Этот фрагмент во 2-м издании «Наших разногласий» Плеханов снабдил примечанием, в котором, словно оправдываясь, писал: «На основании этого места говорили впоследствии, что группа "Освобождение труда" сочувствовала "терроризму". Но эта группа, с самого начала своего существования находила, что рабочим терроризм неудобен', высказываться против террористической борьбы интеллигенции было тогда безусловно бесполезно; интеллигенция верила в террор, как в бога»[596]. Эти объяснения звучат не очень убедительно; скорее всего, самому Плеханову было неудобно перепечатывать без всяких комментариев собственный текст о «необходимости террористической борьбы» после всего того, что он написал против терроризма в 1890-е годы и в особенности в начале 1900-х.
Тем более что во втором варианте программы группы «Освобождение труда» (1887 г.) не только сохранилось упоминание об использовании террористической тактики в нужный момент, но и вполне отчетливо говорилось, что применять ее будут не некие террористы «со стороны», а сами рабочие. После слов о том, что «главным средством политической борьбы русских кружков против абсолютизма русские социал-демократы считают агитацию в среде рабочего класса и дальнейшее распространение в ней социалистических идей и революционных организаций», Плеханов писал: «Тесно связанные между собой в одно стройное целое, организации эти, не довольствуясь частными столкновениями с правительством, не замедлят перейти в удобный момент к общему, решительному на него нападению, причем не остановятся и перед так называемыми террористическими действиями, если это окажется нужным в интересах борьбы»[597].
Приведенные высказывания Плеханова в пользу террора вовсе не означают, что он был на определенном этапе его последовательным сторонником; террор, как мог убедиться Плеханов на примере борьбы «Народной воли», оказался достаточно эффективным или, по крайней мере, эффектным оружием в российских условиях конца 1870 — начала 1880-х годов. Первые российские социал-демократы были готовы учесть этот опыт и признать его применимость в случае необходимости в интересах рабочего класса.
Однако после разгрома центральной организации «Народной воли», последовавшего в связи с дегаевщиной и лопатинским провалом, крахе всех попыток восстановить народовольческую организацию, покаянного возвращения в Россию главного теоретика «Народной воли» и постоянного оппонента Плеханова Л.А.Тихомирова, революционный терроризм в России сошел на нет, а народовольчество казалось погибшим окончательно. Изменился и тон российских социалдемократов по отношению к народовольчеству, в том числе и к терроризму.
Парижские народовольцы, эти полководцы без армии, представлялись Плеханову «мертвыми душами» уже в 1892 году[598]. Критика народовольческого терроризма и попыток возродить партию «Народной воли» содержалась в ряде работ Плеханова 1890-х годов. От тактических уступок, на которые он шел в 1880-х годах, не осталось и следа. Теперь Плеханов жестко констатировал, что «террор явился у нас естественным плодом слабости сил революционной партии»[599]. Причины этой слабости коренились, по его мнению, в том, что движение семидесятых годов было «преимущественно движением "интеллигенции", иначе разночинцев». Силы этого общественного слоя после убийства Александра II были «окончательно истощены». В то время рабочий класс «еще только созревал для революционной борьбы, а террор скорее замедлил, чем ускорил процесс его созревания». В результате «после 1-го марта 1881 года партия "Народной воли" быстро клонится к упадку»[600]. Нетрудно заметить, что эти положения заметно отличаются от того, что он писал в «Наших разногласиях».
Брошюру «Новый поход против русской социал-демократии» Плеханов посвятил доказательству несостоятельности попыток возродить «Народную волю» (брошюра была написана по поводу публикации в «Материалах...», издававшихся «Группой старых народовольцев», открытого письма Е.Г.Левита, в котором автор рекомендовал возобновить «Народную волю» ). Плеханов, говоря о 1890-х годах, сравнил «Народную волю»[601] с коляской, от которой осталось «разве лишь одноколесо»[602].
Критикуя воззрения народовольцев, их тактику террора и заговора, Плеханов, однако, призывал социал-демократов к созданию «подвижной боевой организации, вроде общества «Земля и воля» или партии «Народной воли», организации, являющейся всюду, где можно нанести удар правительству, поддерживающей всякое революционное движение против существующего порядка вещей, и в то же время ни на минуту не упускающей из виду будущности нашего движения»[603]. Критикуя догмы народовольчества, Плеханов в то же время называл народовольцев «людьми смелой мысли и энергичного действия» и подчеркивал, что их имена святы для социал-демократов[604].
