Революционеры стали писать о разбрасываемых листовках: «Смерть за смерть, казнь за казнь, террор за террор! Вот наш ответ преследованию правительства!» «Земля и воля» рассматривала террор только как акт мести: «Довольно проповедей любви, пора воззвать к ненависти. Нет всепрощению, месть кровавая и беспощадная». В партии образовались две группы – «деревенщиков» и «револьверщиков», или «политиков». В память о погибшей группе Осинского, группа «Свобода и смерть» стала называть себя Исполнительным Комитетом. Южные группы впервые попытались взорвать царя в его яхте с помощью динамита, в Одессе и Николаеве, когда Александр II собирался ехать из Крыма в Петербург. Полиция захватывала остатки бунтарей, часть казнили, остальных отправили на каторгу. Во главе группы револьверщиков встал Александр Михайлов, заявивший на собрании, что первая российская революционная партия должна мстить правительству за его беззакония над ними. С марта 1879 года под редакцией револьверщика Н. Морозова параллельно с общепартийной газетой стал выходить «Листок «Земли и воли»: «Политические убийства – не просто акт мести, но осуществление революции в настоящем и самое страшное оружие для наших врагов. Против него не помогают ни грозные армии, ни легионы шпионов. Кинжал и револьвер – единственное средство обеспечения свободы слова, печати и общественной деятельности».
С начала 1879 года среди революционеров начались разговоры о том, что борьба должна быть направлена на царя, воплощавшего самодержавие: «Смерть императора может сделать поворот в общественной жизни. Очистится атмосфера, интеллигенция сможет работать в народе. Перемена лица на престоле вызовет перемену во внутренней политике и масса честных, молодых сил прильет в деревню, чтобы повлиять на жизнь всего крестьянства». Без политической свободы невозможна партийная работа. Самодержавие не считается с народными потребностями и общественными стремлениями, игнорирует их и идет своей дорогой. Она не реагирует ни на голос публициста, ни на требование земца, ни на исследование ученого, ни на вопль крестьянина. Ни одно сословие, ни одна социальная группа поданных не может влиять на ход общественной жизни, и все средства бесполезны, а все пути заказаны. У молодежи нет сферы для деятельности, народного дела. Все негодование должно обрушится на главного представителя разошедшейся с обществом государственной власти, на монарха, который сам не устает говорить, что только он отвечает за жизнь, благосостояние и счастье народа. Он сам ставит свой разум выше разума миллионов. Если все средства к убеждению бесплодны, то остается физическая сила. Сразу три революционера заявили руководству «Земли и воли», что хотят убить царя.
Все общество рукоплескало Засулич и оправдавшим ее присяжным, а Александр II публично навещал Трепова. Сенат уменьшал наказание народникам Процесса 193-х, а император его самодержавно увеличивал. На каждое обуздание его зарвавшихся холопов он отвечал репрессиями. Революционеры говорили, что странно и глупо бить слуг, выполнявших волю пославшего, но не трогать господина. Содержавшиеся в «домах ужасов» политические заключенные требовали хотя бы приравнять их права к правам уголовных преступников, которые были намного мягче. В феврале 1879 года началась подготовка покушения на Александра II еще не партией, а революционером-одиночкой.
Член группы Веры Фигнер саратовский писарь и дворянин Александр Соловьев поехал в Петербург и попросил помощи в организации цареубийства у Александра Михайлова. На большом совете «Земли и воли» деревенщики во главе с Георгием Плехановым потребовали вывезти Соловьева из столицы, как губителя народного дела, которое будет репрессировано в случае неудачи покушения. Соловьев поклялся, что он не промахнется по царю, но совет партии решил не поддерживать его, не запретив револьверщикам помогать ему частным образом.
Соловьев отказался от акции прикрытия, денег, новых документов, конспиративной квартиры, своего извозчика и попросил дать ему только яд и револьвер. Оружие в империи можно было купить для самообороны официально по полицейской справке о добропорядочности, и Морозов достал для Соловьева большой револьвер, а Михайлов дал ему цианистый калий. Неделю отставной коллежский секретарь ходил в тир и стрелял. Одновременно с Соловьевым к Михайлову обратился еще один революционер-одиночка с юга, Лев Мирский, с предложением застрелить нового шефа жандармов А. Дрентельна и главная группа «Земли и воли» дала согласие на проведение этой акции. Мирскому дали деньги, револьвер, квартиру, купили породистую лошадь за большие деньги и несколько дней он занимался выездкой на манеже. 13 марта 1878 года Мирский догнал карету Дрентельна на Невском проспекте, один раз выстрелил в него, не попал и ускакал, с трудом уйдя от погони, потеряв при этом лошадь, по которой его вычислила полиция и поймала черед два месяца.
13 марта землевольцы вывезли Мирского на юг, но в Петербурге начались массовые облавы, аресты, обыски. Современники писали, что ничего подобного в столице еще е было и даже полицейские стали чуть ли не бастовать, говоря, что устали арестовывать по сто человек в ночь. В этих условиях Соловьев сказал, что стрелять в царя будет 2 апреля. За несколько дней до этого землевольцы покинули Петербург, чтобы не гибнуть в ожидавшихся тотальных облавах. Соловьева сопровождал только Михайлов, которому было необходимо посмотреть механизм царской охраны в чрезвычайной ситуации и, наверное, помочь стрелку скрыться, если это было вообще возможно, в любом случае.
