Папа задумчиво сказал:
— Идеал — это человек, котороготы очень-очень уважаешь, на которого хотел бы стать похожим... Да... Вопроснепростой...
Мама предложила:
— Напиши про нашего дедушку.
Папа удивился:
— Про отца? Тань, мой отец,конечно, хороший человек, и я его люблю очень, но идеал...
Костик поддержал:
— Мама, ты смеёшься над нами, чтоли? Деда —он добрый... Но какой же он идеал? Он же самый обычный дедушка.
Мама улыбнулась:
— Вы просто ненаблюдательны. Вамподавай великие свершения... А можно совершать ежедневные маленькие подвиги, иэто иногда бывает ещё труднее. Знаете, что я придумала? Завтра суббота. Ты,Костик, отправишься в гости к бабушке и дедушке, переночуешь и внимательнопонаблюдаешь за всем происходящим. Если ты заметишь и поймёшь, почему я предложилатебе написать сочинение про собственного деда, то станешь мудрее.
Папа пожал плечами, а Костикнедовольно поморщился: выходные он планировал провести веселее. А у бабушки сдедом — какие развлечения?! Они уже старенькие, больные... Бабушка в инвалиднойколяске по дому передвигается...
Но мама всегда умелазаинтриговать сына, и, ложась спать, он уже представлял себя следопытом, которыйпроведёт настоящее расследование и всё узнает: а вдруг дед был в молодостиразведчиком? Или ещё кем-нибудь—очень важным?!
Дед с бабушкой жили в соседнемдоме. По дороге к ним Костя вспоминал всё, что знал про них. Раньше врачамиработали, троих детей вырастили: папу, дядю Колю и дядю Сашу. Бабушка была непросто врачом, а главным врачом и привыкла командовать. А дед был простоврачом.
Стоп-стоп... А если дед врачомбыл совсем не простым, а героическим?! Хирургом?! Костик представилоперационный стол и деда-хирурга. Идёт война, и смелый хирург делает операциюпрямо во время бомбёжки! Свищут пули, взрываются бомбы, а он спасает раненых!
Позвонил в дверь и с порога:
— Деда, а ты каким врачом был—военным хирургом, да?!
Дедушка вышел встречать —невысокий, седой, в мягких тапочках со смешными помпончиками. Улыбнулсярастерянно. За спиной—бабушка на инвалидной коляске. Голос у бабушки, вотличие от тихого и вроде даже робкого голоса деда, громкий, властный,командирский прямо голос:
— Костик, здравствуй, дорогой! Счего это ты взял про военного хирурга-то?! Во время войны дед твой ребёнкомбыл. И работал он всю жизнь лор-врачом. Знаешь, такие врачи бывают:ухо-горло-нос...
Костя прямо с порога расстроился.Ухо-горло-нос... Да — героического мало... Похоже, сочинение ему в эти выходныене написать...
Дед притянул его к себе, обнялтихонько. Старенький, слабый... Не герой, нет —не герой... А бабушкапродолжала громко командовать:
— Костик, я деда в магазинкомандирую! Ты с ним пойдёшь или со мной останешься?
Да, выходные, похоже, обещалистать скучными. Костик вяло ответил:
— С дедом...
Они пошли в магазин, дедушкадостал там бумажку и, читая бабушкин список, складывал продукты в тележку. АКостя бегал и помогал ему. Когда они вернулись домой, бабушка сноваскомандовала:
— Дед, я забыла про молоко. Сходиещё раз — за молоком!
Костику хотелось проворчатьчто-нибудь о бабушкиной забывчивости, но дед нисколько не расстроился, а втаком же мирном и благодушном расположении духа отправился снова в магазин.
— Деда, часто бабушка тебя так гоняет?
— Машенька? Забывает иногда...Для нас старается—сейчас вот блины напечёт...
Когда они вернулись домой вовторой раз, бабушка уже не таким командирским голосом виновато попросила:
— Простите меня, маслорастительное кончилось...
Костик рассердился на бабушку.Посмотрел на деда: он тоже рассердился? Но дед ласково улыбнулся:
— Не печалься, Машенька, будеттебе масло!
В третий раз Костик с дедом непошёл: устал. Про деда подумал только: «Вот это терпение!»
Костик остался хозяйничать сбабушкой. Баба Маша ловко передвигалась по дому в инвалидной коляске. Пришли накухню, там было солнечно и уютно, на стенах висели пучки душистых трав,дедушкины лекарственные сборы. Бабушка замесила тесто, поставила чайник.Костик пошёл на балкон за банкой земляничного варенья и чуть не запнулся оверёвку:
— Бабушка, это чего у вас тут заверёвки такие?!
Бабушка засмеялась:
— А ты пойди — посмотри!
Костик исследовал начало и конецверёвки и понял, что начало её у кровати бабушки в спальне, а конец в гостиной,у дивана деда. Причём верёвка у деда заканчивалась деревянной колотушкой,привязанной к кастрюле таким образом, что когда за верёвку дёргали, колотушкастучала о кастрюлю. И стучала довольно громко.
— Это что за будильник такой?
Бабушка улыбнулась:
— Да вот дед за меня переживаеточень. Вдруг мне ночью плохо станет или пить захочу. А слышит он уже плохо. Воти придумал, чтобы я его могла позвать в любое время.
— А ты его часто будишь?
Бабушка вздохнула виновато:
— Да раз пять за ночь бужу...Болею я, Костенька...
— А он не ругается?
