В резерве его оставили. Мага даже одно время был главой сомона. Но это ему оказалось не по душе. Бегаешь по начальству, выпрашиваешь то то, то сё, а все вокруг недовольны. Поэтому он вернулся к своему стаду, которое, надо сказать, увеличилось изрядно – хозяином он был хорошим. Время от времени он заезжал к библиотекарше. У той тоже появился сынок – крепкий, ловкий, хулиганистый. И пел хорошо.
Так жил Мага – пас скот, растил детей и пел.
Когда муж библиотекарши стал трясти Магу и обзывать вагиной, тот сильно ударил его. Муж-директор отлетел и упал. Упал неудачно – головой о каменный столбик, который торчал из земли для того, чтобы там не ездили машины. Умер сразу.
После этого всё завертелось – полиция, суд. Дали Маге 7 лет. В тюрьме Мага познакомился с Пуджей. Пуджа был атаман.
Монголы любят слово «атаман». Оно означает «главный». Когда мне вручали награду «Лучший монголовед 2017 года», проректор Университета назвал меня «атаманом монголистики». Я была горда. Видно, это слово распространилось у монголов со времен соседства с казачеством, которое жило по границам Российской империи.
Пуджа был вор-профессионал, карманник. Бесстрашный, рисковый и справедливый. Этим он привлекал к себе много народу. Подпал под его обаяние и Мага. Пуджа тоже полюбил Магу за его легкий характер и песни.
Выйдя из тюрьмы, Мага заехал ненадолго домой. Видно было, что Гундэгма с мальчиками с хозяйством справлялись.
– Подзаработаю и приеду, – сказал Мага и уехал в Улан-Батор к Пудже.
Пуджа оказался в Санкте. Так монголы называют Петербург. Там у него была банда – все монгольские ребята. Мага поехал.
В Санкте Мага несколько дней болтался по вокзалам в надежде встретить какого-нибудь монгола и найти Пуджу. Все телефоны, которые ему дали в Улан-Баторе, не отвечали. Дозвониться до Монголии и через тамошних ребят найти Пуджу у Маги не получилось – быстро кончились деньги. Мага стал бомжом. Побирался, подворовывал, бегал от полиции.
Питер Маге не нравился – холодно и сыро. Однажды он грелся на редком солнышке, как вдруг к нему подошла старая женщина.
– Чининэрэхэмбэ?117 – сказала она.
Мага не сразу понял, что она говорит по-монгольски.
– Мубайна. Монголхун иймхэрэггуй118. Нет, ийм байдж болохгуй119, вот! Джаханхулээгээрэй120.
Тетенька ушла большими шагами, потряхивая седой кикой. Через некоторое время она вернулась. Вручила Маге хлеб, какое-то страшное черное мыло и сказала:
– Нашир! Халуун ус хэрэгтэй. Джиджиг амьтан ална!121
Через несколько минут Мага оказался у тетеньки дома. Обалдев, он смотрел на горы книг в квартире, стоявшие на полках, стеллажах, лежавшие на стульях, диванах. Был и другой хлам. Все намекало на Монголию – картинки, шкура волка… Мага не успел хорошенько все рассмотреть, как тетенька запихала его в ванную и долго показывала, как он должен мыть волосы черным мылом.
Вымытый, накормленный и одетый в чужую чистую одежду, Мага разомлел и все рассказал тетеньке. Он понял, что она какой-то ученый и изучает монголов. Она очень внимательно слушала Магу. Было неясно, понимает она его или нет, но он, измученный и усталый от чужого мира и непонятного языка, рассказал ей всю свою жизнь. Наконец, тетенька сказала:
– Дариганга?122
– Дариганга, – удивленно подтвердил Мага.
– Яадж хэлнэ: дутам или тутам? Гайгуй или гаагуу?123
Мага ответил.
– А песню такую знаешь? Про Тоорой-банди?
Тут уж Мага в грязь лицом не ударил. Запел так запел. Тетка аж зашлась в довольном смехе.
Так Мага стал информантом по даригангскому диалекту монгольского языка знаменитого ученого-лингвиста Валерии Валерьяновны Гиацинтовой. Она потом написала книгу на эту тему.
Тетка Маге была по душе. Он у нее прямо прижился. Только одно в ней ему не нравилось. Как человек микофобной культуры он никак не мог привыкнуть к тому, что она все время кормила грибами – солеными, жареными, вареными. Особенное отвращение вызывал суп, в котором плавали какие-то черные и коричневые сопли.
Закончив главу о синтаксисе, Валерия Валерьяновна собрала немного денег, связалась с монгольским консульством и сдала Магу властям.
Приехав в Улан-Батор, Мага с удивлением узнал, что Пуджа давно здесь. Он уже занимался грузоперевозками из Внутренней Монголии.
– Привет, пацан, – Пуджа был рад. – Ух ты, п…, до Санкта доехал? Ну, ты даешь! Ладно, придумаю что-нибудь для тебя. Мне честные ребята нужны. А ты честный, я знаю.
