Людмилы мурашки по коже бегают. Жили они с мамой вдвоём, были очень близки другдругу, и вот такое несчастье... Придёт ли мамочка в себя? А если так и сойдёт сума? Накапала ей успокоительное.
Время идёт, час, два, а мамелучше не становится, она не приходит в себя и только хохочет диким смехом каксумасшедшая. То ли скорую вызывать, то ли за соседями бежать... А помогут ли?Вдруг ещё хуже станет... Люда знала случаи, когда от испуга люди терялирассудок навсегда.
Отвела маму в спальню, положилана кровать, а когда та забылась в каком-то бреду, Люда побежала на кухню. Уних в кухне стояли две самодельные иконочки, вырезанные то ли из газеты, то лииз журнала. Настоящие иконы в то время достать трудно было, так мама сама ихсделала.
И вот Людмила встаёт на коленипрямо здесь, на кухне, на ледяной пол, и начинает молиться:
— Господи, прости меня, я никогдане молилась и никогда не была верующим человеком. Прости меня, пожалуйста, чтоя так неблагородно поступаю, что обращаюсь к Тебе, только когда у меняслучилось несчастье. Пожалуйста, прости.
Я просто не верила в то, что Тыесть... Если Ты есть, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, помоги мне! Исцелимою мамочку! Она самый близкий мне человек на всём белом свете! Ты ведь знаешь,Господи, что я инвалид... У меня горб. И я не могу ходить без палочки. И уменя нет никого, кроме мамы. И я никогда не роптала на свою судьбу, Господи!Принимала всё как есть... Но прошу Тебя, не лишай меня моей мамы! Пусть она несойдёт с ума, пусть останется в здравом рассудке!
А если Ты мне поможешь, тообещаю, что буду всегда в Тебя верить! И буду молиться Тебе! Смилуйся, Господи,и помоги мне! Прости моё неверие и дай мне веру!
Так она молилась и плакала наколенях на холодном полу. А потом услышала голос мамы. Медленно пошла в спальнюи увидела, что мама проснулась, что она стала прежней. Никаких следовпомешательства больше не было, и мама даже не помнила, как испугалась и какстранно вела себя несколько часов назад.
А Людмила стала верующимчеловеком. Сейчас она трудится в Калужском храме за свечным ящиком.
Как Катя пришла к вере
Катерина пришла к вере в труднуюминуту, как и её младшая сестра.
Работала Катя фельдшером ввоенном городке, там познакомилась с молодым офицером, который стал её любимым мужем. Родилась дочка, хлопотысемейные, забот много. Забеременела второй раз.
А у неё была соседка бездетная. Ивот повадилась эта соседка ходить к Кате в гости, придёт и каждый раз гладит еёпо животу:
— Как там малыш поживает?
А у самой глаза злые-презлые.Катя уже и не рада, что поделилась, рассказала, что ребёночка ждёт. Очень ей ненравились эти чужие прикосновения к её животику, который ещё и не виден былсовсем — шёл четвёртый месяц беременности.
Как-то пирог собраласьпостряпать. Старшая дочка с бабушкой, а Катя на кухне возится. Заходит соседка.Только Катя стала пирог ставить в духовку, наклонилась с противнем в руках, ата опять её по животу гладит:
— Как малыш поживает?
Сама улыбается широко, а глаза,как обычно, — злые-презлые.
Катя просит:
— Пожалуйста, не трогай меня, яведь уже говорила, что мне не нравятся твои поглаживания.
Поднимается от плиты ичувствует—у неё кровотечение началось. Испугалась. Соседка тут же отправиласьвосвояси, а Катя мужу стала звонить. Муж быстро прибежал, повёз её в больницу.
В больнице сразу же предложилиаборт —кровотечение сильное. А у Кати в голове одна мысль: живой ребёночек,нельзя убивать. В то время УЗИ не было, положили молодую женщину на сохранение.Делают уколы. Кровотечение меньше стало, но до конца не прекращается.
И вот лежит она неделю насохранении, лежит вторую, и врач ей каждый день предлагает аборт сделать, а Катя каждый день отказывается. Женщины впалате вслух между собой рассуждают:
— Я вот знаю случай, такое жекровотечение было, так потом ребёночек-то без руки родился!
— Ага! Я вот тоже слышала протакое, так младенец и без ножек был!
Катя укроется с головой одеялом,чтобы не слышать, а сама плачет. И молится день и ночь:
— Господи, помоги! Господи,защити! Ты создал всё вокруг, Ты —Творец Вселенной! Что Тебе стоит, Господи,сохранить мне моего ребёночка?! Он такой крошечный, Господи, я так ждала его,пускай он родится здоровеньким! Смилуйся над нами, помоги! Я раньше никогда немолилась, Господи, но, если Ты есть, помоги мне, и я всегда буду верить вТебя, буду молиться и ходить в церковь!
И вот как-то врач приходит наосмотр и Кате заявляет:
— Всё, голубушка, или мы тебячистим, или пиши расписку и домой отправляйся!
А Катя в этот день почувствовала:ребёночек зашевелился—живой, значит!
И она написала расписку, ипоехала с мужем домой. Едет и думает: если дома кровотечение не прекратится,нужно будет возвращаться в больницу и делать, что врач советует. Приезжаютдомой, а кровотечение полностью прекратилось, и беременность до самого концапротекала абсолютно нормально. В срок Катя родила здоровую доченьку.
