маленькие фигурки, одна меньше другой.
В машине было тепло, уютно ифигурки отдышались на заднем сидении, откинули шали и платки и превратились вдевочку-школьницу и маленькую-маленькую очень старую старушку. Лет девяносто —не меньше. Как она вообще в путь пустилась? Старушка сидела, откинувшисьголовой назад, и отец Валериан испугался — не умрёт ли она прямо сейчас, недоехав до монастыря? Достал термос, напоил чаем — оживились, задвигались,старушка перестала умирать и ласково назвала сынком.
Девочка серьёзно представилась:Анастасия, Настя, и отец Валериан увидел, что никакая она не школьница—взрослаяуже девушка, студентка, может быть. Бабушку она называла баба Нюша. ОтецВалериан задумался: Нюша —это Анна, наверное? Настя сильно беспокоилась,нервничала и, пока ехали, с одобрения бабы Нюшы рассказала о том, как ониоказались здесь на заснеженной пустой остановке.
Бабушка жила в двухкомнатнойквартире в центре города, а Настя с мамой в своей квартире в соседнеммикрорайоне. Мама-метеоролог без конца уезжала на север, и Настя чаще бывала убабушки, чем дома. Жили они душа в душу, вместе сочинения писали по литературе,вместе ходили в храм, вместе ёлку украшали к Рождеству. Иногда садились вавтобус паломнической епархиальной службы и ездили по святым местам, несколькораз побывали и в обители, где подвизался отец Валериан. Позже Настя училась вуниверситете, а бабушка всё сдавала, слабела, но бодрилась. В общем, им былоочень хорошо вместе —бабушке и Насте, и казалось, что так хорошо им будетвсегда-всегда.
Внезапно всё в их жизнипеременилось. В этом же городе жил сын бабушки, дядя Витя, со своей семьёй.Настя и баба Нюша с ними почти не общались по причине сильной занятости дядиВити-бизнесмена и полного отсутствия желания общаться со стороны остальныхчленов его семьи. Да и интересы у них сильно отличались. Жена дяди в основномзанималась своей внешностью, часто ездила за границу. Их дочь Регина,двоюродная сестра Насти, заходила к бабушке тоже редко. Она любила тусовки ичасто меняла имидж: то называла себя эмо, поясняя, что это такая молодёжнаясубкультура, а она как раз самая молодёжь и есть, что ей, в церковь таскаться,что ли, в платке, как Настьке; носила рваную чёлку до кончика носа,прикрывавшую один глаз, как у пирата, и узкую футболку с надписью «ВгокепИсай», то открывала для себя и окружающих, что она не эмо, а гот, и как-то,заявившись в гости в чёрном одеянии, бледная от белой пудры, с чёрными отподводки глазами, булавкой в виде летучей мыши в носу и накладными клыками,сильно испугала бабу Нюшу. Потом Регина, выросла, забыла об эмо и готах,
вышла замуж, родила, и молодая семья стала нуждаться вжилплощади.
Как-то Настя вернулась с занятийи обнаружила, что в квартире бабушки — большие перемены. Регина с ребёнком наруках командовала расстановкой новой мебели, кровать бабушки была задвинута вдальний угол, а вещи Насти —у порога, хорошо, на улицу не вынесли. Регинапулемётной очередью застрочила:
— Ну ты же понимаешь, у меняребёнок, муж, да и за бабушкой уход нужен. Тебе не до неё с твоими университетамии сессиями, и квартира у тебя своя есть. Ты Настя одна в целой квартире, а мытам впятером с родителями. Справедливость-то должна быть, заходи в гости, мытебе всегда рады. Родственники близкие как-никак. Пока, сестрёнка, сейчас не дотебя, приходи на Новый год, вместе встретим. Платончик, улыбнись тётке Насте.Это твоя тётка, скажи: «Пока-пока, тётя Настя!».
Сначала Настю ещё пускали кбабушке, а потом перестали:
— Чего ты всё ходишь, инфекцииразносишь, у нас ребёнок маленький. Какой храм, какие священники? Попы на«мерседесах», что ли ?! Причастие, исповедь, соборование — слова-то как изпыльного архива выкопала. На квартиру заришься, так и скажи, бессовестная ты,Настька, одной квартиры тебе мало, ещё на бабкину глаз положила свой хитрый.Знаем мы, что у тебя на уме завещание на квартиру, вот что ты на самом делехочешь!
А бабушка всё старела, уже почтине вставала и очень хотела перед смертью исповедаться и причаститься, в общем,желала христианской кончины непостыдной, мирной. Но было уже понятно, что неполучится у неё такой кончины: и священника не позовут, и причаститься непозволят, и отпевать не станут. И, когда на Новый год Регина с мужем назвалигостей и закружились в танцах и угощениях, Настя с бабой Нюшей, собравшейпоследние силы, незаметно спустились по лестнице, сели в заранее заказанноетакси и уехали на автовокзал, а оттуда—на снежную метельную остановкуНикифорово.
Отец Валериан слушал да толькопокрякивал, у него дома такая же сестрёнка осталась—умная, серьёзная, нарегента сейчас учится. И бабушку он свою любил и помнил, поминал каждый день оупокоении рабы Божией Марии—хорошая у него бабушка была, любимая. Бабуля...Морщинки милые, глаза под очками добрые, умные, руки умелые —хоть пирогистряпать, хоть печку топить, хоть корову доить — было ли что- нибудь, чего неумела бы его бабуля?!
