Мы, помимо всего прочего, хотим взорвать «Самооборону». Все три клуба, что располагаются в южном районе. Вместе с их пернатыми обитателями – орлами то бишь или ястребами, выбирайте, что больше нравится. И мы потихоньку работаем в этом направлении. Именно потихоньку, ибо до сего момента нас сдерживали некоторые факторы: время, убиваемое на Леху, необходимость соблюдать нормы приличия (взрывы – «усиление», активизация спецслужб, причем надолго, согласитесь, не самые комфортные условия для проведения акции по освобождению узника) и отсутствие нужного количества взрывчатки.
Теперь, если вы следите за сюжетом, взрывчатки у нас – завались и выше. А если мы к тому же сумеем освободить Леху, у нас и времени будет примерно столько же. И вот уже тогда можно будет без оглядки, целиком и полностью отдаться сладостному тлену отмщения.
Хе-хе… Что? Да, предвкушаю, что после такого признания кое-кто вздернет носик и отвернется от нас. Что ж, желаю удачи, приятно было с вами пообщаться. Да, мы отнюдь не герои. Мы просто слабые люди и не в силах сопротивляться такому мощному мотивационному фактору, как чувство мести. Если кто подзабыл, я напомню: этот гадкий фактор так наследил в мировой истории, что кровь стынет в жилах только лишь от одного ознакомления с перечнем злодеяний, предательств и войн, спровоцированных этим самым фактором. И жертвами его пали куда как более сильные духом камрады: цари, правители, знаменитые полководцы – чего уж тут говорить о нас, заштатных пацанах из провинциального промышленного городка. Нет, я не оправдываюсь. Я просто констатирую факт: чувство такое в природе существует, оно практически всесильно и никуда нам от него не деться.
Два часа, как оказалось, вполне оптимальный срок: Филин был один.
– Ну?
– Дай Санин номер.
– Зачем?
– Да так… Пообщаться хотел.
– «Пообщаться»… От этих ваших общений потом организации закрывают. Насчет чего пообщаться?
– Да ты, наверное, уже догадался. Про одного общего знакомого хотел спросить.
Пауза.
Просьба вполне обычная, никакой крамолы. Но если бы она (просьба) поступила до встречи с Седым, Филину пришлось бы задавать кучу наводящих вопросов, а потом докладывать о состоявшемся разговоре Седому.
Сейчас этого делать необязательно: с Руденко, бывшим «комиссаром» «Легиона», у меня вполне приятельские отношения и немало общих знакомых.
– Алло?
– Да, я здесь.
– Ну и?
– Да вот, думаю, стоит ли давать тебе номер.
– Думай на здоровье. Я не спешу…
Нет, полагаю, насчет выдачи номера Филин уже определился. В отличие от Седого, «конторского» функционера старой школы, Филин в прошлом – офицер спецназа. Так что для него такие понятия, как «команда», «с операции приходят все или никто» и даже замшелое «сам погибай, а товарища выручай», – отнюдь не пустой звук, а скорее норма жизни. И наши стремления по поводу освобождения Лехи ему понятны и близки.
Думаю, сейчас он напряженно размышляет, стоит ли докладывать об этом разговоре Седому. Потому что если докладывать, то сразу, как только я нажму «отбой».
– Запоминай. – Филин неторопливо произнес цифровой ряд. – Есть?
– Да.
– Поболтаете, потри этот номер и забудь его.
– Мог бы и не напоминать.
– И вот еще что… В принципе, мог бы ко мне и не обращаться. У «легионеров» вашего города запросто могли остаться координаты их бывшего руководства. Так что…
– Да-да, конечно, я все понял. Спасибо тебе. Ты нас здорово выручил.
– Не за что. Вы там смотрите, поаккуратнее…
– Александр Юрьевич?
– О! Здорово, Димон!
– Неужто вот так сразу узнал?
– А ко мне больше никто так не обращается – Александр Юрьевич. Рылом, знаешь ли, не вышел.
– Понял. Ну что, как сам, как дела, как здоровье?
– Думаю, тебе абсолютно без разницы, как у меня дела. А раз звонишь, значит, тебе что-то нужно. Причем нужно позарез, если ты умудрился вытащить мой номер сам знаешь у кого.
– Что-то ты совсем плохо обо мне думаешь. Мне в самом деле интересно, как у тебя дела.
– Да ладно! А то я тебя не знаю. Дай-ка, угадаю… Так… Нет, это вряд ли… А, вот: тебе нужны координаты Андрея. Угадал?
– Гхм-кхм… Ну что сказать? Ты не только умен, но к тому же еще и не по-детски прозорлив, друг мой. Мне действительно нужен Андрей.
– Сожалею. Ничем не могу помочь.
– То есть как это? Вы же с ним…
– Он раз в неделю все меняет. Такая вот дурная привычка. Так что у меня сейчас нет ни единой зацепки. Ни телефона. Ни адреса. Ни электронной почты. Вообще ничего нет. Еще что-нибудь тебя интересует?
– Погоди-погоди… – заторопился я. – Мы с ним на эту тему говорили. Он предупреждал, что раз в неделю все подряд меняет. Но он также сказал, что в случае чего – коли вдруг приспичит – можно обращаться к тебе или Валере. И что вы знаете, как с ним связаться.
– Ага… И что, приспичило?
– Приспичило. По-другому не скажешь.
