Террорист из «Гринго» — страница 39 из 50

Глава 25

Дорогу обычно кладут по земле. Исходя из ландшафта и местности, геодезисты прокладывают наилучший маршрут, как будущая дорога будет лежать на поверхности. Если дорогу кладут две компании, идущие навстречу друг другу, то это сокращает время ровно вдвое. И тут есть всего два измерения, геодезист может рекомендовать проложить дорожное полотно левее или правее. Чуть вправо или чуть влево. Если на пути гора, то этот изгиб может стоить нескольких миллионов денег и месяцев работы. И даже, если две стороны идущие навстречу друг другу, чуть ошибутся и место стыковки их дорог окажется на расстоянии, ну так и ничего страшного. Плавный поворот, едва заметный изгиб дорожного полотна и вот уже две бригады радостно пожимают руки и хлопают коллег по спинам. Пониковский умер, но северный и южный участок восточной магистрали встретились и Остап нашел своего Корейко. Слава строителям, связавшим Среднюю Азию с Сибирью.

Но все совершенно не так под землей. И все абсолютно не так, если под землей вы строите тоннель не для маленьких и маневренных автомобилей, а для высокоскоростной железной дороги. Мало того, что ваши риски промахнуться удваиваются из-за наличия, кроме фактора «лево» и «право» еще и параметров «выше» и «ниже», так еще и в случае даже минимального не попадания, вы не можете решить вопрос каким бы то ни было плавным поворотом тоннелей на встречу друг другу. Потому что скоростной поезд не может, даже плавно, повернуть на расстоянии меньше, чем в несколько километров.

Французы и англичане как-то с этой задачей справились. За семь лет строительства из земли было вынуто почти восемь миллионов кубометров грунта. Представьте куб со стороной в двести метров. Вот такой вот кубик строители двух стран выкопали за время работ. Полученным грунтом французы и англичане распорядились очень по разному. Французы просто смыли свою часть обратно в море, в то время как англичане из своих почти пяти миллионов кубов насыпали искусственный мыс, назвали его мысом Шекспира и разбили на нем парк.

Как-то мои дубайские друзья рассказывали мне историю, как появился знаменитый остров-пальма, Палм-Джумейра. По легенде, однажды шейх Дубаи ел суп с сухариками. Может суп был не очень вкусным, или настроение у властителя было задумчивое, но шейх больше играл с ложкой с сухарями, чем ел. Кто-то из сидевших за столом с шейхом людей спросил у владыки, почему он не есть. На что шейх ответил, что он придумал проект века!

Когда мне это рассказали, я, разумеется, вслух восхитился, а вот про себя я подумал о двух вещах. Во-первых, кто, кто может сидя за столом с правителем задать ему вопрос о том, почему он видите ли не есть, а гоняет ложкой сухарики по супу. Ну а во-вторых, я вспомнил именно о мысе Шекспира. Конечно пиар дубайского проекта не идет ни в какое сравнение с английским, но вот опыление идеей было явно с Альбиона…


Итак, пятнадцать лет назад, в 2004, Евротоннель под Ламаншем был открыт и по нему пошли скоростные поезда, связавшие перманентно воюющие друг с другом в прошлом и сотрудничающие в настоящем Великобританию и Францию. А сегодня по этому тоннелю из Парижа в Лондон еду я, Максим Романов, российский предприниматель, который через пару часов даст пощечину английской монархии, выкрав из хранилища королевские регалии. Какой не оригинальный ход со стороны «Гринго». Хотя, знание истории и умение повторять лучшее – признак мудрости. Откуда террористам взять деньги? Есть лишь два варианта, либо спонсоры, либо воровство. Ну, не работать же им, в самом деле. Экспроприации, или как их еще называли, «эксы» – давний источник финансирования для революционеров. Это вам любой советский школьник, конечно если он уроки истории не прогуливал, подтвердит и даже вспомнит примеры из биографии Камо или самого Сталина. Отличие «эксов» от классического пошлого ограбления в том, что вырученные средства идут не на личное обогащение исполнителей, а партийные, ну а в нашем случае, организационные нужды. А кроме того, ограбление столь знакового хранилища – это отличная пощечина не только английской монархии, но и всей старой Европе. Пара-тройка таких дел, плюс ядерная бомба в кармане – и «Гринго» становится если не ключевым, то явно заметным игроком на политической арене.


Когда-то Бертольд Брехт писал, что есть несколько основных видов убожеств, вид которых заставит человека поступить противоестественно и расстаться с деньгами. В том числе это радостный и беззаботный калека, желательно без пары конечностей, ветеран, покрытый ранами и работающий на отвращении, несчастный слепец, опустившийся бывший…

А прибавьте к этим, не самым радостным персонажам, образ Гавроша, отверженного подростка, живущего на улице. Разве у вас не дрогнет сердце при встрече с несчастным ребенком-калекой?

Говорят, на курсах писателей-сценаристов, запрещают слушателям использовать в своих произведениях спасение детей и котят. Потому что это не по правилам. Это удар ниже пояса. Потому что главный герой произведения, спасающий котика или белокурую девочку – это приторно сладкий персонаж, который вызывает приступ рвоты у зрителя.

