– Были ли такие люди, как я, во времена Чингис-хана-то? Может, он, вообще, про такое не слыхивал. Как же он ответит?
Чука, который был в курсе всех наших дел, сказал, что он знаком с одной ученой фрау и она знает все про Монголию. Наверняка ей известно, были такие люди во времена Чингис-хана или нет, и что он думал по этому поводу.
Жила фрау Наги в той части города, которая раньше была Восточным Берлином. Дом без лифта, туалет – на две квартиры на лестнице. А квартиры – с иголочки, все блестит и сверкает. Я знаю такие дома. Уж Берлин-то я изучил.
Открыла дверь маленькая седая женщина с кувшином в одной руке и сигаретой – в другой. Видно, поливала цветы. Посмотрела на нас с удивлением. Сара молчала как проклятая. Пришлось говорить мне.
– Добрый вечер, фрау Наги. Мы пришли, чтобы задать вам один научный вопрос. Не могли бы вы сказать, при Чингис-хане были трансгендеры?
Фрау Наги внимательно посмотрела сначала на Сара, потом на меня и сказала:
– Могу дать десять евро, больше не дам. Ну ладно, если сломаете печку в той комнате и ночью вынесете мусор, дам сто.
– Вы нас не так поняли, уважаемая фрау. Мы приличные люди. Конечно, мы можем сломать печку и даже вынести мусор, и не откажемся от ста евро. Но нам очень важно узнать, что пишут научные книги о том, были ли при Чингис-хане такие – не-мужчина и не-женщина. Она монголка, – добавил я, кивнув на Сара.
– Ах зо? Это в корне меняет дело, – резко оборвала разговор седая женщина и захлопнула дверь перед нашими носами.
– Так это были вы? – воскликнула Габи.
Габи отличается тем, что у нее на лице отражаются все чувства. Сейчас она была в крайнем смущении. Глаза выпучила, брови вздернула. Этакая подбитая ящерица. Жалкое зрелище.
– Да, я помню, приходили ко мне какие-то странные люди… Подумала, что пьяные или сумасшедшие. Извините, но это было так неожиданно. Какие-то не-мужчины, не-женщины… при Чингис-хане. Я вообще ничего не поняла тогда.
–Да, это были мы, – продолжал Хулио. – Ничего страшного, это все уже в прошлом. Слушайте дальше.
Габи еще долго не могла успокоиться и порывалась что-то объяснить. Но мы слушали Хулио.
Сара сказала, что идти к Чингис-хану придется мне.
– Я не могу, я беременная. Придется отправляться тебе.
– Ты что? Я же не шаман. Я не смогу. Я ведь даже по-монгольски плохо говорю. Как я у него спрошу?
– А ты хочешь, чтобы наш ребенок получил дозу радиации в безвоздушном пространстве?! Сможешь! Я научу.
Она дала мне понюхать что-то ужасно неприятное. Налила на голову какой-то жижи. Стала бить в бубен и орать невнятицу. Бар-бар! Тыр-тыр! Я ничего не чувствовал, а втайне был рад, что не получается. Очень мне не хотелось к Чингис-хану. Постепенно я заснул. Последнее, что помню, – я сильно задрожал. Мороз по коже пробежал, голова закружилась как будто. Руки-ноги стали как веревки. Потом все исчезло.
Проснулся я в каком-то поле. Бескрайнем. Это, наверное, и есть степь. Раньше я такого простора не видел. Лежу весь облеванный. Плохо мне до ужаса. Мутит, голова кружится. В глазах круги, красные огни. Руки поднять не могу. Дядюшка Робиньо дал мне однажды тростниковой самогонки. Я, дурачок, выпил целую кружку. И то мне не было так плохо тогда. Хотя три дня после той самогонки не вставал с постели. Лежу. Плевать мне, где я, кто я… Ох, Сара, Сара…
Вдруг раздается топот копыт. Кто-то спешился и подошел ко мне. Я головы поднять не могу, да и глаза не открываются. Слышу ― дети хихикают, переговариваются. То подойдут, то отскакивают. Видно, боятся меня. Один глаз с трудом приоткрыл, вижу ― монголята, шустрые такие, щеки все в цыпках, сопли свешиваются.
– Вода надо. Здоровье плохое. Не бойтесь.
Ух, как они от меня бросились бежать. Отбежали и смотрят. Любопытные. Глазками так и зыркают.
Двое мальчишек, что постарше, привязали к моим рукам веревки, сели на лошадей и пустились вскачь. Это, наверное, такая пытка, что ли. Еле жив остался. Голова, как мячик, прыгала по степи. Джинсы, рубашка порвались в клочья. А мальчишки скачут и хохочут. Правда, вся гадость из меня исторглась, и, когда они бросили мое бездыханное тело перед юртой, мне как будто стало полегче. Я сел, обхватил голову.
Из юрты вышел человек, крепкий, серьезный. Подошел, что-то сказал. А я ничего не понимаю, только говорю:
– Тринкен, тринкен, битте…
– Тэнгэр гэнээ?66― воскликнул он. ― Эй, мать, иди сюда, взгляни. Этот странный человек, которого притащили дети, говорит, что он божество тэнгри.
Вышла женщина с широким приплюснутым лицом. Она смешно переваливалась на кривых ногах.
– Что ты опять зовешь меня? Видишь, я делом занята? Вечно придумаешь какую-то ерунду. Лучше сходи к овцам. Там одна, кажется, заболела фырчаткой, а другая ― вертячкой. Ну, что здесь? Какой такой странный человек?
