к такому деланию, вместо откровения помыслов стали впадать в грех осуждения,наушничества, сплетен. Появился соблазн с помощью этих самых откровенийснискать себе льготы или, наоборот, восстановить матушку против тех, кто ненравится. Сёстры стали называть это откровение помыслов— откровением домыслов.
А поскольку в большинстве своёмони были люди искренние, имеющие желание подвизаться, то скоро поняли (и первая—настоятельница), что до откровения помыслов ещё дорасти нужно. И тем, ктооткрывает, и тому, кому открывают. Настоятельница отменила «домыслы», икаяться в помыслах сёстры стали на исповеди — опытному духовнику.
Об этой грустной истории ярассказала игумену С., духовнику уральской женской обители. Большинство сестёрэтой обители (а я хорошо их знала, так как десять лет окормлялась и неслапослушание в этом монастыре) начали иноческую жизнь лет пятнадцать-двадцатьназад. Чистые, ревностные, они пришли не из-за скорбей и напастей, а потомучто возлюбили Господа. Господь призвал— и они пришли. Этими сёстрами можнобыло залюбоваться. Страсти ведь оставляют отпечатки на лицах людей: в выраженииглаз, уголках губ. А тут передо мной были удивительно светлые лица, на которыхслед не страстей, а чистоты и молитвы.
И духовник сказал тихо:
— Вот если они будут и дальшеподвизаться, трудиться и молиться, то, возможно, лет через пятьдесят обретутдуховный опыт, и кто-то из них станет не старушкой, а старицей и сможетпринимать откровение помыслов.
Скорее покупайте!
Инокиня с юмором вспоминает о себе самой десять лет назад.
Пришла в обитель юной девушкой, подвизалась ревностно, поновоначалию её заносило. Так, начитавшись про память смертную, про то, какдревние старцы даже заранее себе гроб сколачивали и в нём спали, стараласьвсячески эту самую память смертную хранить. И начала себе собиратьпогребальное облачение: молитву, сорочку, тапочки и так далее. Только никак немогла купить крест, который кладут обычно в гроб. Простой такой пластмассовыйкрест.
И вот заходит в монастырскую лавку, а там привезли большиечёрные пластмассовые кресты. Она обрадовалась, скорее купила. Бежит,радостная, к сёстрам и кричит громко:
— Сёстры, кресты в гроб привезли, идите скорее себепокупайте!
Немая сцена...
Ода бабушкам
Приехав в Оптину, у меня остановилась настоятельницамонастыря Казанская Трифонова женская пустынь, мать Ксения. В этом уральскоммонастыре я окормлялась десять лет, и очень была рада принять матушку у себя.
Сёстры этой обители часто делятся со мной историями,которые ложатся в основу моих рассказов. И мать Ксения тоже поделилась своимивоспоминаниями:
— Оля, я расскажу тебе о бабушках. О каких? О своих ивообще — просто о бабушках. Мне хотелось бы воспеть настоящую оду нашимбабушкам!
Ты ведь знаешь: мне, как настоятельнице монастыря приходитсяобщаться со многими людьми, с паломниками. И часто люди признаются: «Я вотпришёл к Богу в зрелом возрасте. Сам не знаю, почему. Без каких-то видимыхпричин...» Тогда я спрашиваю:
— А у вас в семье был кто-товерующий?
— Да. Моя бабушка.
Они не в лике святых, нашибабушки. Чем же они могли так угодить Богу, что Он слышит их молитвы?
Взять мою бабушку... У меня мамаи папа неверующие. Такие времена были, что людей от веры отбивали. Они такиеи выросли. Октябрята, пионеры, комсомольцы. Религия — опиум для народа. Мама ипапа запрещали бабушке меня крестить, запрещали ей учить меня молиться. И длябабушки это была глубокая боль на сердце. Как и для других бабушек. Они такэто всё терпели, с такой болью, что нельзя крестить младенчиков, нельзяпричащать.
Многие из них так и умерли, недождавшись возможности растить внуков в вере. Они только верили сами. И ещё —они доверяли Богу. Мало ведь просто ходить в церковь. Нужно впустить Бога всвою жизнь, доверять Ему, уповать на Него. Они просили у Бога за своихневерующих детей и внуков. И Господь не посрамил их исповедническую веру.
Если взять историю моей семьи...Мой папа появился на свет, когда деду исполнилось пятьдесят. Когда родилась я,мой папа тоже был уже в годах. Вот так иполучилось, что мои дедушка и бабушка родились в девятнадцатом веке, а я живу вдвадцать первом. Интересно, да?
Две бабушки. Мамина и папина. Обе— верующие. Мамина, бабушка Дарья, очень благочестивая, нищелюбивая, принималастранников, отдавала даже крохи. Стирала нищим одежду, прожаривала её в печи.
Папина, бабушка Ксения, быламолитвенницей. Она умерла, когда мне исполнилось всего три года. Но она такмолилась за меня, что, когда перед постригом меня спросили об имени, ямистически почувствовала, что хочу её имя.
И я так благодарна своимбабушкам! Одна была милосердной, другая молилась за меня. И по их молитвамя—монахиня, мать Ксения.
Когда стала монахиней, молиласьза родителей. Они были неверующими людьми. Через семь лет мама начала читатьПсалтирь. Потом они с папой обвенчались. В нашей семье было принято жить посовести. И это помогло мне прийти к Богу, потому что совесть—глас Божий вчеловеке.
