[145]. Но Ткачеву мерещилось «народное восстание против «жидов», которое «есть не что иное, как восстание против народных эксплуататоров и палачей; в нем чувствуются все симптомы зарождающейся Социальной Революции...».
«Таковы, — с удовлетворением подводил он итог, — в общих чертах, главнейшие и наиболее бросающиеся в глаза, благие (т.е. благие , конечно, для друзей, а не для врагов народа) последствия события 1 марта»[146].
Далее следовал настоящий гимн терроризму:
«Казнь палача, революционный терроризм в самое короткое время сделали то, чего, при других способах и приемах революционной борьбы, мы не могли бы добиться в течение десятков, сотен лет. Дезорганизовав, дискредитировав, в глазах всех честных людей, правительственную власть, он привел к брожению, он революционизировал все общество, снизу и доверху...
Более благоприятных [условий] для успешного окончания, для решительного торжества Народной Революции трудно себе и представить. Ее бурное дыхание уже носится в воздухе!.. От нас зависит ускорить ее приближение, и для этого нужно только дружно, не отворачивая в сторону, твердо и смело идти по пути, указанному нам нашими героями-мучениками. Этот путь и только этот путь не замедлит привести нас к желанной цели — к освобождению народа и к отмщению за святую кровь замученных палачами наших сестер и братии. Потому теперь, более чем когда-нибудь, необходимо, чтобы все честные люди, все искренние друзья народа организовались и тесно сплотились под кровавыми знаменами революционного терроризма...»[147]
Ткачев выдвигал «боевой лозунг»: «Смерть палачам, смерть тиранам, без различия ранга и места, занимаемого ими в той прессовальной машине, которая зовется русским самодержавным государством; смерть всем висельникам (так. — О.Б.;, вероятно: «насильникам»), смерть всем эксплуататорам народа!»[148] В итоге, начав с весьма сдержанного, если не скептического отношения к терроризму, Ткачев пришел к апологии тотального террора, превзойдя не только народовольцев, но и сторонника «террористической революции» Н.А.Морозова, о чем речь пойдет ниже.
В следующей своей «послемартовской» статье в «Набате», «Герои-мученики», посвященной в основном А.И.Желябову и Н.И.Кибальчичу, Ткачев призывал «вместо того, чтобы в патетических фразах воспевать их геройский подвиг», последовать лучше их примеру. «Вместо того, чтобы поражать их палачей громами негодующего красноречия, постараемся лучше поскорей поразить их Кибальчичевскою бомбою!» Жизнь и деятельность «первомартовцев» «для всех искренних революционеров должна служить назидательным уроком, предостережением и примером», — настаивал Ткачев[149].
Кульминации ткачевская проповедь терроризма достигает в статье с характерным названием «Терроризм как единственное средство нравственного и общественного возрождения России». Нарисовав поистине апокалиптическую картину экономического и культурного состояния России, наиболее прискорбным Ткачев счел чувство «животного страха» перед властью, в котором пребывает большинство ее населения. Страх лишает верноподданных «образа и подобия человеческого», делает их неспособными «ни к борьбе, ни даже к пассивному протесту». По словам Ткачева, верноподданные «в угоду своего владыки-царя, откармливают его палачей мозгом и кровью своих собственных сыновей, дочерей, сестер и жен», чтобы «спасти свои шкуры, отец предает своего сына, жена — мужа, брат — брата»[150].
Единственное средство, полагал Ткачев, «достигнуть политического и социального возрождения России состоит в том, чтобы освободить верноподданных от гнетущего их страха перед «властью предержащею».
В свою очередь, достичь этого можно лишь путем ослабления и дезорганизации государственной власти.
Решить проблему «возможно лишь одним способом: терроризированием отдельных личностей, воплощающих в себе... правительственную власть. Скорая и справедливая расправа с носителями самодержавной власти и их клевретами... ослабляет эту власть, нагоняет на нее панику, расстраивает ее функции, заставляет ее — в буквальном смысле этого слова — терять голову». В то же время вышеупомянутая "расправа" подрывает авторитет власти и «разрушает ту иллюзию неприкосновенности самодержавия , в которую так искренно верит большинство верноподданных»[151].