Представил, как оказалась бабаНюша одна среди чужих по духу людей—сидит, старенькая, тихая, пытаетсяПсалтирь свою потрёпанную читать, а телевизор гремит, шумит. На тумбочку —бутерброд с колбасой: какой пост, бабуля, о чём ты, ешь давай, щас куриныеокорочка поджарим, тебя Настя так не откармливала, как я тебя кормлю —стараюсь!
Отец Валериан домчал пассажирокдо обители, там уже встречали — затопили печь в келье небольшой паломническойгостиницы, рядом с монастырём. Пришёл отец Савватий, благословил остатьсяпожить в гостинице, походить на службы, исповедаться, причаститься. На службыбаба Нюша пойти уже не смогла, видимо, последние силы ушли на побег. На следующийдень отец Захария исповедал, причастил свою ровесницу, позже её соборовалипрямо в келье.
Все ждали, что теперь бабе Нюшестанет лучше. Настя собиралась написать письменный отказ от бабушкиной квартиры — поможет или нет? — и увезтистарушку к себе. Но баба Нюша не поправилась. Ей становилось всё хуже.
Вечером приехала Регина с мужем,настроены воинственно. Как узнали, что баба Нюша в монастыре? Да Настя сама потелефону и рассказала. А вдруг они попрощаться с бабушкой захотят? Эх,Настя-Настя... Когда мы пытаемся понять мотивы людей, мы обнаруживаем толькосвои собственные мотивы. И если Настя и баба Нюша жили в мире, где крупнымибуквами значились «Честь» и «Совесть», «Жизнь по заповедям», то Регина с мужемжили совсем в другой системе координат, где считались лишь с категориями:«выгодно- невыгодно», «безопасно — небезопасно».
Совсем не злодеи, нет, даже незлые, можно сказать, даже добрые люди. Сначала, правда, они хотели бабу Нюшуувезти-унести-просто-отнести в машину, но, при виде мощной фигуры бывшегомастера спорта по вольной борьбе отца Валериана, который стоял недалеко откельи, просто стоял невозмутимо, но внушительно поглядывая на гостей, ихрешимость унести-про- сто-отнести бабу Нюшу как-то сильно поколебалась.
Зато потом, когда они поняли, чтоникто никакого нотариуса не приглашал, никакого завещания в Настину пользу несоставлял, успокоились, и Регина даже зашла к бабушке и чмокнула её в щёку:
— Бабуль, ну как ты, зачем здесь?Может, домой, ну я не понимаю, бабуль. Я ведь не атеистка какая-нибудь, у менятоже вера есть, ну там, в душе, в глубине души. Ну что вам с Настей делать вэтом заброшенном месте вдали от цивилизации, я не понимаю. Гора, лес, церковь.Ни магазинов, ни телевизора, ни «Вконтак- те». Нет, это же какой-то сумасшедшийдом, бабуль, ты ведь скоро вернёшься, да?
Баба Нюша вздохнула тяжело,погладила внучку по голове слабеющей рукой — это была её родная внучка, и уРегины вдруг странно заныло сердце, оно никогда гак не ныло, оно вообщеособенно и не чувствовалось, а тут вдруг почувствовалось—живое, странно затосковавшеесердце, как бы угадавшее будущие скорби и слёзы, которые размягчат его помолитвам бабушки. Ведь молитвы наших бабушек спасают, и живят, и возрождают кжизни вечной наши очерствевшие души.
И сердечко Регины затрепетало,ощутив эту силу бабушкиной молитвы и бабушкиной любви, которой любят они дажесамых непутёвых своих внуков.
Мне бы очень хотелось написать,как баба Нюша и Настя встретили Рождество в монастыре, и как радостно им быловместе встречать праздник, но, к сожалению, до Рождества баба Нюша не дожила.Она умерла под утро, умерла так, как мечтала: после исповеди и причастия.
Духовник, игумен Савватий, вовремя обеденной трапезы посмотрел внимательно на насупленного и мрачного отцаВалериана, позвал его к себе как бы по поводу келарских обязанностей, пояснилчто-то незначительное, а потом, будто нечаянно вспомнив, сказал:
— Знаешь, отец Валериан,по-человески нам всегда трудно смириться со смертью, ведь человек был создан, чтобывнимать глаголам Вечной Жизни... Но я сегодня всё вспоминал: несколько летназад отец Захария, а он тогда ещё в силах был, стал окормлять дом престарелыхв райцентре. Помнишь, стоял там такой угрюмый, старый, огромный домпрестарелых. И там множество древних-предревних, ветхих-превет- хих стариков истарушек лежали и ждали своей смерти и никак её дождаться не могли.
И вот когда отец Захария начал ихокормлять, соборовать, исповедовать, причащать — они стали очень быстро, одинза другим умирать. Как будто только и ждали исповеди и причастия, и чтобыуслышать: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко!»
А директор этого домапрестарелых, совершенно неверующий человек, сделался после этого преданнымчадом старца... Вот так, отец Валериан... Ну, давай, иди —трудись, Бог впомощь!
На третий день бабу Нюшу, рабуБожию Анну, отпели и похоронили, по просьбе Насти, на горе рядом с монастырём.
Могилка её оказалась недалеко отмогилы Славы Чеха, который пришёл когда-то в обитель, ведомый премудрымПромыслом Божиим, таким же холодным и метельным январским днём.
Где мой Мишенька?
Осенью, когда пожелтевшая листваосыпала обитель, а сено, накошенное братией, пошло на корм коровам и лошадкеЯгодке, в монастырь приехали гости: мама, папа и сын лет четырнадцати. Родителямнужно было отправляться в длительную командировку, а оставить мальчика с