Сейчас её дочка — матушка, женасвященника, мать двоих детей. А Катя ездит по выходным в Оптину, окормляется уОптинского духовника.
Молитва Веры
Жива и в добром здравии и маматрёх сестёр. Ей уже под девяносто и зовут её Вера (это имя мы менять не стали).Несмотря на почтенный возраст, она не только выполняет большое, почти монашескоемолитвенное правило, но и молится за всех, кто записан в её синодике. Азаписаны там многие люди, не только родные, но и дальние, просто те, ктонуждается в молитвенной помощи. Иногда Катя просит маму:
— Мамочка, отдохни, поспиподольше!
Но мама отвечает:
— Что ты, дочка, я ещё не успелапомолиться... А ведь люди ждут молитвы...
Радости Надежды
Посвящается сёстрам Екатерине, Надежде, Людмиле, их мамеВере и сестре мамы Надежде, героям рассказа «Молитва Веры»
Ветер странствий гулял по шумному автовокзалу, наполнялдушу радостной суетой, предвкушением встреч и грустью расставаний. Людиспешили — входили и выходили, наскоро пили кофе, покупали снедь в буфете,увешанном разноцветными гирляндами. В углу таинственно светилась ёлочка, ибуфетчица, молодая, весёлая, круглолицая, в золотом парике из новогоднегодождика, задорно приговаривала, обслуживая покупателей: «Сэндвичи, пицца — нельзяне насладиться! С Новым годом поздравляем, нашу пиццу покупаем!»
Надежда купила чай, эту саму пиццу — небольшую, горячую,вкусно пахнущую, присела за небольшой круглый столик: до автобуса ещё минутдвадцать. Откусила кусочек—действительно неплохая пицца.
Она ехала в гости к сестре и племянницам в Калугу, почтипять часов на автобусе от Москвы, собиралась встретить с родными Рождество,съездить вместе в Оптину пустынь. Ела не спеша, отпивала небольшими глоточкамигорячий крепкий чай, любовалась ёлочкой, оживлёнными лицами людей вокруг, смешнойбуфетчицей с золотыми волосами. Синие утренние сумерки за окном таяли,занимался новый день, и на душе было мирно и спокойно.
— Этой пиццей, что ли, наслаждаться?! Эх, какая дрянь—этаваша заливная рыба! И вместо кофе бурду какую-то наливаете!
Резкий ворчливый голос совсем не подходил к ярким огонькам,любовно украшенной ёлочке и радостной атмосфере новогоднего буфета. Надеждаобернулась: за соседним столиком седой мужчина, внушительный, одетый дорого исолидно, продолжал громко возмущаться:
— Когда уже научитесь нормально готовить?! Безобразие!
Мужчина оглянулся вокруг в поисках поддержки, но посетителибуфета отворачивались, всем неприятно было его недовольство. Может, кофе инедостаточно хорош, но кто бы и ждал чего другого от обычного пакетика «три водном». Не в ресторане ведь собрались и не на домашней кухне с туркой в руках,от которой так и тянет дразнящим ароматом...
Буфетчица перестала улыбаться—расстроилась, стянула сголовы золотой дождик, стала обслуживать дальше без новогодних поздравлений.Надежда почти физически почувствовала, как в праздничный мирок буфета вместе ссолидным господином вплыли волны раздражения, стали расходиться кругами. Онавстала и вышла на улицу, где тихо, наперекор спешке людей, падали снежинки,покрывая свежей белизной черноту дороги.
Автобус, большой и уютный, наполовину пустой, приятно пахкофе, который допивал водитель из маленькой чашки, кожаными сумками имандаринами. Надежда достала из сумки пакетик с фруктами, устроилась у окнапоудобнее — она любила дорогу, любила смотреть в окно и медленно, не спешадумать о чём-то приятном или вспоминать что-то доброе, радостное. Авоспоминаний у неё было много — за плечами долгая жизнь.
— Пять часов в этой развалюхе трястись — кошмар просто!Сумку уберите из-под ног, как я садиться должен?!
На сиденье рядом опускался тот самый солидный седой мужчина.Надежда не стала отвечать грубостью на грубость. Наоборот, отозваласьприветливо:
— Простите, сейчас уберу.
Задвинула сумку под ноги,улыбнулась попутчику, протянула пакет:
— Угощайтесь! Яблоки оченьсладкие, мытые. А вот мандарины.
Мужчина посмотрел на пакет,помотал головой, отказываясь от угощенья. Помолчал, а потом уже совсем другимголосом сказал:
— Неудобно вам с сумкой подногами сидеть. Давайте наверх её закину.
— Я вам очень благодарна, толькоона ведь тяжёлая...
— Ничего, не очень тяжёлая...вот... так удобнее?
— Да, я вам очень признательна!Спасибо большое! Может, всё-таки яблочко?
И попутчик взял яблоко, надкусили наконец тоже улыбнулся.
— Извините за ворчание. Может, янемного и ворчливый, но вообще—не злой. Разрешите представиться: НиколайИванович. Можно просто Николай.
Надежда посмотрела внимательно намужчину—она обычно хорошо чувствовала людей—да, Николай был ворчливым, но волнзлости от него не исходило, похоже, на самом деле незлой...
— Почти тёзки: Надежда Ивановна.Просто—Надежда. А почему вы ворчливый?
— Хм... Жизнь прожил долгую,тяжёлую — вот и раздражительный стал... Помирать скоро, а радостей никаких вжизни не было... Да, что там —вам молодым не понять, вам кажется: вся жизнь