Между тем русский народ получил наставление в вере с Востока, из Константинополя, от Греческой церкви. Еще в XI веке Восточная и Западная церкви стали друг к другу во враждебные отношения из-за вопроса о подчинении: Римские папы настаивали, чтобы все христианские церкви признали Рим своей главою, потому что в Риме умер Апостол Петр, которому вручил Господь ключи Царства Небесного. Так как патриархи Восточной церкви не пожелали ставить себя в зависимость от пап, то между западным и восточным христианством, между римско-католичеством и греко-православием возникла смертельная вражда.
Понятно, что после соединения Польши с Литвой римское духовенство, пользовавшееся в Польше наибольшим влиянием, с неудовольствием стало смотреть на права, предоставлявшиеся в Литве православному духовенству. Началась сперва тайная, а затем и открытая борьба за вероисповедание. Католики требовали, чтобы православные, которых они именовали «схизматиками», т. е. раскольниками, еретиками, отказались бы от своей «ереси», приняли бы обряды латинской церкви и признали бы своим духовным главою римского папу. Конечно, ни православный русский народ, ни тем более духовенство на это не могли согласиться. Тогда католические ксендзы и епископы стали настойчиво добиваться того, чтобы права православного духовенства были бы ограничены. Обиженный этим русский народ еще крепче привязался к своему вероучению.
К религиозным спорам присоединились еще и другие обстоятельства, обострявшие польско-русские отношения. Польская знать стала приобретать себе поместья в Малороссии, и при этом коренное местное русское, искони свободное «поспольство» (простонародье) постепенно обращалось в «хлопов» (крепостных), в собственность польских панов.
Таким образом уже к концу XVI века мы находим в Западной Руси две враждующих между собой стороны: польско-католическую – помещики, войско, чиновники – и русско-православную – сельчане, казаки и горожане.
В 1596 году группа православных епископов и священников, желая получить права, равные с католическим духовенством, придумала так называемую «унию» – соединение православия с католичеством, сущность которого сводилась к тому, что «униаты» могли по-прежнему исполнять обряды восточной церкви, молиться на своем языке, а не на латинском, но признавали римского папу главой православной западнорусской церкви. Однако за униатами пастырями не последовала их паства, и «уния» вместо успокоения внесла только большую вражду и ярость в религиозный спор. Униаты стали употреблять все меры для утверждения унии, не гнушаясь даже насилиями и зверствами: опираясь на сочувствие и помощь католиков, они захватывали в свои руки православные храмы и монастыри, арестовывали и истязали православных священников. Православный народ заволновался…
А тут еще подоспел казачий вопрос. Мы уже видели выше (гл. IV), как польское правительство к концу XVI века начинает принимать меры к ограничению и ослаблению казачьих вооруженных сил, начинает свободных дотоле реестровых казаков обращать в крепостных хлопов. Русскому народу приходилось с оружием в руках отстаивать свои права и свою свободу, попираемые угнетателями ляхами и их пособниками отступниками – униатами. И кровавая борьба началась.
Еще в 1592 году поднялись было казаки под предводительством гетмана Косинского. Но этот гетман сам был природный поляк, а потому не пошло за ним так казачество и народ русский, как пошли бы за вождем соплеменником. Когда же начались зверства униатов, таковой вождь отыскался. Это был гетман казацкий Павел Наливайко, избранный в гетманы казаками на «раде» в Чигирине в 1596 году. И хотя это избрание произошло вопреки запрещению польского правительства, однако Наливайко начал с того, что обратился к королю польскому с просьбой утвердить его избрание и подкрепить своим королевским словом прежние права и свободы русского народа. Но король в Польше не имел уже никакой силы: всеми государственными делами самовластно распоряжались окружавшие короля «магнаты» (вельможи), исполнявшие все свои прихоти королевским именем. Поэтому, несмотря на полную справедливость и законность требований гетмана, правительство двинуло против него войска. Стал собирать свои силы и Наливайко. Под Чигирином, на берегу р. Тясмина, он расположился укрепленным лагерем, выставив на кургане три белых хоругви с надписями: «Мир христианству, а на зачинщика Бог и Его Крест». Поляки против знамен воздвигли три виселицы и, повесив на них трех казацких старшин – Богуна, Войновича и Сутыгу, сделали над ними надпись: «Кара бунтовщикам».
Некоторое время враги стояли друг против друга, выжидая. Наконец поляки первые перешли в наступление. Однако опытный вояка был Наливайко: послав лучшую часть своего войска в обход, он произвел переполох в польском стане и тогда ударил с фронта. Жестоко бились казаки, горя желанием отомстить за поруганных старшин своих. Не выдержали кичливые ляхи дружного натиска и обратились в бегство. И справили казаки в Тясминской битве первую свою кровавую тризну по мученикам за веру и свободу: более 17 000 польских воинов легло в этой сече.
