[709]. Почему-то знаменитый архивист считал преждевременной публикацию этих документов даже в то время, хотя видимых политических причин для этого не было. Среди бумаг Натансона находится рукописный листок от 11 марта 1905 года, содержащий, от имени Совета РСДРП, предложение партии социалистов-революционеров вступить в переговоры о заключении соглашения для совместной борьбы против самодержавия. Текст обращения к эсерам подписали Плеханов, Дейч, Аксельрод и Мартов.
В преамбуле письма говорилось, что «исходя из того обстоятельства, 1) что РСДРП и ПСР одинаково стремятся к свержению самодержавия революционными средствами и в этой борьбе призывают русский народ к вооруженному восстанию, 2) что эти партии чаще всего соприкасаются между собою в своей деятельности в России в одних и тех же пунктах, 3) что современное положение дел делает особенно желательной согласованную деятельность этих партий в борьбе с царизмом — Совет РСДРП считает желательным для РСДРП вступить в настоящий момент с ПСР в переговоры о взаимной поддержке обеих партий в сфере технической подготовки восстания и боевых действий для его проведения».
Далее перечислялись пять вопросов, которые предполагалось обсудить на совместной конференции. Среди них под пунктом d) значилось: «Комбинация массовых выступлений и единичных "террористических" нападений»[710].
Обращение было подписано, как упоминалось выше, среди прочих, Мартовым и Аксельродом. Неизвестно, что произошло в ближайшие после этого дни, но, как писал Мартов впоследствии, «соглашение было сорвано лишь вследствие ультиматума Аксельрода и Мартова, заявивших, что они выйдут в таком случае из состава Совета и будут апеллировать к партии. Среди большевистских элементов партии симпатии к террору также возросли, но в общем и целом партия устояла на своей прежней позиции отрицания террора»[711]. Вероятно, опасаясь дальнейшего дробления и так расколотой партии, Плеханов дал задний ход. Уже 15 марта он отправил Натансону «отступное» письмо: «Вы говорите, что я признавал "целесообразность в данный революционный] период центрального политического террора". Оставляя в стороне выражение "центрального", как несколько для меня странное, я опять напоминаю Вам то позабытое Вами обстоятельство, что я готов был признать терроризм целесообразным только в том случае, если бы террористы координировали свои действия с агитационной работой в массах нашей партии»[712]. Кстати, нетрудно заметить, что тезис Плеханова о координации терроризма с агитационной деятельностью в массах мало чем отличался от постановки вопроса в «Терроре и массовом движении» В.М.Чернова. Тем не менее, в результате внутренних противоречий в верхах РСДРП, соглашение подписано не было.
Идея о новой роли терроризма в новых условиях, о необходимости соглашения с партией социалистов-революционеров, которая ранее подвергалась им только критике, была высказана Лениным в статье «О боевом соглашении для восстания», вышедшей, как и плехановская «Врозь идти, вместе бить!», в феврале 1905 года. Статья Ленина была откликом на призыв «Революционной России» (№ 58) к «боевому единению» и слиянию терроризма и массового движения. Разумеется, Ленин сопровождал идею о возможном соглашении множеством оговорок и традиционной (хотя и менее резкой, чем обычно, критикой эсеровской тактики, а заодно и «фразерства», в котором, впрочем, эсерам никогда нельзя было отказать).
«Интеллигентский террор и массовое рабочее движение были разрозненны и этой разрозненностью лишены должной силы. Как раз это говорила всегда революционная социал-демократия», — писал Ленин[713]. Уже эта фраза Ленина знаменовала серьезное смягчение его позиции по отношению к эсеровскому терроризму. На самом-то деле «революционная социал-демократия» его устами говорила о терроре ранее нечто гораздо более резкое, а в одной из неопубликованных тогда статей Ленин назвал эсеровский террор "эскамотированием" рабочего движения, совлечением его с правильного пути, заведением его в тупик»[714]. Но — времена изменились.
Полемизируя с утверждением «Революционной России» о том, что «пионеры вооруженной борьбы потонули в рядах возбужденной массы», Ленин, сославшись на недавнее (4 февраля 1905) убийство великого князя Сергея Александровича как на пример терроризма «старого образца», писал, что «пионеры вооруженной борьбы еще не потонули в рядах возбужденной массы... Пионеры должны на деле потонуть в массе, т.е. прилагать свою самоотверженную энергию в неразрывной, фактической связи с восстающей массой, идти вместе с массой не в фигуральном, не в символическом смысле слова, а в буквальном». Ленин считал это и необходимым и возможным и призывал к «приступу» к немедленному практическому решению этой задачи[715].
