора ну никак не тянет.
Интересно, он мне выдаст наличие ядерного козыря? Если да, то действительно стоит поискать парашют и спрыгнуть с этого борта пока не втянуло. Это означало бы, что иных козырей у них нет и они станут разыгрывать бомбу. С такими не работать, таких поскорее уничтожать, без всяких вариантов. Это означало бы, что мои красивые рассуждения о цели и ее образе – дилетантская теория, и мои спецслужебные коллеги правы в том, что «Гринго» нужно просто уничтожить. Просто…
– Максим, я не стану тратить время на убеждение вас в серьезности наших намерений и возможностей. Не потому, что не доверяю вам, а совершенно наоборот. Потому, что вы и так уже наш. Вернее, вы либо наш, либо мертвый. Вы отлично понимаете, что просто так отказаться от работы с нами вы не можете. Ну не станете же вы вешать себе на спину мишень? Очень большую мишень. Конечно, пару-тройку лет вы сможете где-то прятаться, но всю жизнь… Всю жизнь жить оглядываясь и ожидая выстрела, ножа, яда или ледоруба… На суицидника вы не похожи, вы слишком кайфуете от жизни, поэтому давайте не станем унижать друг друга подобными разговорами, лучше я введу вас в курс, как вы станете грабить королевскую сокровищницу. У нас еще пол часа полета, как раз успею.
Через десять минут я знал, как «Гринго» планирует совершить ограбление Тауэра. И я верил, что это может сработать. По моим прикидкам шансы на успех были, разумеется, не сто процентов и даже не один к двум. Но они были. Потому что такой дерзкий, циничный и грубый план действительно мог сработать. Никакого изящества, тонкости и креативности. Наоборот. Мне бы в команду их креативщика. Я бы заплатил самым дорогим психиатрам за его коррекцию и лечение от социофобии и поручил ему кампанию по продвижению «Максима». С такой фантазией он обязательно нашел бы интересные маркетинговые каналы.
Мы приземляемся в Ле Бурже. Я много раз бывал тут во время проведения знаменитых авиасалонов, а вот в качестве пассажира впервые.
Никаких пограничников или таможенников и никаких трапов или автобусов для пассажиров. Самолет подруливает к низкому металлическому ангару и разворачивается хвостом к огромным, распахнутым воротам. Мы с Пателем и серым слугой выходим по приставному трапу и тут же к ангару подъезжает большой черный Range Rover с наглухо тонированными стеклами. Тем временем тягач вталкивает самолет в ангар.
Через двадцать пять минут мы выходим на площади Северного вокзала. Светлое каменное здание, фасад в форме триумфальной арки, литые чугунные конструкции поддерживают стеклянную крышу. Скульптуры на фасаде символизируют города, в которые можно отсюда попасть. На мой взгляд, это самый красивый железнодорожный вокзал, как сам по себе, так и как часть архитектурного ансамбля прилегающего района. Я невольно задираю голову и смотрю на фасад, но Патель, достаточно грубо, окликает меня и мы проходим внутрь.
Серый слуга передает мне глянцевый билет, напоминающий аэрофлотовский посадочный талон. На ходу смотрю в него. Отлично, «Бизнесс-премьер», высший класс обслуживания. «Гринго» заботится о своих сотрудниках.
По нижнему краю билета идет полоса со словами: «Вы можете брать жидкость на борт Евростар, без ограничений, вы можете взять на борт все свои туалетные принадлежности и даже бутылочку шампанского!». Как изысканно железнодорожники шутят над своими конкурентами, авиалиниями.
Мы поднимаемся по ступенькам и, через ворота со сканером билетов, проходим в зону «Евростар». У Пателя и серого слуги почему-то синие паспорта с орлом. С таким американским вездеходом их практически не досматривают, хотя и мой российский бордовый паспорт так же не вызывает особого интереса ни у французов, ни у англичан. Багажа у нас нет, лишь у Сингха в руках небольшая дорожная сумка, скорее напоминающая по объему деловой портфель, поэтому уже через семь минут после входа в вокзал мы вызываем лифт и едем на этаж с бизнес залами ожидания.