2 апреля 1879 года на утреннюю прогулку из правого, царского подъезда Зимнего дворца, вышел Александр II. Почти ежедневно в любую погоду он гулял по Дворцовой площади в течение часа, проходя мимо Александровской колонны, Главного штаба у Сельскохозяйственного музея и реки Мойки. По заведенному порядку в десяти метрах за ним шел начальник его охраны капитан Карл Кох, жандармы в штатской находились по всем периметру очищенных от прохожих главной площади империи. У Певческого моста через Мойку, рядом с Миллионной улицей и набережной Зимней канавки, всегда стояли любопытные, смотревшие на царское гуляние. Император уже сделал свой традиционный дворцовый круг и повернул к Зимнему, когда от Певческого моста внезапно выскочил худой молодой человек в одежде коллежского асессора и с десяти метров выстрелил в императора. Соловьев не попал, сзади на него уже летели охранники, Александр II развернулся в сторону и назад и побежал, дергаясь рывками в разные стороны. Соловьев выстрелил еще четыре раза и все равно не попал, и на пятом выстреле его руку с револьвером чуть не отрубил набежавший капитан Кох. Соловьев отскочил и успел опрокинуть в рот склянку с ядом, который не привел в мгновенной смерти, возможно из-за длительного неправильного хранения. Соловьева быстро отвезли в ближнее градоначальство, силой напоили молоком и промыли желудок. Он назвался вымышленной фамилией и отказался давать показания. Его сфотографировали и показали фото тысячам петербургским дворникам и швейцарам, которые назвали его квартиру. Там по недодорванным письмам и обрывкам бумаг полицейские установили его саратовский адрес и быстро выяснили его личность. Михайлов знал почти все, и успел предупредить гонцом группу Фигнер, которая уехала из Вязьмино без документов, в ночь перед прибытием в село особой жандармской группы, арестовывавшей всех знакомых и незнакомых Соловьева в Саратовской губернии. 5 апреля все западные газеты публиковали материалы о покушении, а по Петербургу летели листовки-литографии, на которых царь зайцем бежал от высокого молодого чиновника, целившегося в него из револьвера. По имперской столице на всех полицейских участках, полицейских казармах, присутственных местах, на зданиях Невского проспекта, белели «Листки «Земли и воли», разосланные и всем высшим сановникам империи: «Исполнительный комитет предупреждает, что если Соловьева, как и Каракозова при дознании подвергнут пытке, то того, кто это сделает, Исполнительный Комитет будет казнить смертью». Отваров дурманящих веществ Соловьеву тоже не давали.
За месяц до покушения Соловьева Г. Гольденберг застрелил харьковского губернатора Д. Кропоткина, в середине марта стреляли в Дрентельна, а 2 апреля пришла царская очередь. Самодержавие объявило в нескольких городах военное положение и разделило Россию на шесть генерал-губернаторств, начальники которых получили диктаторские полномочия. Инакомыслящих, оппозиционеров, недовольных, либералов ссылали сотнями. В течение 1879 года повесили и расстреляли обвиненных в политических преступлениях В. Дубровина, Л. Брандтнера, В. Осинского, В. Свириденко, А. Соловьева, О. Бильчанского, Г. Горского, А. Гобста, Д. Лизогуба, С. Чубарова, А. Давиденко, С. Виттенберга, И. Логовенко, И. Дробезгина, Л. Майданского, В. Малинку. Общество с ужасом обсуждало, что людей казнили только за то, что у них ночевали нелегальные и оставляли на хранение прокламации, за нарушение подписки о невыезде, за попытку устроить типографию, за наличие револьвера при задержании. В Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Варшаве закрывались либеральные газеты и журналы, арестовывались и без суда и следствия в административном порядке, только на основании полицейских и жандармских документов, ссылались все неблагонадежные или объявленные такими. Забитые ссыльными вагоны пошли в Сибирь из губернских городов, и обжаловать это было запрещено.
Полиция запретила продажу оружия для самообороны, усилила паспортный режим, сократила выдачу разрешений на жительство в Петербурге и Москве. В столичных дворах установили круглосуточное дежурство многочисленных дворников, ежедневно докладывавших околоточным надзирателям о всем подозрительном и просто необычном. Высшим чиновникам империи была выделена охрана. Дворцовую охрану тоже изменили, как и личную охрану Александра II.
28 мая 1879 года на Смоленской площади Петербурга, недалеко от Витебского вокзала, Гороховой улицы и набережной Фонтанки, при четырех тысячах зрителей был казнен Александр Соловьев. Впервые все официальные газеты империи с мельчайшими подробностями описали неописываемые детали казни. Александр Михайлов собрал всю группу «Свобода и смерть», которую уже начали называть «Лигой цареубийц». Программу борьбы с монархией обсудили сам А. Михайлов, Н. Морозов, Л. Тихомиров, А. Квятковский, А. Баранников, Н. Кибальчич, А. Якимова, Г. Исаев, С. Ширяев, З. Лауренберг, А. Арончин, Г. Гольденберг, Н. Богородский, В. Якимов, Е. Сергеева, С. Иванова, Н. Зацепина и А. Якимова. Не все они входили в партию «Земля и воля». Через несколько дней столичные дворники соскабливали несоскабливаемые «Листки «Земли и воли»», расклеенные по Петербургу: «Правительство объявляет себя в опасности и войну всей России. Пусть будет так. Будут ли расстреляны десятки или сотни, будут высланы тысячи или десятки тысяч – правительству этими мерами себя не спасти. До сих пор правительство губили беззаконие, бесправие, деспотизм, насилие и попирание личности. Доведя свое безрассудность до абсурда, они создали у нас революционную партию, с решимостью биться на смерть, дали ей сочувствие всех порядочных людей. Мы знаем, что многие погибнем, но гибель единиц не страшна для партии, когда весь ход истории ведет к революции. Мы принимаем брошенную нам перчатку. Мы не боимся б