– Ну, коли так… Кстати… тебе это может показаться странным, но мне он ничего такого не говорил.
– Сань, ты что, думаешь, я тут уже «на привязи» и специально для тебя рожаю такие незамысловатые комбинации?
– Да нет, ничего такого я не думаю. Я просто констатирую факт: Андрей мне ничего насчет тебя не говорил. Валере, надо полагать, тоже – иначе я бы об этом знал.
– Ну так спроси у него! В смысле, у Андрея.
– Не могу. Я же сказал, раз в неделю он все меняет. Мы с ним не общались уже… как бы не соврать… по-моему, месяца четыре. Так что извини, но…
– Саня, ну я тебя прошу! – взмолился я. – Все уже, никому ваша конспирация не нужна! Субординация, устав, правила – все, нет вашего «Легиона»!
– Спасибо, что напомнил…
– Сань, да я не в укор, не в обиду, просто так получилось: человек погибает! Понимаешь, нет? Нужно срочно решать вопрос. Давай так: как только мы законтачим с Андреем, он сам тебе позвонит и подтвердит то, что я сказал. Это было на стройке, перед штурмом. Вы с Ленкой у одного окна стояли, мы с ним у другого. И он мне…
– Не надо.
– Что «не надо»?
– Звонить не надо. Конспирации не надо. Сказал, так сказал. В самом деле, что за детство? «Легиона» нет, и вся эта шпионская мишура уже никому не нужна.
– Сань, да я не хотел тебя обидеть. Никаких намеков, просто…
– Я понял. Значит, так. На улице Последнего Русского Солдата есть старенький спортзал. Через дорогу напротив – Дом культуры, название не запомнил, он тоже старый, это просто как ориентир. На тыльной стороне спортзала, где удобно, напишете любые команды и счет, например, «Спартак – Динамо 7:0». Надо, чтобы разница с моментом написания составила два часа. То есть, если в пять вечера будете писать – значит, семь – ноль. В четыре – шесть ноль. Ну и так далее. Цифры до двенадцати, отсчет с полудня. Вместо ноля можно писать один, два, три – это четверти. Один – пятнадцать минут, два – половина, три – сорок пять. Понял?
– Понял. Дальше?
– Ну и все. В пять пишете «семь – ноль», в семь приходите к ДК и гуляете. Если «цинк» засекли, к вам подойдут, но только в том случае, если вас знают. Если Андрей тебе говорил все так, как ты мне передал, значит, есть шанс.
– То есть могут и не подойти?
– Могут. Но насчет этого я уже не знаю. Теперь это ваши дела.
– Спасибо, Саня. Ты нам очень помог.
– Да не за что. Обращайтесь, если что…
До старенького спортзала на улице Последнего Русского Солдата мы добрались уже в седьмом часу вечера – пришлось потратить некоторое время на поиски мела.
Судя по всему, легионные вожди прибегали к этому, скажем так, нетипичному способу связи либо очень давно, либо не прибегали вовсе. Это я сделал вывод по рекомендации «писать где удобно». То есть вполне возможно, что летом или в светлое время суток это было актуально. Но сейчас на тыльную стену старого спортзала можно было хоть в два слоя наносить «Майн Кампф» или очередное воззвание моджахедов «имарата Кавказ», причем аршинными буквами: два фонаря на прилегающей аллее разбиты вдребезги, вечер, светильник от ближайших домов сюда не добивают. Иначе говоря, вдоль тыльной стены спортзала простиралась территория тьмы.
Тем не менее я добросовестно прогулялся по сугробам, тепло и равномерно высказался в адрес обоих – того, кто поведал о столь чудесном способе обмена информацией, и того, кому она предназначалась – написал аршинными буквами «ЦСКА – ЗЕНИТ – 8:1» (вот это ужасный счет, фанатов, наверное, инфаркт хватит) и, подумав, добавил «Б…!!!».
Затем с чувством исполненного долга вернулся к машине, вытряхнул снег из обуви и сел в салон.
– Написал?
– Ага.
– Что-то не вижу ничего.
– Да неужели?!
– Может, это… на аллею заехать да фары включить?
– Да ладно, чего мелочиться? Давай тогда сразу проведем опрос среди прохожих: где тут у вас обитают партизаны-подпольщики да как вы вообще относитесь к самой идее активного противодействия оккупационному режиму?
– Хм… Где ты прохожих видишь?
– Да уж, с прохожими облом. Но светить фонарями на стену – полный маразм.
– Ладно, поехали к ДК. До половины девятого подождем, не будет никого – домой поедем.
Ехать, однако, никуда не пришлось. Едва Федя зажег фары, в луче света возникла фигура, торопливо приближающаяся к нам со стороны жилых домов.
– Вот это связь… – ошарашенно пробормотал я.
Это был Андрей – без шапки, в расстегнутой куртке, в расстегнутых же сапогах и домашних «трениках».
– Здорово, самозванцы!
– Эээ…
– Спокойно, никаких чудес. Я живу вон в том доме…
Через пять минут мы пили чай со свежими домашними булками в небольшой кухоньке «хрущобы», окна которой выходят на спортзал.
С третьего этажа тыльная стена спортзала казалась непроницаемо черной, но на подоконнике спальни были смонтированы две камеры с насадками, так что на небольшом мониторе вся прилегающая территория была видна, как днем, а моя надпись на стене читалась совершенно отчетливо. И «Б…!!!» тоже.