У нас в монастыре мать Валентинарассказывала мне, что её верующая мама много молилась за неё, а она сама даже вхрам не ходила. И когда мама умерла, дочь пошла в церковь. Потом сталамонахиней Варварой, а ещё позже — схимонахиней Валентиной. И это тоже образецисповеднической материнской веры. Обильный плод материнских молитв. И с этойверой они ушли в другой мир.
А как-то к нам в монастырьпривезли женщину тридцати семи лет. Привезли, как больного человека привозятв лечебницу. И она рассказала мне свою историю. Муж у неё гулял, а чтобы женане мешала, стал её спаивать. А потом ушёл от неё. И она наглоталась таблеток.Реанимация. Клиническая смерть. И она чувствует, как душа от тела отделяется. Ивидит: её прабабушка стоит перед Богом на коленях и просит со слезами: «Отложи,Господи!» И чувствует: душа назад в тело возвращается. В реанимации её ужесобирались увозить в морг. Смотрят: возобновилось сердцебиение.
Да... Наши бабушки — они не влике святых, но они имеют дерзновение перед Богом... Вот такая моя ода нашимбабушкам!
По святым местам
Мать Ксения продолжает:
А ещё, Оля, я хочу рассказать отом, как полезно по святым местам ездить, даже неверующим людям.
В девяносто первом году я былаещё неверующей. Купила многодневную путёвку «Бахчисарай —Ялта». Привезли нас наэкскурсию в пещерный монастырь. Смотрю: на скале изображение, в центре — вкрасном, по краям в клеточку. Кто это—понять невозможно. Но я отчего-то долгосмотрела на это изображение. И как будто что-то хотела узнать, понять, В общем,в душе что-то произошло, а что —совершенно непонятно.
Вернулась домой. А потом пришла кБогу, потом — в монастырь, и вот уже восемнадцать лет в монашеском постриге. Ирешила я как-то посмотреть, в какой день меня постригали. Оказалось, это былодвадцатое марта, день семи священномучеников, в Херсоне епископствующих. Ядаже расстроилась. День пострига всегда важен для монашествующих, у многих онвыпадает на какой-то церковный праздник, а у меня — совсем неприметный.
И вот в 2001 году я сноваоказалась в Бахчисарае. У той же скалы, где когда-то со странным чувством пыталась разглядеть изображение. Теперь тамбыл храм Успения Пресвятой Богородицы, и над ним — восстановленное изображениеПресвятой Богородицы в красном и семи священномучеников, в Херсонеепископствующих.
И я заплакала. Думаю, не нужнообъяснять причину моих слёз.
Мир святых так близок!
Готовили к постригу послушницу.Мать Ксения спрашивает у неё, в честь какой святой она хотела бы имя получить.В честь Матроны Московской, мученицы Веры... А сестра твёрдо отвечает:
— Я хотела бы, чтобы при постригеменя нарекли Марфой. Марфа—сестра святого Лазаря. И вообще — красивое старинноерусское имя.
Отец Савватий, духовник, говорит:
— Хм... Марфа... Пусть подумает,может, ещё имя выберет...
А сестра просит:
— Марфа... Я буду молиться, чтобы— Марфа.
При постриге отец Савватий, какобычно, приготовил несколько записок с именами святых, помолился и вытянул...Марфу.
Мать Ксения улыбается:
— Святая взяла её под свойпокров. Знаешь, в таких случаях всегда чувствуешь: да, невидимые силы действительнопредстоят. И мир святых, ангельский мир — он так близок! Душа после постригапостепенно изменяется. Даже черты характера меняются. Ты был одним человеком,а становишься другим. И смотришь на вещи по-другому... И становишься немногопохожим на своих небесных покровителей.
Назидательная беседа на ночь
Приехали в Казанскую Трифонову пустынь паломники: папа,мама, сынишка-школьник и дочка лет пяти. Отец им на ночь обычно читал илирассказывал что-нибудь доброе, старался, чтобы ещё и полезный был рассказ,назидательный. И вот в один из вечеров он стал рассказывать о том, что ненужно бояться никаких страхов. А бояться нужно только греха. Долго рассказывал,сам увлёкся, примеры приводил. Жена— и та заслушалась. Когда закончил—леглиспать.
А дочка Настя никак не засыпает, всё к маме жмётся.
— Доченька, ты чего не спишь?
— Я боюсь!
— Чего же ты боишься?! Смотри,как вокруг всё уютно, и лампадка горит, и мама-папа рядом. Папа ведь только чторассказывал, что не нужно бояться никаких страхов! Чего же ты боишься?!
— Я согрешить боюсь!
И кому мы это «Многая лета»поём ?!
У Насти день ангела. Мама, папа ибрат поздравляют её и поют дружно «Многая лета!»
— Настенька, доченька, и кому мыэто «Многая лета» поём?!
— Лету!
Как тебя зовут, благодетельты мой ?!
Н. приехал в Оптину помолиться,потрудиться. В обители ему так понравилось, такой мир и покой душевный обрёл,что решил остаться здесь навсегда. Сначала хотел попытаться стать трудником.Но не смог: всю жизнь работал шахтёром, ихоть на вид мужчина ещё крепкий, но работать физически уже не может —рукисильно болят и дрожат.
Поехал, продал дом на родине за