его крайней нужды и чьё имя будет много веков читаться на самой гордой, хотя и самой печальной странице русской истории… Мне удалось достать изображение капитана Давыдова, которое висит на одном из предметов самых драгоценных для меня, а именно над добрым мечом, который достался мне от предков и который в своё время не раз бывал в деле, хотя три последних поколения нашего рода были люди мирные».
В. Скотт в это время работал над книгой «Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов». Давыдов послал ему некоторые материалы по Отечественной войне и дал объяснения по вопросам, интересовавшим писателя.
В марте 1826 года Денис Васильевич вернулся в армию. Во время Русско-персидской войны в урочище Мирок он разбил четырёхтысячный корпус противника. Позже участвовал в подавлении Польского восстания 1830–1831 годов, после чего вышел в отставку в чине генерал-лейтенанта.
С 1829 года возобновилась связь поэта-партизана с Пушкиным. В апреле они встретились у московского знакомого Александра Сергеевича С. Д. Кисилёва, о чём Денис Васильевич сообщил П. А. Вяземскому: «Пушкин хвалил стихи мои, сказал, что в молодости своей от стихов моих стал писать свои круче и приноравливаться к оборотам моим».
2 января 1831 года Александр Сергеевич упомянул Давыдова в письме из Москвы в Остафьево: «Денис здесь. Он написал красноречивый Eloge[137] Раевского. Мы советуем написать ему жизнь его».
Через день оба были в этом имении, о чём Вяземский сообщал приятелю: «Жаль мне, что ты не был у нас в воскресенье. У нас был уголок Москвы, но он был бы ещё краснее тобою. Были Денис Давыдов, Трубецкой, Пушкин, Муханов, Четвертинские; к вечеру съехались соседки, запиликала пьяная скрипка, и пошёл бал балом».
В 20-х числах января Давыдов и Пушкин опять были в Остафьеве. На этот раз беседовали о восстании поляков, в усмирении которых уже успел отметиться Денис Васильевич. 11 февраля он навестил Александра Сергеевича в доме Н. Н. Хитрово близ Смоленской площади (Арбат, 53). В нём поэт снял второй этаж для предстоящей семейной жизни.
17 февраля, накануне свадьбы, Пушкин устроил в этой квартире мальчишник — прощание с холостой жизнью. Были приглашены ближайшие друзья: Нащокин, Давыдов, Баратынский, Вяземский, Языков, И. Киреевский и композитор А. Н. Верстовский. По воспоминаниям Киреевского, «Пушкин был необыкновенно грустен, так что гостям даже было неловко. Он читал свои стихи „Прощание с молодостью“».
Вскоре после женитьбы Александра Сергеевича Давыдов встречался с ним у Вяземского и Нащокина. Там Пушкин читал Денису Васильевичу свои новые произведения.
В 1830-х годах Давыдов жил с семьёй в имении Маза Сызранского уезда Симбирской губернии и редко бывал в столицах, но в своей обширной переписке с Вяземским и другими современниками неизменно передавал поклоны Пушкину и интересовался его литературными занятиями. В 1832 году вышел первый (и единственный) сборник стихотворений поэта-партизана, и Денис Васильевич послал Александру Сергеевичу экземпляр этого издания.
В апреле 1834 года Денис Васильевич справлялся у Вяземского о новых работах Пушкина: «Жду с нетерпением „Пугачёва“. Уведомь, что ещё пишет. Да ради Бога, заставьте его продолжать „Онегина“, эта прелесть у меня вечно в руках».
Прочитав повесть Пушкина «Пиковая дама», Давыдов напомнил ему о их мимолётном разговоре («когда-то на лету») относительно служанок, которые свежее великосветских женщин: «Ты слово в слово поставил это эпиграфом в одном из отделений „Пиковой дамы“». Денис Васильевич также подсказал Пушкину поговорку «Береги платье снову, а честь смолоду», которую Александр Сергеевич использовал в качестве эпиграфа к роману «Капитанская дочка».
В январе 1836 года Давыдов приезжал в Петербург для устройства в учебное заведение своих сыновей. Пушкин подарил ему «Историю Пугачёва», сопроводив презент стихотворным посланием:
Тебе, певцу, тебе, герою!
Не удалось мне за тобою
При громе пушечном, в огне
Скакать на бешеном коне.
Наездник смирного Пегаса,
Носил я старого Парнаса
Из моды вышедший мундир,
Но и по этой службе трудной,
И тут, о мой наездник чудный,
Ты мой отец и командир…
Во время кратковременного пребывания Давыдова в Северной столице Александр Сергеевич привлёк его к сотрудничеству в «Современнике». В нём было опубликовано шесть стихотворений Дениса Васильевича и две статьи — «Занятие Дрездена» и «О партизанской войне».
Смерть Пушкина поразила Давыдова. «Какое ужасное происшествие! Какая потеря для всей России!» — говорил он Вяземскому.
Потерей для России была и кончина Дениса Васильевича, на которую Вяземский откликнулся стихотворением «Эперне»[138]:
Так из чужбины отдалённой
Мой стих искал тебя, Денис!
А уж тебя ждал неизменный
Не виноград, а кипарис.