Следующие четверть часа я сижу у высокой стойки возле внутреннего окна, пью не самый вкусный, но все же приемлемый кофе из высокой белой чашки и смотрю на приходящие и уходящие поезда. Возле моей кофейной чашки уже стоит три пустых пятидесятиграммовых бутылочки Шартреза, лишь на донышках виднеются болотно-зеленые капельки. Последнюю из прихваченных бутылочек я выливаю в остатки кофе. Двенадцать пятьдесят, очень редко в это время я уже обладаю тем количеством алкоголя, которое сейчас находится во мне. Но я абсолютно, кристально, до безобразия трезв. Алкоголь, сахар и вода, содержащиеся во всех тех напитках, которые я сегодня выпил, моментально, со сверхзвуковой скоростью расщепляются в моем организме на элементарные составляющие. Я очень хорошо представляю, что долго мой организм в таком мобилизованном состоянии не проведет, напряжение выхлестнется наружу в виде ора, или какой-нибудь экземой или пошлой перхотью. Но это потом. А сейчас я, словно солдат во время боя, не способный заболеть на лютом морозе, не способный опьянеть от алкоголя…
Я предполагаю, хоть и не до конца, механику предстоящего дня. И я не вижу вариантов что-то сделать с теми инструментами, которые у меня есть. Как бы я не использовал свой мозг, свой опыт и свою фантазию, без телефона и денег я ничего сделать не смогу. Я знаю, что я смогу исправить свои действия. Но исправлять всегда хуже, чем сразу сделать как надо. Поэтому до физической боли в висках я думаю. Смотрю на поезда, пью дешевый туристический Шартрез и думаю. Как мне ограбить Тауэр так, чтобы потом не пришлось исправлять.
Через три минуты объявляют посадку, мы спускаемся на платформу, и еще через пятнадцать минут наш «Евростар» отправляется с Северного вокзала Парижа в Лондон.
Серый слуга куда-то подевался, я и Патель вдвоем входим в поезд. В нашем вагоне, помимо нас, лишь еще дюжина человек. Во всяком случае все места в радиусе четырех рядов кресел вокруг нас свободны, поэтому мы говорим хоть и чуть приглушенно, но совершенно не опасаясь того, что нас подслушают. Мы заняли ячейку для четверых, со столом. Милая девушка-стюардесса принесла нам маленькие бокальчики с шампанским и крошечные, двухсот пятидесяти граммовые тетрапаковские коробочки воды Radnor. Мы быстро пробежали предложенное меню и выбрали блюда. Как только стюардесса отошла от наших кресел, Патель выложил на треугольный в сечении стол какой-то дешевый кнопочный телефон, пластиковые спортивные часы и монетки, столбик из нескольких, будто бы обкусанных, фунтовых и такой же столбик нормальных, круглых двухфунтовых монет. Очень низенькие столбики. Очень, очень плохо. Для моего плана мне бы очень пригодился телефон с интернетом, чтобы заказать «Убер». Либо побольше налички. С этой жалкой десяткой я рискую действительно войти в историю, не как спаситель регалий королевы, а как их похититель.
Тем временем Патель ставит на стол вынутую из портфеля прозрачную пластиковую бутылку и объясняет мне ее назначение. Я лишь в очередной раз поражаюсь креативности того, кто разработал эту операцию. С такой фантазией им ядерная бомба не нужна, они могут и без нее мир захватить.
Итак, через два с четвертью часа я буду в Лондоне, на станции Сент-Панкрас. Оттуда, если мы поедем на машине, через час мы будем в Тауэре. Если воспользуемся подземкой, или, как лондонцы называют свое метро – «трубой», то у Тауэра мы будем через тридцать минут. В любом случае, в семнадцать ноль ноль я стану участником ограбления. И по тем вводным, которые есть у меня на сейчас, я действительно вынесу из Тауэра и передам «Гринго» сакральный символ королевской власти. Пока что я не вижу варианта сделать иначе.