А еще Ефремова отправили именно в «Водник», потому что там лучший актовый зал, оснащенный всем необходимым для любых концертов. Актер обещал выступить за решеткой для осуждённых отряда хозобслуги и сотрудников. Но не сейчас, попозже (забегая вперед скажу, что так и не вышло).
В комнате краткосрочных свиданий он сидел перед нами с опущенной седой головой, в сером спортивной костюме с надписью «Амстердам». И было что-то в его виде трагично-эпохальное.
— Я не ожидал такого приговора, — говорит нам артист.
Мы пытается его подбодрить.
— Многие заключенные ведут дневник, чтобы не потеряться во времени. Отмечают там, что с ними происходило.
— Я хочу потеряться. Потерять сознание.
— Ну, вы что…
— Да это так плохо шучу.
— Глаза у вас грустные и выглядите уставшим.
— Мне нужно время. Дней пять, может, неделя, чтобы во всем разобраться. «Он мне сказал: «Держись, браток!» и я держался», — цитирует актер Высоцкого.
Камера в СИЗО, где сидел Ефремов. Фото: С. Лежнев
…Что представляет из себя камера, в которой сейчас находится Ефремов? Это стандартная камера на 8 мест, там две одноярусные кровати и четыре двухъярусные. Ефремов на одноярусной. Кроме кроватей, в камере большой стол, за которым одновременно могут сидеть до 10 заключенных. Есть книжная полка.
В углу стоит телевизор, который показывает десяток каналов. Есть радио, по нему часто транслируют классическую музыку. Туалетная кабинка отделена перегородками, с дверью, однако изнутри не закрывается (после случая с Евдокимовым). Вместе с Михаилом там сидят еще двое заключенных, один из них граждан Белоруссии. Камера курящая. А вообще в СИЗО № 5 треть камер не курящих.
В другой визит наш в СИЗО Ефремов был уже не так печален.
— Как вам вообще в СИЗО? — спросим мы у него.
— Легче, чем в армии. Я ведь служил. И там первые полгода адаптироваться не мог. Тут не надо по три километра в кирзовых сапогах бегать. А вообще я и в армии творчеством занимался. Вечера поэзии организовывал. Молодые бойцы читали Пастернака, Ахматову, других поэтов, да так, что жены офицеров рыдали.
— Что-то полюбилось из тюремной еды?
— Щи мне нравится. Сегодня с утра был геркулес. Есть можно. Рыбу только я перестал брать здесь.
— Когда-то в СИЗО № 5 еду готовил осужденный шеф-повар из «Метрополя». Заключенные говорили, что это была самая вкусная в их жизни баланда.
— А я помню, на Афоне во время великого поста оказался. И там отец Феофий кормил нас просто невероятно вкусно. Помню его харчо. Пос
тное. Отвлекаюсь от печальных мыслей.
— О своей судьбе?
— Ио судьбе «Современника». Театр умер, когда его возглавил Рыжаков. Назначенец не может руководить «Современником». Даже при большевиках такого не было, чтобы сверху назначали. Спектакли тех, кого он собирается ставить, — они на порядок ниже уровня «Современника». Я очень переживаю за театр. Он — мой дом. Во многом из-за этих переживаний и случилось то, что случилось. Если вдруг апелляция даст мне условно, я первым делом пойду к министру культуры и другим — скажу, ну как же так, что вы сделали с «Современником»? Так нельзя. Бред какой-то в «Современнике» творится.
Перед этапированием Ефремова в ту самую колонию, где сидели футболисты, помню, решила собрать советы, которые могли бы ему помочь.
Вообще, строго говоря, подготовиться к тюрьме невозможно. Речь не о том, чтобы собрать сумку с необходимыми вещами и заранее попрощаться на время с родными. Настроиться на тюрьму — вот самая сложная и, как многие считают, невыполнимая задача. Невыполнимая, потому что человек заранее не может знать, какие чувства нахлынут на него, когда за ним с лязгом захлопнется дверь и он услышит поворот ключа, оказавшись в камере с совершенно незнакомыми ему людьми. Однако эта первая встреча может во многом определить дальнейшую судьбу.
Нет, так называемой «прописки» у Ефремова, вероятно, не будет, потому что эта тюремная традиция канула в прошлое. Но по тому, какие слова он скажет, как себя поведет — будет понятно, как воспримет его арестантский люд. И никакая известность, никакие деньги тут не помогут. Перед этапированием в колонию попросила дать пять советов Ефремову больших специалистов в области «тюрьмы и воли». Эти советы, к слову, помогут не только ему, но каждому, кто оказался впервые за решеткой.
В прошлом представитель криминального мира, ныне пенсионер Михаил Орский: «Я думаю, что в камере с ним не будет блатных или придерживающихся понятий. Сидеть, скорее всего, он будет с первоходами-ботаниками. Но, сами понимаете, всегда возможны сюрпризы. Потому вот советы.
Первое. Уважать сокамерников и не кичиться своей известностью и избранностью.