Подошла ко мне и заохала:
– Ой, кто это? Какой черный. Это он ― божество? Где вы его нашли?
– Он там валялся, за холмом, ― мальчишки возбужденно затараторили. ― Мы думали, это черт. Или демон, про которого дедушка рассказывал. А он вдруг как завертится, как заговорит. Вот мы его и притащили.
Мужчина потрогал меня ногой:
– Хм, живой…
– Да что же это такое?! Сколько можно всякую нечисть тащить в дом? Вы головами-то своими круглыми подумали бы хоть чуть-чуть! Это же истинный черт! Что теперь будет? Молоко точно прокиснет! – верещала женщина.
– Накормите его, напоите. Я скоро вернусь, – с этими словами мужчина вскочил на коня и ускакал.
– Нет, посмотрите на него! Накормите, напоите… Сам ускакал, а нам с этим страхом оставаться одним… Умник! – продолжая ворчать, женщина ввела меня в юрту, дала выпить чего-то кислого, терпкого. Три пиалы большие. Я заснул. Когда проснулся, хозяин уже вернулся. Он притащил большую косулю, которую убил на охоте. Они со старшим сынишкой разделывали ее.
― Он, и правда, божество. Так мне еще никогда не везло. Первой же стрелой добыл большого козла. Сынок, отправляйся к тайчудскому Таргутаю, зови их всех к нам. Устроим пир горой. У нас поселился тэнгри! Старуха! Доставай чего там ты накурила, к нам гости едут, – хозяин юрты буквально ликовал. Но женщина продолжала бурчать:
– Здрасьте! Какие гости? Ты что, очумел совсем? Эти черта притащили, этот гостей назвал… Да еще кого?! Тайчудскую голытьбу! Зачем только ты встретился, когда меня в возке везли! Жила бы с Чилэду как барыня, горя бы не знала. Ох-хо-хонюшки!67
Пришли гости. Стали есть мясо да водку пить. На меня смотрят во все глаза. Особенно их изумляла растительность на теле. Время от времени кто-нибудь подходил и осторожно трогал волосы у меня на груди.
– Ты посмотри у него между ног! Настоящие заросли! Нет, это точно тэнгри! У простых людей такого не бывает, ― сказал хозяин.
– Не болтай, Есухэй, тэнгри, тэнгри… А вдруг черт? У чертей тоже может быть ― и волосы там, и две штуковины, и вообще черт-те что…
Толстый, потный дядька подошел и жирными пальцами залез ко мне в джинсы.
– Ой! Мама! Там что-то не то! ― завопил он.
– Да ё-моё! Шупа мэу пау!68
Я такого выдержать не мог. Как дал ему ногой в живот! Ноги у меня крепкие, так что толстый отлетел метров на десять, не меньше.
– Убили! Убили! Есухэев черт убил меня! А-а-а! – толстый вопил как оглашенный.
– Да постой, Таргутай, это не черт, это тэнгри! Он сам сказал, что тэнгри. И потому я одной стрелой свалил огромного козла. Так что не выдумывай ерунды. Не позорь мою юрту. Никаких чертей у меня отродясь не было! – хозяин начал сердиться. Водки-то они выпили не мало.
– Твой черт убил меня! Твоя юрта проклятая! Ты специально заманил меня, чтобы погубить!
– Не неси чепухи! А то срублю твою дурную башку, ты меня знаешь!
– Ты всегда хотел избавиться от меня. Старый носок от рваного сапога!
– Ах «носок»? Ах «от сапога»? Проваливай. Отныне мы кровные враги, так и знай!
Гости ускакали. Есухэй выпил подряд три пиалы водки и завалился спать. Дети сидели притихшие.
― Вот, оказывается, как поссорились монголы с тайчудами? Я никогда не могла понять, почему они так ненавидели друг друга! ― воскликнула Габи. Она была лингвист и в истории разбиралась средне. Я снисходительно взглянула на нее. Мол, что с тебя взять. Но ничего не стала говорить. Вообще-то, я и сама не четко помнила, чего они там не поделили. Просто Габи всегда ляпает сразу. А я ляпаю через некоторое время. Поэтому я выгляжу посолиднее. Уметь надо!
Но вернемся к рассказу Хулио.
Утром хозяин, пошатываясь, пошел к овцам. Я двинул за ним, повторяя: «Ахá, би чýтгур биш, би чутгур биш»69.
Есухэй ничего не отвечал. Только посматривал на меня сердито и качал больной головой.
Он вывел двух овец. Одна все время фырчала, а другая крутилась на месте. Пока он доставал нож, расстилал какую-то тряпицу, ставил тазы, готовясь порешить их, овцы подбежали ко мне и стали лизать руки, ноги – все. Залезали через рваные штанины и лизали, лизали, лизали. Уж не знаю, что им нравилось. Может, аромат дорогущих мужских духов «Дольче Габана», которые Сара мне подарила. А может, и дешевый гель для душа «Олд Спайс». Не мой же пот и блевотина, в которых я все еще пребывал. Во всяком случае, овцы полизали меня, потом постояли, покрутили головами и побежали в стадо. Все их фырчатки и вертячки как рукой сняло.
Хозяин аж сел от удивления.
– Тэнгри, тэнгри, настоящий тэнгри, – завопил он диким голосом и побежал в юрту.
– Чего орешь? Наградило Небо мужем-дураком. День еще не настал, а он уже криком исходит… – хозяйка кипятила молоко на очаге.
– Молоко не скисло?