Таким образом, революционный терроризм «содействует высвобождению верноподданных из-под гнета оболванивающего и оскотинивающего их страха, т.е. содействует их нравственному возрождению, пробуждению в них, забитых страхом, человеческих чувств; возвращению им образа и подобия человеческого... Революционный терроризм является... не только наиболее верным и практическим средством дезорганизовать существующее полицейско-бюрократическое государство, он является единственнымдействительным средством нравственно переродить холопа — верноподданного в человека — гражданина»[152] .
По-видимому, в революционной литературе нет другого текста о терроризме, написанного с таким языческим восторгом. Логика последовательного сторонника революционного насилия приводит к парадоксальному умозаключению о благотворности убийства для возрождения нравственности и пользе тактики устрашения для избавления от страха.
Эволюция русской революционной мысли в направлении признания террористической тактики наиболее эффективной в конкретных условиях России рубежа 1870—1880-х годов (диапазон здесь был достаточно широк — от констатации успехов Исполнительного комитета при теоретическом неодобрении терроризма до признания его единственно возможным способом борьбы) заставляет внимательней рассмотреть аргументы сторонников «террористической революции», высказанные еще до главных народовольческих достижений. Мы имеем в виду Н.А.Морозова и его немногочисленных последователей.
Морозов предложил еще в августе 1879 года свой вариант программы Исполнительного комитета. Большинством членов ИК он был отвергнут в силу чрезмерной роли, которая отводилась в морозовском проекте террору[153]. Разногласия достигли такой остроты, что несколько месяцев спустя Морозов был фактически «выслан» своими товарищами по партии заграницу.
Здесь он издал, с некоторыми изменениями и дополнениями, свой вариант программы под названием «Террористическая борьба».
Брошюра Морозова начинается с экскурса в прошлое народных движений в Европе. Первая форма таких движений — крестьянские восстания, однако они стали невозможны с появлением массовых армий и усовершенствованием путей сообщения. Иное дело — городской рабочий люд, которому сопутствовал успех в ряде выступлений. В России, где крестьянское население разрозненно и рассредоточено на огромных просторах, а городской пролетариат малочислен, революция «приняла совершенно своеобразные формы. Лишенная возможности проявиться в деревенском или городском восстании, она выразилась в «террористическом движении» интеллигентной молодежи»[154].
Во втором разделе брошюры Морозов дал очень сжатый очерк истории революционного движения в России в 1870-е годы, показав логику постепенного перехода от пропаганды к террору. Особо он подчеркивал то обстоятельство, что властям, как правило, не удавалось разыскать террористов: «Совершив казнь, они исчезали без следа»[155][156]. А Центральным в «Террористической борьбе», по нашему мнению, является третий раздел, в котором Морозов рассматривает перспективы «этой новой формы революционной борьбы». Придя к заключению, что против государственной организации открытая борьба невозможна, он усматривает силу той горсти людей, которую выдвигает из своей среды «интеллигентная русская молодежь» в ее энергии и неуловимости. «Напору всемогущего врага она противопоставляет непроницаемую тайну». Ее способ борьбы не требует привлечения посторонних людей, поэтому тайная полиция оказывается практически бессильной[157].
В руках подобной «кучки людей», — писал Морозов, — тайное убийство является самым страшным орудием борьбы. «Вечно направленная в одну точку "злая воля" делается крайне изобретательной и нет возможности предохранить себя от ее нападения»…
Так говорили русские газеты по поводу одного из покушений на жизнь императора. «И это верно: человеческая изобретательность бесконечна... террористическая борьба... представляет то удобство, что она действует неожиданно и изыскивает способы и пути там,
где этого никто не предполагает. Все, чего она требует для себя — это незначительных личных сил и больших материальных средств»[158].
«Террористическая революция» представляет собой, в отличие от революции массовой, «где народ убивает своих собственных детей», самую справедливую форму борьбы. «Она казнит только тех, кто действительно виновен в совершившемся зле». «Не бойтесь царей, не бойтесь деспотических правителей, — говорит она человечеству, — потому что все они бессильны и беспомощны против тайного, внезапного убийства!» Морозов предсказывал, что рекомендуемый им метод борьбы, в силу своего удобства, станет традиционным, равно как и возникновение в России целого ряда «