Второе. Не поддаваться на провокации сотрудников, которым будет по кайфу с ним забухать. Вообще я лично считаю, что для Ефремова срок — это шанс «отсохнуть» от водки и стать человеком. Я видел, как в лагере алкаши становятся нормальными людьми. В них пробуждаются новые таланты. Не исключаю, что Ефремов начнет что-то мастерить.
Третье. Бросить курить.
Четвертое. Продемонстрировать повышенную, может быть даже немного наигранную чистоплотность.
Пятое. Не пропускать прогулок».
Бывший член ОНК Москвы, ныне ведущий аналитик столичного УФСИН Анна Каретникова: «Первый совет: не озлобляться, а для этого — не забывать, что, наверное, за ним есть вина, и он оказался в этом месте именно для ее искупления и претерпевает наказание с этой целью.
Второй. Знать, что когда-нибудь это закончится, как заканчивается всё на свете. Просто относиться к этому, как к временному периоду в своей судьбе, который прожить придется так, а не как-то иначе. Но он закончится. Обязательно.
Третий. Всё записывать, и смешное, и грустное, и странное. Актер обычно читает чужие тексты. Но тут он сможет написать свои, которые придут из личного опыта, странного, но ценного.
Четвертый. Удивляться окружающим людям, и сидельцам, и сотрудникам, и пытаться понять их, а то и полюбить. Они разные.
Пятый. Не выносить хлеб из столовой. ПВР так странно написаны — питаться в своей комнате можно чем угодно. Но если вынесешь из столовой хлеб — получаешь взыскание. Это удивительно, но так».
Бывший следователь по особо важным делам СК РФ, побывавший в роли заключенного (был обвинен, но потом оправдан), ныне адвокат и писатель Андрей Гривцов: «Я пойду от обратного и посоветую, чего точно не стоит делать.
Конфликтовать с соседями и администрацией.
Не работать.
Равнодушно относиться к собственному здоровью.
Отгораживаться от других заключённых, вести себя заносчиво и спесиво. Ссылаться на своё высокое материальное положение.
Считать, что жизнь на этом закончена».
От себя добавлю, что за решеткой все равны. Даже солидный возраст и ученые звания не ставят человека в особое положение. Я видела генералов и академиков, министров и сенаторов, которые драили туалет так же, как все остальные арестанты. В тюрьме человек словно бы голый — без всей той «одежды», в которую его наряжает общество.
Только в тюрьме иные встречаются с собой настоящими, и встреча эта может оказаться отнюдь не приятной. И вот пять советов от меня, как члена ОНК трех созывов: не требовать к себе особого отношения, делиться со всеми (продуктами, вещами), не «стучать» (то есть не жаловаться на сокамерников), не пресмыкаться перед администрацией (таких не любят даже сами сотрудники) и постараться проявить свои лучшие качества, заслужив уважение всех — от конвоира до баландера (разносчика пищи).
И вот этап состоялся. Актер Михаил Ефремов в ноябре 2020 года был на карантине в СИЗО № 3 Белгорода (довезли его туда в течение суток на поезде). Через несколько дней его доставят в колонию № 4, где были футболисты Кокорин и Мамаев. Вопрос решенный, да и выбора-то, собственно, не было (в Белгородской области это единственная колония для впервые осужденных на общий режим). О судьбе Ефремова расспросила начальника УФСИН России по Белгородской области, полковника внутренней службы Игорь Видашева.
— Игорь Игоревич, о том, что Ефремов находится в СИЗО № 3, нам сказали родные. Но почему вы его так долго там дерите? Уже прошла неделя с момента его приезда.
— В условиях пандемии у нас 20-дневный карантин. Это вынужденная мера. Представляете, что будет, если осужденный окажется болен и заразит коронавирусом всех? Все необходимые тесты у него взяли. Никаких жалоб от него не поступало. На личный прием не просился.
— А почему актёра содержат в одиночной камере? Разве это не нарушение?
— Камера на двух человек. Но он сам попросился побыть один. Говорит, что хочет поспать, отдохнуть. Не хочет шума.
— В московском СИЗО № 5 он все время был с двумя-тремя сокамерниками, видимо, устал от разговоров с ними. А есть у вас возможность для занятий спортом в СИЗО?
— Он спортом не особо интересуется. Читает много и быстро. Книга максимум на два дня, а потом новую берет. Телевизор в камере есть, он его смотрит регулярно. По закону ему разрешены звонки. Он купил карточку, так что может говорить по таксомату.
— Жене Софье в день своего рождения звонил, как нам рассказали родные.
— Ну и не только жене.
— В регионе только одна колония для впервые осужденных, это номер 4, где были футболисты Мамаев и Кокорин (я, если помните, к ним туда приезжала). Но вдруг вы в виде исключения его направите в какую-то другую?
— Мы действуем по закону. А подходящая колония, как вы правильно заметили, только одна.
— Но там нет театрального кружка…
— Ну почему же, есть. Он, правда, до недавнего времени был кукольным. Осужденный режиссер-кукольник, который его организовал, недавно освободился.