«Боевое единение социал-демократической партии... с партией соц.-рев. могло бы оказаться одним из средств, облегчающих такое решение. Такое единение будет тем осуществимее, ...чем решительнее пойдут соц.-рев. по пути, намечаемому ими самими в следующих словах: "пусть растет и крепнет это начавшееся слияние революционного терроризма и массового движения, пусть масса скорее сможет выступить во всеоружии террористических средств борьбы!"» В качестве одного из шагов к достижению «боевого единения», Ленин «с удовольствием» напечатал в тексте своей статьи «Открытое письмо к социалистическим партиям России» Г.АТапона[716]. Гапон, будучи, по его собственной характеристике, «революционером и человеком дела», призывал все социалистические партии России немедленно объединиться для подготовки вооруженного восстания. «Боевой технический план должен быть у всех общий», — писал Гапон, рекомендуя далее применять «бомбы и динамит, террор единичный и массовый, все, что может содействовать народному восстанию»[717].
Ленин солидаризировался с Гапоном, а также, повидимому, еще не будучи знакомым с плехановской статьей, почти дословно повторил ее главную мысль: «нам неизбежно придется... (врозь идти), но мы можем не раз и мы можем именно теперь... (вместе ударять)»[718]. Оттеняя особенность своего подхода по сравнению с эсеровским и гапоновским, Ленин писал, что «было бы желательно и с нашей точки зрения необходимо для соглашения, чтобы вместо общего призыва к «единичному и массовому террору» задачей соединенных действий было поставлено прямо и определенно непосредственное и фактическое слияние на деле терроризма с восстанием». Террор должен быть подчинен подготовке народного восстания, это «должно быть выражено определеннее и воплотиться в совершенно недвусмысленных практических решениях», поучал Ленин потенциальных союзников[719], будто не замечая того, что «ломится в открытую дверь»; ведь именно о сочетании терроризма с массовым движением всегда писали эсеровские идеологи, подчеркивая, что именно в этом заключается отличие партии социалистов-революционеров от «Народной воли». Другое дело, что теоретические положения далеко не всегда удавалось реализовать на практике.
Формальное соглашение с эсерами большевики, также как и их братья-враги меньшевики, не заключили, несмотря на заявленное стремление; однако то, чего не сделали на бумаге партийные лидеры, нередко осуществляли на деле революционеры-практики «на местах»; более того, революционная «боевая» практика социал-демократов зачастую ничем не отличалась от эсеровской и даже анархистской[720]. Действия боевых дружин или отдельных боевиков-социал-демократов выражались в тех же нападениях на тюрьмы и полицейские участки, убийствах агентов полиции и наиболее ненавистных представителей администрации и карательных органов и даже чем-то особенно «провинившихся» директоров заводов и инженеров[721].
Без всяких формальных соглашений боевики и «техники» различных партий сотрудничали друг с другом; возможно, наиболее разительный пример такого сотрудничества, это то, что бомбы, которыми максималисты взорвали дачу П.А.Столыпина, были изготовлены в динамитной мастерской большевистской Боевой технической группы. «Военно-техническое бюро, — вспоминал Г.А.Алексинский, в то время видный большевик, близкий к Ленину, — главным техником которого был "Дмитрий Сергеевич" (Грожан) и которому много помогал Красин, оказывало, по-видимому, услуги и не соц.-демократическим организациям. После покушения эсеров на Столыпина, при помощи портфеля с взрывчатым веществом, "Дмитрий Сергеевич" однажды похвастался: "портфель был эсеровский, а начинка наша"»[722].
Ленин, говоря в октябре 1905 года о «задачах отрядов революционной армии», подчеркивал, что «ставить безусловные препятствия вступлению в отряды членов других партий не следует. Именно тут мы должны осуществлять соединение, соглашение практическое (без всякого партийного слияния, разумеется) с революционной демократией»[723].
Причем партийные лидеры смотрели на террористические действия «на местах» частенько не только сквозь пальцы, но и с одобрением. Мартов, чья непримиримая позиция по отношению к терроризму сорвала соглашение меньшевиков с эсерами, писал Потресову в октябре 1905 года о покушении на «усмирителя Кавказа» генерала Алиханова: «Тифлисские бомбы (пришло о том письмо) — дело организованного нападения наших, сопровождавшегося успехом: вопреки газетам, ни один из бросивших не захвачен и не убит и, как пишут, казаки терроризированы. Вообще, оная отрасль производства чуть-чуть подвинулась вперед в "меньшинстве": кое-где есть запасы. Но вот беда: по-видимому, нет людей, готовых их, когда нужно, пустить в ход, а постоянные "боевые отряды" — вне Кавказа — не организованы. В Москве, например, запас 3маленький был, но, как видно, им не пользовались»