— Нет. Твой дед —стойкийоловянный солдатик... Если бы неон... Знаешь, меня тут прихватило так сильно...Скорую вызвали... Температура сорок, подозрение на пневмонию. В больницу наночь не поехала, думаю, посмотрю, как утром будет. Так дед твой всю ночь неспал —молился за меня. Я проснусь, а он на коленях у икон. И лампадка горит.Забудусь, снова проснусь —а он всё молится.
— Всю ночь?!
— Всю. Утром терапевт пришёл, а уменя температуры уже нет. Только слабость осталась. Врач плечами пожал и ушёл.Дед меня травами отпаивал, даже без антибиотиков обошлись...
Костик помялся и спросил как быневзначай:
— Бабушка, а дед только за тебямолится?
Бабушка улыбнулась, и лицо еёпросияло. Костик
подумал: «Да, бабушка только на вид—строгий командир, аесли она так деду улыбается, то понятно, почему он её всю жизнь любит...»
А бабушка сказала:
— Костя, дед молится за нас всех,за твоего папу и маму, за братьев, за детей. За тебя. Я иной раз ворчу на него:«Ты чего это на старости лет?! Чудотворцем, что ли, хочешь стать?» А он—толькоты ему не говори ничего, а то рассердитсяна меня — книгу всё читает. Мама твоя ему подарила. Называется «Святоотеческийпатерик».
— Я знаю, это как монахи впустыне жили. Или и лесу дремучем... Подвиги совершали...
— Вот-вот... Читает он, значит,читает, а потом мне и говорит: «Эх, Машенька, если бы я в молодости это узнал,как бы я стал тоже подвизаться...» Ишь чего старый придумал — подвизаться!
Бабушка говорила вроде бынасмешливо, но чувствовалось, что на самом деле она совсем не насмехается.Костя понял это. А бабушка поняла, что он понял. И улыбнулась ему так, какбудто они теперь вместе знают тайну. И это было очень приятно...
Дед вернулся. Он надел своисмешные тапочки с помпончиками, сел за стол, и бабушка нажарила вкусныхблинов, таких тоненьких-тоненьких, кружевных, тающих во рту. И они ели блины сдушистым земляничным вареньем и запивали ароматным чаем с листочками смородины.
Костя посматривал на деда:мягкий, добрый, седой. А на самом деле — стойкий оловянный солдатик. И Костикдумал: как трудно увидеть героическое в обычном! Когда человек терпеливо икротко встаёт к больному, когда молится всю ночь напролёт, когда сохраняет мири покой душевный и не сердится, если его близкие совершают ошибки. Как увидетьи рассмотреть это? И если он напишет своё сочинение про деда, поймут ли его?Не засмеют ли?
Ну что ж, он попробует...
Судьбы людские
Короткая история о недолгойжизни Славы Чеха
Холодно. Кружит метель, колючиехлопья снега бьют в лицо. Где земля, где небо? Всё бело и неразличимо, всёодиноко и тоскливо, как жизнь Славки по прозвищу Чех. Которому некуда идти,которого никто и нигде не ждёт. Никто. Нигде. Зачем он живёт? Зачем родился?Голову поднять к пустому небу и завыть, завыть горько и тоскующе — выплеснутьболь. А ещё лучше — стакан самогона, и тоска чуть отойдёт, свернётся ледянымкалачиком где-то в глубине живота. Станет легче.
Но самогона сегодня нет и взятьнегде. Еды тоже нет. Сегодня Славе Чеху нужно что-то предпринять, на что-то решитьсяили умереть с голоду. Куда податься?
Работы в деревне почти никакой, аи с той, которая имелась, Славку выгнали. Пили в нищей деревне все, кто ещёоставался в ней жить, но он пил по-особенному—всегда. Трезвым почти не бывал,пил всякую дрянь. Давно мог замёрзнуть под забором или отравиться денатуратом.Или сгореть, закурив пьяным под старым рваным одеялом. Да мало ли мужиковсгубила палёная водка в их деревне и по окрестностям?!
Из одноклассников в живыхостались лишь несколько человек—те, кто давно уехал из этого гиблого места.Остальные — кто раньше, кто позже — оказались на старом погосте. А вот СлаваЧех всё ещё жив. Почему? Этого он и сам не знал. Жизнь радостями не баловала,и к смерти готов давно, а вот жил зачем-то... Видно, не пришло ещё еговремя...
Отец Славки был настоящим чехом,служил в немецкой армии, попал в плен под Сталинградом. После войны, какмногие пленные, строил дороги, дома.
Пришла амнистия, и бывшие пленные получили разрешениеуехать. Кто-то смог уехать на родину, а кто-то не смог. Обрусели, остались вРоссии, женились и жили, вспоминая прошлую жизнь как сон. Отец Славки уехатьне смог, женился на местной, остался в одной из бедных уральских деревень.Тоску глушил вином, споил и жену. Когда родился Славка, родители пить неперестали.
Чтобы младенец своим плачем немешал пить, в бутылочку наливали разбавленное спиртное. Как он не помер?Видать, такая планида у него была, такая счастливая звезда. К семи годам Славкастал алкоголиком. Он просыпался утром, доедал объедки и допивал оставшееся вдоме со вчерашней гулянки спиртное.
Дома было неинтересно, и он шёл вшколу. В школе смешно, правда, в основном смеялись над самим Славкой.Дурашливый, одетый в рваньё. Пьяный. Одноклассники не дружили с ним: пропащий,совсем пропащий парень. Школьные учителя терпели его присутствие — в школе хотьтепло, а дома замёрзнет или, наоборот, угорит. Пусть себе спит на задней парте,