Через несколько лет Мага заработал достаточно, чтобы перевезти семью в столицу. Сыновья – кто учился, кто ему помогал. Гундэгму он тоже приспособил. Она стала заведующей центром по изучению даригангов, который учредил Мага. Центр собирал предметы быта и культа народа дариганги, записывал легенды и песни, издавал журнал. Сам Мага записал альбом «100 песен Дариганги».
В сумерках папа не заметил ямку и мотоцикл перевернулся. Колеса еще долго крутились наверху. «А-а-а!» – заорал Мага.
– Все, хватит, ну ушиб немного, ничего, скоро пройдет, – строго сказал папа. Он поставил мотоцикл на колеса и поспешил в сомон.
Как он ни торопился, вечером в школу Магу не приняли, а сказали прийти утром. Переночевав у родственников, Мага с папой явились в школу. Не успели его записать, как директор школы велел Маге отправляться на прослушивание – в школе работала комиссия из Улан-Батора по отбору музыкально одаренных детей.
Мага оттер сопли, выставил ногу и запел.
– Все, хватит, берем, – сказала комиссия, сраженная его талантом.
Папа пил чай у родственников перед дорогой, когда его нашли и объявили, что Мага едет в Улан-Батор в музыкальную школу. Обалдев, он купил сыну новую одежду, еще какие-то глупости, и, сказав, что они с мамой, как только смогут, навестят его, помахал сыну рукой. Всё!
В Улан-Баторе его определили в класс фортепьяно. Учиться пению можно будет только после того, как голос сломается, сказали ему. Но он пел в хоре, на концертах, слетах – везде. Выставлял ногу и пел.
Музыкальная жизнь его захватила. Еще будучи подростком, он сколотил национальный ансамбль, сам в нем играл на морин хуре124 и исполнял песни с горловым пением. Они здорово зарабатывали на концертах для иностранцев. Конечно, большую часть денег забирали старшие мальчики, ставшие их администраторами, но и малышне тоже кое-что перепадало. Перейдя из школы в училище, они с ребятами организовали джаз-банд с национальным колоритом. Успех был большой.
Несколько раз к нему приезжали родители, да и он ездил к ним на каникулы. Но очень скоро скотоводческая жизнь ему стала чужой. Мама с папой посматривали на него отстраненно, как будто он был не их родным сыном. А его девушку, Цэтку из балетных, и вовсе побаивались.
Однажды осенью его отправили на конкурс певцов в Варшаву. К 17 годам у него появился баритон неземной красоты – бархатный, густой, мягкий. Он ничуть не волновался, выставил ногу и спел программу. Мага, этот худонский парень, обладал природным чувством сцены, артистизмом и властью над залом.
Он получил вторую премию, но ничуть не расстроился. Тем более что вечером к нему в номер пришла немолодая полная женщина и предложила контракт Мариинского театра.
– Вас услышал маэстро Гергиев, это мой брат, он предлагает Вам поработать и поучиться в нашем театре.
Мага с педагогом напились в этот вечер польской водкой «Желудковой», сладкой и довольно противной.
Так Мага оказался в Санкте, мокром, холодном и лишенном солнца. Учился Мага истово, в отличие от многих монгольских мальчишек и девчонок, постигавших профессии артистов, певцов, танцовщиц и художников в Петербурге. Правда, иногда он с этими мальчишками и девчонками напивался до колик, но в целом жил вполне праведно.
Постепенно Мага стал получать приглашения петь в небольших европейских театрах. Начал неплохо зарабатывать. Привез к себе Цэтку, она к этому времени успела два раза выйти замуж и два раза развестись. Обосновался в Кёльне, в тамошней опере был его первый большой ангажемент. Пару раз к нему приезжали родители с младшими братьями. В Монголию он уже не вернулся.
Он выступал на конкурсе в Варшаве во второй день. Волновался не сильно. По крайней мере не так, как некоторые участники, которые чуть в обморок не падали перед открытием занавеса. Правда, занавес долго не открывался. Выступления задерживались. Прошел уже час после назначенного времени, когда, наконец, певцов стали выпускать на сцену. Мага вышел, выставил ногу и спел. Спел отлично. Так ему казалось. В ряду кресел, где сидели члены комиссии, зияло пустое место. Стало известно, что председатель комиссии, маэстро Гергиев, не смог присутствовать из-за острого приступа колита, хронической болезни, которой он страдал на протяжении многих лет. Бигос был лишним.
Мага получил вторую премию. Они с педагогом в этот вечер напились польской водкой «Желудковой», сладкой и довольно противной. Отметили. В самолет сели со страшной головной болью. Но Улан-Батор встретил их ярким солнцем. Ребята с курса пришли в аэропорт. Качали, кричали – конкурс был очень престижный.
Через год Мага с друзьями организовали музыкальную группу. Таких групп в Монголии было много, но Магина сразу стала знаменитой. Ребята были профессионалы, Мага – хороший организатор и певец, и цель у них была не просто деньги зарабатывать, а играть и петь хорошую музыку. Стали гастролировать, записали несколько дисков. Особенно популярными они стали во Внутренней Монголии КНР, а их песня «Великая Монголия» – чуть ли не гимном монголов, желавших свободы своему народу. В конце концов, их даже перестали пускать во Внутреннюю Монголию. Но Мага не унывал. Им было где петь.