Одержав столь блестящую победу, Наливайко деятельно принялся за очищение Малороссии от поляков и униатов. Отправив полковника Лободу с частью войска вверх по Днепру, он с остальными казаками двинулся на Запад. В три с половиной месяца вся Малороссия была очищена от врагов и утеснителей народных. Кто не успел уйти, были перебиты без всякого сожаления. Оказывавшие сопротивление замки, крепости и даже целые города (Могилев, Слуцк) были выжжены и разорены дотла.
Над Случью снова встретился Наливайко с польскими войсками. Уже сбавили ляхи спеси своей: теперь они сами окопались и ждали нападения казаков. Как только оба казацких отряда (гетмана и Лободы) соединились, казаки начали приступ. Четыре дня они атаковали сильно укрепленную и удобную позицию польского войска и уже выбили врага из передовых укреплений, когда на место битвы явились посланцы короля и его именем велели прекратить побоище, а польским военачальникам передали приказ заключить с Наливайкой вечный мир на условиях полной амнистии (забвения вины восставших) и признания за русским народом всех дарованных прав и свобод.
Не желая напрасного кровопролития и получив исполнение своих требований, Наливайко заключил мир и, вернувшись на Украину, принялся за приведение в порядок разоренной страны. Но польское правительство, принужденное силой к уступкам, было далеко от мысли считать спор оконченным и, затаив на время свою злобу, только ожидало удобного случая снова отнять у народа дарованные королем права. А пока оно все-таки выместило свою злобу на вождях народных. В том же году на Общий Сейм поехали и депутаты казацкого войска – полковник Лобода, судья Мазепа и сотник Кизим. С ними поехал в Варшаву и сам герой народного восстания, гетман Наливайко, чтобы лично засвидетельствовать королю свою верноподданническую покорность. Но, несмотря на обещание короля, несмотря на торжественно данную амнистию, все четверо были немедленно же по приезде заключены в тюрьму, а через три дня преданы ужасной, небывалой еще до того по своей жестокости казни: Наливайку с товарищами посадили в медного быка и сожгли на площади на медленном огне…
И это зверство прошло безнаказанно. Не всколыхнулись народные массы, не загорались сердца русские жаждой мести за мученическую гибель борцов за народную свободу: дарованные права и преимущества пока еще признавались польскими властями, и народ чувствовал себя спокойно.
Впрочем, недолго.
Мало-помалу опять все повернулось по-старому: вновь захватили поляки всю Украину в свои руки, начались снова прежние притеснения и жестокости. По всей Украине расположились польские войска, грабя и избивая жителей, насилуя женщин и даже детей. Паны-помещики, в возмещение понесенных во время восстания убытков, увеличили свои поборы и, опираясь на силу польских отрядов, стали все имущество сельчан признавать своей собственностью. Недовольные таким беззаконием предавались пыткам, истязанию и смертной казни. Католические ксендзы ездили в повозках, запряженных людьми, по двадцати и более человек в цуг.
А всего горше было русскому народу издевательство над верой православной, превосходившее всякие границы. «Церкви несоглашавшихся на унию прихожан», говорит современный летописец, «отданы жидам в аренду, и положена в оных за каждую отправку денежная плата от одного до пяти талеров, а за крещение младенцев и за похороны мертвых от одного до пяти золотых. При всякой требе христианской итти к жиду, торжиться с ним и по важности отправы заплатить за нее и выпросить ключи, а жид при том, насмеявшись довольно богослужению христианскому и перехуливши все христианами чинимое, называя его языческим, или “гойским”, приказывал ктитору возвращать ему ключи с клятвою, что ничего в запас не отправлено». Святые Пасхи были обложены податью, и откупщики-евреи, собирая подать, клали на пасхах углем или мелом свои заметки.
Наконец терпение народное стало истощаться, и опять начинаются народные восстания. Один за другим поднимаются, по примеру Наливайки, казацкие вожди и подобно ему же гибнут мучительной смертью от рук польского правительства.
В 1628 году гетман Тарас Трясило[24], собрав под знамя восстания более 30 000 казаков, засел с ними в укрепленном стане между Трубежом и Альтою, близь Переяславля. Огромное польское войско окружило его, но казаки, напав на поляков неожиданно ночью, нанесли им ужасное пораженье: часть вырезали и потоптали, а часть перетопили в реке. Надолго врезалась ляхам в память кровавая «Тарасова ночь», весть о которой объяла пожаром восстания всю Украину. Поляки, униаты и евреи арендаторы были беспощадно перебиты по всей Малороссии, и вздохнул свободно русский народ, хотя, впрочем, не надолго. Вскоре опять начались притеснения. Восставший в 1633 году гетман Сулима был четвертован. Вслед за ним, в 1637–1638 годах поднимает знамя восстания гетман Павлюк, но захваченный изменнически в плен, в страшных муках умирает в Варшаве: с него живого содрали кожу и, набив ее гречневой половой (мякиной), выставили на страх другим в Чигирин. В Нежине, Умани, Батурине и Черкасах на кольях были выставлены головы его ближайших сподвижников.