На мой привет Отчизне милой
Ответом скорбный голос был,
Что свежей братскою могилой
Дополнен ряд моих могил…
Как отмечалось выше, лелея мысль о создании собственного журнала, Пушкин заранее собирал для него материалы. Одной из попыток получить их было общение с героем наполеоновских войн генералом А. П. Ермоловым.
«Гренадеры прибыли сюда не для парадов»
Героя Отечественной войны Н. Н. Раевского Пушкин называл памятником 1812 года, таким же памятником был для него и генерал от артиллерии Алексей Петрович Ермолов. В мае 1829 года поэт отправился на Кавказ. Дорога неблизкая, тем не менее Александр Сергеевич отклонился в сторону на 200 вёрст, чтобы повидать в Орле опального генерала.
…В четырнадцать лет Ермолов был записан унтер-офицером в лейб-гвардии Преображенский полк. Его боевая служба продолжалась треть столетия. В 1794 году Алексей Петрович участвовал в штурме Праги, предместье польской столицы, и получил из рук А. В. Суворова свою первую награду — скромный крестик Святого Георгия 4-го класса.
Отличаясь большой храбростью, решительностью и организационными способностями, Ермолов тем не менее медленно продвигался по служебной лестнице, на что сетовал позднее в своих «Записках»: «Несчастьями гоним был тяжело и продолжительное время».
При Павле I Алексею Петровичу пришлось побывать в казематах Петропавловской крепости и ссылке. Причиной этого были его прямота и чувство собственного достоинства — нагрубил генералу из немцев. Ермолов был остёр на язык, и это тоже не благоприятствовало его карьере. Д. В. Давыдов, двоюродный брат Алексея Петровича, спрашивал в одном из своих писем: «Во что обмакиваете вы перо ваше, потому что с него стекают не чернила, а желчь?»
При восшествии на престол Александра I Ермолов был освобождён. 9 июня 1801 года в чине подполковника его зачислили в 8-й артиллерийский полк. Алексей Петрович получил в командование роту конной артиллерии, располагавшуюся в Вильно. Там у него произошёл конфликт с А. А. Аракчеевым, бывшим в это время инспектором всей артиллерии. Как-то осмотрев роту Ермолова после трудного 30-вёрстного перехода и не найдя, к чему бы придраться, Аракчеев отметил, что лошади утомлены, а ведь в артиллерии репутация офицеров зависит от их содержания. «Очень жаль, — ответил Алексей Петрович, — что в русской артиллерии репутация офицеров слишком часто зависит от скотов».
Эта фраза в бесчисленных вариантах разнеслась по всей России и сильно осложнила Ермолову жизнь. Одному из своих друзей Алексей Петрович писал: «Мне остаётся или выйти в отставку, или ожидать войны, чтобы с конца своей шпаги добыть себе всё мною потерянное».
Из общей массы офицеров среднего уровня Ермолов выделился только в тридцать лет, проявив все свои достоинства в войнах 1805–1807 годов. Его незаурядные способности военного руководителя заметил П. И. Багратион. «Произведён я был в полковники, — вспоминал Ермолов. — Кампания против французов в Пруссии расточила тьму, омрачавшую существование моё: я появился в свете замеченным со стороны усердия и доброй воли к службе. Вечно в памяти моей будут благодеяния князя Багратиона, как первого бросившего несколько цветков на трудный путь, пробегаемый мною на военной службе, без покровительства, не без трудов. Я боролся с сими, и счастье допустило меня собрать некоторые плоды их. Великий князь Константин Павлович удостоил меня милостивого своего внимания, и его отзывами обо мне сделался я известен государю».
И не только государю. В 1807 году Алексей Петрович вернулся в Россию с репутацией одного из лучших артиллеристов русской армии. К 1812 году Ермолов был уже генерал-майором, а в начале Отечественной войны получил должность начальника Главного штаба 1-й Западной армии, которой командовал Барклай де Толли, не ладивший с командующим 2-й Западной армии П. И. Багратионом, и Алексею Петровичу приходилось лавировать между ними. В докладах Барклаю де Толли он передавал резкие и дерзкие отзывы Багратиона в «выражениях самых обязательных», а в письмах Багратиону холодность и грубость Барклая де Толли представлял в «видах приятных». В итоге Багратион писал Ермолову, что он не ожидал найти в Барклае де Толли столько хорошего, как нашёл, а Барклай де Толли говорил, что он «не думал, чтобы с Багратионом можно было так легко служить».
Лавирование между командующими нелегко давалось начальнику штаба 1-й армии. «Когда гибнет всё, — увещевал Алексей Петрович Багратиона, — когда Отечеству грозит не только срам, но и величайшая опасность, там нет ни боязни частной, ни выгод личных. Принесите ваше самолюбие в жертву погибающему Отечеству нашему, уступите другому и ожидайте, пока не назначат человека, какого требуют обстоятельства».
Сам Ермолов пассивно ждать назначения единого главнокомандующего не желал и просил царя о решении этого вопроса, послав ему с 16 июля по 10 августа четыре письма, в которых взывал: «Необходим начальник обеих армий. Нужно единоначалие!»