Сидя в баре стамбульского клуба я смотрел на подростка, двадцатилетнего сына Пателя, и думал о том, что ну нет, ну нет же, нет на Земле таких террористов, которые могут использовать в своих целях глупых юнцов.

Я очень ошибался. Я недооценивал террористов, их холодный прагматичный мозг. Если для достижения цели нужно использовать ребенка, почему нет? Беременная женщина? Дайте двух. Дети-калеки – берем десяток.

Именно так. План «Гинго» по ограблению Тауэра строился на использовании пары дюжин детей-инвалидов.


В 16:00, на последнюю дневную экскурсию по Тауэру, должен прибыть автобус с двумя десятками детей-инвалидов. Коляски, костыли, рюкзаки с кислородными баллонами, сопровождающие с медицинскими приборами. Заявка в администрацию музея была направлена благотворительным фондом заранее, так что никаких сюрпризов для сотрудников музея не было.

После приветствия и вводной речи тауэрского йомина, после Мятного переулка и Монетного двора, после Водного переулка и знаменитых Врат Предателей, после посещения Белой башни, зверинца и кормления шести воронов, группу должны завести в казармы Ватерлоо. Финальной частью экскурсии должно стать посещение левой части дома Ватерлоо, королевской сокровищницы.

Разумеется, все королевские регалии надежно спрятаны под пуленепробиваемыми стеклами, снабжены сигнализациями и постоянно охраняются двадцатью охранниками, четверо из которых всегда находятся в зале.

Но что могут сделать охранники, отравленные газом. И как может противостоять стекло, даже самое прочное, специальному пневмомолоту?

Подумали организаторы ограбления и над тем, что дети, подростки, которые собственно и совершат ограбление, очень заметны. В самом деле, как только станет понятно, что ограбление совершает группа подростков, все что нужно охране замка – закрыть ворота и хватать всех людей, ниже ста шестидесяти сантиметров.

Вот именно на этой стадии, когда кража уже совершена, но ценности еще находятся на территории замка, и должен подключиться я. Моя задача – взять награбленное и вынести за пределы опасного периметра. Мой рост выше среднего должен способствовать тому, что охранники мною не заинтересуются. Ну и в помощь мне бутылка воды, имеющая очень широкое горлышко.


План был откровенно хорош. Дерзкий, непредсказуемый, циничный и выполнимый. А вот контр план, придуманный мною, был совершенно слаб. Положим, я даже смогу дозвониться с переданного мне Пателем телефона в Краснодар, своему безопаснику, Дзантиеву. И что? Он за час найдет полковника, Федора Михайловича, о котором знать не знает? Или сможет отыскать сэра Александра, о котором слышал, но про которого у него нет никакой информации? Или мне сразу на три девятки в Лондоне звонить? Алло, это полиция, я тут вынужден Тауэр ограбить… А потом на месте Лондона мы с товарищами столицу Халифата разместим…

Значит, надеяться можно только на себя. Придя к такому выводу я, если честно, даже обрадовался. Если ты четко понимаешь, что помощи извне не будет, то ты и рассчитывать на нее не станешь. Хочешь сделать хорошо – сде – ай сам. А сам я делать умею. Вот только наличных не хватает. Если на сувенир десяти фунтов монетками, переданными мне Пателем, еще достаточно, то на поездку, тем более в две стороны, точно не хватит. Насколько я помню, ценники в лондонском метро совершенно не гуманные, не говоря уже про расценки черных кэбов.

Я улыбнулся. Еще неделю назад даже подумать о том, что я не могу себе позволить поездку в метро, я не мог. Как интересно я живу.

– А чего вы, друг мой, улыбаетесь? – Патель что-то говорил, но вероятно моя улыбка была не той реакцией, какую он ожидал увидеть.

– Я улыбаюсь тому, что вы отправляете меня в центр самого дорогого в мире города с жалкой десяткой.

– Так это ведь я о вас забочусь, дорогой мистер Максим. Деньги это что? Это соблазн, это эфемерное чувство свободы и возможностей. Вы что же думаете, я просто так вам даже не банкноты, монетки выдал? Вот, положим, я вам не десять фунтов, а миллион наличными выдам, или карту безлимитную. И что? Ведь появится соблазн сбежать. И даже если и не побежите, то мысль такая точно возникнет. Разговор про мишень помните? Я вам уже говорил, я вашего соотечественника, мистера Троцкого очень уважаю. Вот он в свое время тоже думал, что сбежал. И у вас такая мысль возникнет. Сейчас, тут, вот в этой вот точке совершить преступление, которое вы совершенно совершать не хотите, или потом, когда-нибудь, гипотетически, потенциально получить опасность, угрозу. Что молчите? Именно так вы бы и рассуждали, имей возможность улизнуть. Всегда есть вариант, что за время, пока вы прячетесь, или вы, Максим, или мы, «Гринго» умрем, верно? – Патель берет в руки черный брусок телефона. – Кстати и телефон тоже не должен вас смущать. Тут все кнопки – бутафорские. На этот номер могу позвонить только я, при входящем вам нужно просто зеленую кнопочку нажать. И вы позвонить сможете только мне, просто дважды ту же зеленую кнопку нажмите. Как вы понимаете, никакого интернета или СМС тут нет…