всё равно не жилец.
Иногда Славка Чех не доходил дошколы, падал пьяным прямо на улице. Но не замёрз. Родители от своей пьянойжизни померли рано, и остался Славка один. Да он и раньше был один... Отец имать почти не разговаривали с ним, не обращали внимания. Они просто жилирядом. А он жил совсем один.
И жизнь эта проходила как во сне,иногда он не мог отличить сон от реальности. Было несколько просветов в жизни,когда он не пил, может, несколько недель. Но от этого становилось только хуже.Один из просветов яркий, совсем детский. Славка помотал головой: детскоевоспоминание так и лезло в трезвую голову.
Тогда была такая же холоднаязима. И вьюга. И Славка постоянно мёрз. Спал на печке, пытаясь согреться, нопечка часто оставалась нетопленой. Однажды утром Славка вышел во двор и увидел:собака Найда, которую недавно отец притащил откуда-то и сразу забыл о ней,ощенилась. И щенки были такие маленькие, смешные, как игрушечные. Славка нестал, как обычно, допивать вино за родителями. Наскоро похватал объедки, всёесть не стал — понёс Найде.
Недели три Славка не пил: некогдабыло пить. Нужно было найти еду для Найды, потом найти инструменты, молоток,гвозди, доски, тряпки всякие и утеплить сарайчик, чтобы щенки не замёрзли. Уних открылись глазки, и они стали ещё забавнее. Славка планировал их раздарить,а одного щенка, коричневого, с белым пятном на груди, самого смелого и бойкого,оставить себе.
Славка придумал ему кличку —Верный. Лучшего ничего не придумалось. Верный— хорошая кличка для собаки! Итеперь у него будет друг. Настоящий друг. Который не будет смеяться и презиратьего, вечно пьяного, дурашливого Славку Чеха. Не будет относиться к нему как ксовсем пропащему человеку. Ведь он ещё не совсем пропал, нет? Пока жив, естьнадежда. А может, он и пить бросит... Когда жить хорошо, интересно, зачемпить?!
Он сидел вечером в сарайчике, иВерный тыкался влажным коричневым носом в ладони, смешно пытался играть,хватая за штаны. Вырастет—будет его, Славкин пёс. Большой, сильный, преданный.И он будет любить его, Славку. А ему оказывается так нужно, чтобы его хотькто-то любил. Он как-то никогда не думал об этом раньше. А теперь вот понял:это же так нужно, чтобы тебя хоть кто-то любил...
Учительница по математике привиде трезвого Славки удивилась и позже, в учительской, делилась с коллегами:
— А у Славы Чеха, оказывается,глаза умные... Надо же... Как этот ребёнок до сих пор дебилом не стал — простопоразительно... Да...
Старый физик качал головой:
— Мы не знаем всего потенциаламозга, ресурсов интеллекта, так сказать... Может, он умнейшим человеком долженбыл стать... Атак... Слава Богу, что не дебил...
Всё закончилось внезапно. УтромСлавка, совершенно трезвый, насобирал объедков и отправился в сарайчик.Радостный, открыл хлипкую дверь — ему навстречу метнулось что-то страшное,сбило с ног. Он остался сидеть на снегу. Обернулся, вглядываясь, и понял:Найда. Страшная, шерсть дыбом, обрывок верёвки на шее. Найда убежала по снегу вглубь сада и там завыла жутко, протяжно —этот вой потом мерещился ему часто, когда выла вьюга и мела метель.
Сердце замерло, и он уже знал,что не нужно ему идти за Найдой, что ничего хорошего он там не увидит. Ивсё-таки пошёл, медленно, проваливаясь в снег. Там, в глубине сада, страшнозадрав всколоченную голову вверх, выла Найда, а у её лап, лежали мёртвые щенки.Видимо, отец, обнаружил их—в последнее время они уже не мяукали как котята, азвонко тявкали.
Они лежали такие странные,совсем-совсем мёртвые. И среди них—его Верный. Его друг. Славка наклонился ипотрогал Верного за маленькую коричневую лапу. Лапка была ледяной и не гнулась.Славка постоял ещё немного, положил свёрток с объедками на снег, а потоммедленно пошёл в дом. Он допил, как обычно, вино из полупустой бутылки, потомнашёл целую бутылку водки, открыл и пил, пока его не стало рвать.
Вечером отец избил его за этубутылку.
Да, после трезвых недель всёстало только хуже. И иногда в кошмарах ему снились страшная Найда, мёртвыещенки и ледяная маленькая коричневая лапка.
Славка потряс головой,освобождаясь от воспоминаний детства. Пора забыть—много лет прошло с тех пор.
Он закрыл дом, повесил сломанныйржавый замок, чтобы дверь не распахивалась от ветра, а воровать в егоизбушке-развалюшке всё равно было нечего. И пошёл, с трудом пробираясь сквозьметель, на Митейную гору— в монастырь. Обитель находилась в пяти километрах отдеревни, но Славка туда раньше почти не заглядывал: пьяных там не привечали, атрезвым он и не бывал.
Но теперь особый случай: пить всёравно нечего, и с последнего места работы выгнали. Так что выбор невелик: либомонастырь, либо кладбище на горе, прямо рядом с обителью. Кладбище древнее,ему лет четыреста, не меньше. Но на кладбище рано Славке, нет уж, своим ходомон туда не пойдёт, подождёт, пока понесут.