Свою лепту в критику терроризма внесла первая русская террористка В.И.Засулич. В работе «Революционеры из буржуазной среды», опубликованной первоначально в «Социал-демократе», она дала оценку как террору эпохи расцвета «Народной воли», так и террористическим настроениям рубежа 1880—1890-х годов. Засулич показала изолированность народовольцев, узость их социальной опоры, точнее, отсутствие поддержки в сколь-нибудь широких общественных слоях. «Народная воля», занятая подготовкой цареубийства, могла уделять пропаганде среди рабочих явно недостаточно внимания, да и времени для пропаганды было у партии недостаточно для того, чтобы ощутить ее результаты. Студенчество, либеральное общество были бессильны поддержать террористов без связи с рабочим классом. В итоге «террор и все вызванное им настроение были сильной бурей, но в закрытом пространстве. Волны поднимались высоко, но волнение не могло распространиться. Оно только исчерпывало, истощало нравственные силы интеллигенции»[605].
Что же касается сторонников терроризма конца 1880-х (Засулич имела в виду бурцевско-драгомановскую «Свободную Россию»), то террор в их интерпретации направлен уже не на то, чтобы сломить, уничтожить самодержавие, а преследует цель «склонить правительство к уступкам при содействии общества». Таким образом, террор «сводится к какому-то вспомогательному средству» при давлении общественного мнения и «чуть не ставится на одну доску со всеподданнейшими земскими адресами и прошениями». Такие расчеты — «не на силу своих идей, не на народное восстание, а на уступчивость врага и силу общества» — были неприемлемы для прославленной революционерки[606].
Правда, критика Засулич террористической тактики не носила, если можно так выразиться, абсолютного характера. В рецензии на статью С.М.Степняка-Кравчинского «Терроризм в России и Европе», опубликованной на немецком языке в журнале германских социал-демократов «Neue Zeit»[607] она призывала революционную интеллигенцию «серьезно взяться за единственно целесообразное для нее в настоящий момент дело пропаганды среди рабочих»[608]. Выделение слов настоящий момент предполагало, что, возможно, наступят другие времена, когда оружие террора еще сможет пригодиться. Важнейшим условием применения террора Засулич считала наличие крепкой организации, подобной «Земле и воле» «перед началом политических убийств»[609].
В руках же «недостаточно окрепшей организации террористические попытки неизбежно окажутся тем, что Степняк очень метко называет, говоря о действиях анархистов, «скорее экспериментами над употреблением динамита, чем политическими действиями». «Тот же характер экспериментов носили за последние восемь лет и все русские приготовления к покушениям», — констатировала Засулич[610]. Таким образом, она выступала не против террора как тактики, а против плохо подготовленного и несвоевременного его применения. «Мы не хотим сказать, — четко писала она, — что сама террористическая деятельность отдаляет нас от цели». Не имеют смысла лишь «политические убийства, не опирающиеся на народную силу», которые «кажутся нам только средством, слишком слабым для того, чтобы хоть на шаг приблизить нас к цели»[611]. Кстати, эти рассуждения Засулич весьма напоминают то, что писал впоследствии главный идеолог эсеровского терроризма В.М.Чернов (ср. его статью «Террор и массовое движение»[612]).
Один из основателей группы «Освобождение труда», П.Б.Аксельрод, относился к терроризму гораздо снисходительнее, чем его ближайший соратник Г.В.Плеханов. Это заметно в двух брошюрах, выпущенных Аксельродом в конце 1890-х годов. Как справедливо отметил Д.Ньюэлл, это, возможно, объясняется разницей условий, в которых происходило формирование двух «отцов» русской социал-демократии. Аксельроду, выросшему среди еврейской бедноты, терроризм был психологически более понятен[613]. Аксельрод справедливо указывал на связь бунтарски-террористического периода в русском революционном движении с современной ему социал-демократией и не собирался отказываться от этого наследства.
Аксельрод неоднократно в своих статьях и выступлениях подчеркивал преемственность российской социал-демократии по отношению к революционным традициям «Народной воли» в противовес «экономистам», которые относились к революционному движению 1870—1880-х годов «гораздо более отрицательно, чем кто-нибудь из практических и теоретических основателей русской социал-демократии»