С трудом поднялся на гору,прошёл, ковыляя, уже совсем замёрзший по заснеженной пустынной обители ипостучал в дверь отца Савватия.
Рассказ отца Савватия
Слава Чех, как его все звали,пришёл в монастырь зимой, в самые холода, и мы разрешили ему остаться. Было емупод тридцать, может, и меньше, невысокий, худощавый, диковатый. Дали ему келью.Дали послушание: рубить дрова, возить воду с источника на монастырскойлошадке Ягодке.
Слава был некрещеным и, поживнемного в обители, походив на службы, захотел окреститься. Окрестил я его.После крещения снял облачение, вышел на улицу, смотрю: сидит у храма наскамейке незнакомый мужчина. Подошёл ближе, вгляделся: это же Слава-чех! Я егои не узнал! Благодать крещения сильно меняет людей, некоторые меняются дажевнешне. И вот Слава-чех очень изменился: дурашливость отошла, передо мной былсерьёзный, степенный мужчина. С удивлением заметил, что у него, оказывается,голубые глаза. Осмысленные глаза, умные! Так преобразило его крещение!
Потом первоначальная благодать,видимо, потихоньку отошла, но печать Святого Духа его сильно изменила. Оночень хорошо ухаживал за Ягодкой, подружился с лошадкой, и она, своенравная,его слушалась. Похоже, Ягодка стала первым другом в его жизни.
Пил ли он у нас? Ну, денег у негоне было... В монастыре с этим строго, а своей новой жизнью он очень дорожил.Слава Чех прожил в монастыре лет десять, трудился, молился и умер скоропостижноот сердечной недостаточности. Жизнь у него была трудная, страшная, но Господьне попустил ему умереть смертью алкоголика, опившись или отравившись.
Несчастный ребёнок и такой женесчастный взрослый, он был очень одинок — и Господь привёл его в монастырь.«Яко отец мой и мати моя остависта мя— Господь же восприят мя...» И он умеркрещёным, труд- ником монастыря. Его отпели, похоронили на Митейной горе, накраю древнего огромного погоста —там, где было свободное место. Помолились онём всем монастырём, помянули.
Родственников у него не было, надевятый день никто не сходил к нему на могилку по деревенскому обычаю.
Выпал снежок, и Ягодку выпустилипогулять по первому снегу. Через какое-то короткое время хватились — нет нигделошади! А она никогда не уходила сама из монастыря. Пошли по следам, которыехорошо выделялись на снегу. И удивительное дело —Ягодка никогда не была накладбище, и не могла она знать, где похоронили её друга, а отправилась прямо кнему.
На погосте лежал ровным покровомснег, скрывая следы недавних похорон, а лошадь прямым ходом, не петляя, прошлачерез всё кладбище, ни разу не сбившись с пути, подошла к могиле и всталарядом с ней. Она стояла, склонившись мордой к земле, и как будто плакала. Отцы вмонастыре — народ без экзальтации, навыкший к трезвению, но тут и они чуть незаплакали—так трогательно стояла лошадка над местом упокоения того, кто долгоза ней ухаживал.
Животные чувствуют благодать.Видимо, душа нашего Славы обрела милость у Господа, и лошадка безошибочно нашлаего могилу, почтила его память.
А нам был урок, чтобы мы ещё помолились за Славу. И мыотслужили на его могиле панихиду.
Молитва Веры
Я приехала в город позднейэлектричкой и опоздала на последний автобус в монастырь. Позвонила духовнику,и он помог: через полчаса к автовокзалу подъехали его духовные чада, муж сженой, у которых и и заночевала. Встречали меня, совершенно незнакомогочеловека, как дорогого гостя.
После первой встречи мыпродолжали общаться. За время нашего знакомства я узнала эту семью близко,узнала об их жизни. Они разрешили мне записать свои истории, изменив имена.
Мамина родня
Екатерина родилась в селеТатаюрте в Дагестане, у неё есть сестра-близнец Надежда и младшая сестраЛюдмила. Мама у них русская, её деды и прадеды когда-то жили в станицеАлександрийской. Это была одна из чисто русских станиц у Каспийского моря, гдевеками жили терские казаки.
Прадедушка — станичный атаманвладел конным и рыболовным заводом, мельницей. Рабочие его очень любили. БабушкаЕкатерины, Лидия, была старшей дочерью в семье. Для всех дочерей готовилось приданое,каждая носила серьги с бриллиантами и хранила шкатулочку с драгоценностями.Когда началась гражданская война, красноармейцы утопили богатых станичников накорабле, среди них находились прадедушка и прабабушка.
Бабушка Лидия, которой в то время исполнилось двенадцатьлет, спрятала семейные драгоценности. Их гак и не нашли, но забрали всё, чтосмогли. Младшая сестрёнка бабушки, двухлетняя Даша, как-то играла в песочке. Вушах ребёнка поблёскивали бриллиантовые серьги. В это время мимо проезжаликрасноармейцы, и Лидия увидела, как один выхватил саблю, а второй отстранилруку, занесённую для удара, —пожалел ребёнка —и просто вырвал серёжки, порвавмочки.
Много лет спустя маленькая Катяспросит у бабы Даши:
— Бабушка, а почему у тебя ушкипорваны?
А когда Катя вырастет и поступитв медицинское училище в Кизляре, в 1972 году её вызовут в КГБ, и сотрудникиОБХСС будут допрашивать студентку- отличницу:
— А не рассказывала ли тебе твоябабушка, где спрятаны сокровища вашей семьи?
Папина родня