директор понял, что перед ним не ученица, а учительница, они вместе с Галейсмеялись. Директор дал ей самый лёгкий — второй класс.
Эти дети уже знали азы, но былине такие рослые, как в третьих-четвёртых классах. В то время в этих классахнередко учились ровесники Гали — пятнадца- ти-шестнадцати лет. Я переживал засестёр и часто навещал их. С родителями общались записками.
Тук-тук, тук-тук — стучат колёса.Скоро рассвет. Соседи ещё спят. Предрассветная тишина. Неужели так быстро прошла ночь? Я и не почувствовал.Как хорошо, что светлеет. В темноте ночи я, наверное, не смог бы заглянуть втьму двадцать девятого года. Этот год стал трагическим для нашей семьи. Нет, яне хочу больше вспоминать. Лягу спать. Пытаюсь прилечь. Закрываю глаза.
Осенний холод. Улица. Большойкостёр. В костре горит наш любимый книжный шкаф, наш старичок, самая ценнаявещь в доме. Горят книги: требники, Псалтирь, Евангелие. Дымятся любимыеДостоевский и Пушкин. Ветер разносит наши детские рисунки. После расставаниямама часто доставала их с книжной полки и разглядывала.
Папа не смог выплатитьнепосильный налог, который наложили на него, как на священника. Наше хозяйствоописали, вещи распродали с торгов, забрали старый дом, корову, лошадь. Закрыликрасавец-храм.
На обочине дороги лежит нашастаренькая бабушка, которая уже год не вставала, рядом с ней сидит и держит еёголову на коленях вторая бабушка. Дядя- священник и его жена, к счастью, недожили до этой трагедии, они умерли чуть раньше. Папа стоит и обнимает маму,дрожащую на осеннем ветру. С неё сорвали тёплую шаль: «Моей жене сгодится!»Папа и мама смотрят на костёр. Поджигатели смеются:
— Что, попадья, невесело? Ничего,контра, скоро тебе ещё грустнее будет! Небо с овчинку покажется!
Папа сжимает кулаки, но мамаласково гладит его по плечу: «Родной, потерпи ради меня. Ты знаешь, я неперенесу, если они начнут тебя бить».
Так родители и старенькие бабушкиоказались на улице, без крова, без одежды, без еды, без всяких средств ксуществованию. Папа с трудом нашёл место священника в маленькой деревнеАзево-Гуни в двенадцати километрах от Ирбита. Но этот день стал роковым длямамы. Она очень быстро после этого умерла. Ей не было ещё и сорока лет.
Умерла она в Азево-Гуни, черездва дня после смерти нашей неподвижной бабушки. С утра папа причастил её,отправил нам записку о том, что бабушка умерла, а мама при смерти. И уехал вСкородум на похороны. Он хоронил старенькую недвижимую бабушку, которую вСкородуме приютила его верное чадо. А когда приехал с похорон, всё былокончено. Мама умерла на руках у второй старенькой бабушки, повторяя ласковонаши имена—своих любимых детей и своего ненаглядного мужа.
Случайностей не бывает —это я знаюточно. И Господь привёл Галю в этот день в дом к нашим верным друзьям. Онапрочитала записку, заплакала. И побежала на базар, где торговали жители изАзево-Гуни. Галя рассказывала, что в тот момент ей было всё равно: узнают о еёпоездке домой или нет. Крестьяне, торговавшие на базаре, согласились захватитьсестрёнку с собой на подводе. И она приехала в дом даже раньше папы.
Когда подъехали к дому, ужестемнело. В окне видны были две горящие свечи. Крестьянин посмотрел насестрёнку с жалостью и перекрестился. Но смысл его взгляда она поняла толькопозднее.
Бабушка, открыв дверь Гале,заплакала. И Галя спросила: «Где мама?» А бабушка ответила: «Раздевайся,обогрейся и пойдём к маме». Сестрёнка обрадовалась, у неё отлегло от сердца. Нокогда она открыла дверь в другую комнату, то увидела стол, гроб и две свечи.Галинка потеряла сознание.
Когда пришла в себя, бабушкасидела рядом, плакала и просила её взять себя в руки. Скрипят ворота,наверное, приехал папа, а ему ещё тяжелее. Галя поднялась и пошла навстречупапе. А он только открыл дверь с улицы и упал, даже не перешагнув порог.
Галин ка с бабушкой кое-какзатащили папу в дом. Он пришёл в себя, обнял дочку и плакал безутешно, какребёнок. Гале непривычно было видеть таким нашего мужественного сильного папу.И она гладила его поседевшую голову, прижимая её к груди, как когда-то делалаэто наша мама.
Папа быстро взял себя в руки. Онипосидели возле мамы. А потом он сказал дочке, что она помогла ему превозмочьгоре, и теперь он просит её уехать, чтобы не прогулять работу. Папа нашёлверного человека, который согласился довезти Галю к её школе. И, несмотря напросьбы дочери остаться, благословил уезжать, пока никто не видел её. Иначеона могла потерять работу и возможность устроиться на неё в будущем.
Галя простилась с папой ибабушкой и уехала. Это была последняя встреча с нашим папой. Больше никто изнас не видел ни его, ни бабушки. Бабушка вскоре умерла, а папу сноваарестовали. Его крестный путь близился к концу.
Почему я не был там, рядом сними?! Всю жизнь не отпускает меня скорбь о том, что меня не было рядом. Меня исестёр до конца наших дней будет объединять чувство вины, острой, глубокойжалости к родителям нашим, которых мы вынуждены были оставить. Чем дальше, темострей каждый из нас осознавал всю горечь, всю боль их одиночества, одинокойсмерти. Их одиноких, неизвестных и неухоженных могил.
Мы получили от папы тольконесколько весточек. Он благословил в своём письме Галю на замужество, а у менясохранилась его записка. В ней он просил меня не оставлять сестёр, помнить оБоге. И в конце было четверостишие. Я запомнил его наизусть:
Не говори, что нет спасенья,
Что ты в печалях изнемог.
Чем ночь темней, тем ярче звёзды,
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог.
Тук-тук, тук-тук — стучат колёса.Просыпаются соседи. Солнышко встало и освещает золотые деревья за окном. Моёпутешествие подходит к концу. Мне нужно выйти в Екатеринбурге, а потом проехатьдвенадцать километров по Московскому тракту к месту, где было расстреляно изахоронено в общей могиле около трёхсот священнослужителей.
Дремлю около часа. Потом пьючёрный кофе и съедаю бутерброды, заботливо приготовленные женой. Вот иостановка. С собой у меня документы — архивные справки, которые удалось достатьтолько в этом году. Из них мы узнали, что старости у нашего папы не было. Онпогиб молодым.
Был арестован в 1920, в 1930, в1933. Сидел в тюрьме с 1933 по 1935 год. Отпущен за недостатком улик.Арестован 4 сентября 1937 года сотрудниками УНКВД Ирбитского райотдела поСвердловской области. При обыске найдены епитрахиль, дароносица, серебряныйкрест с цепочкой.
Обвинён в участии вконтрреволюционной организации и ведении контрреволюционной пропаганды(статья 58 УК РСФСР). Постановлением тройки при УНКВД через две недели послеареста —17 сентября 1937 приговорён к расстрелу. Приговор приведён висполнение 22 сентября 1937 года.
Проезжаю на автобусе оставшуюсячасть пути. Передо мной мемориальный комплекс, огромный чёрный мраморныйкрест. А рядом на многочисленных гранитных плитах высечены фамилиирасстрелянных.
Как хорошо, что нет дождя. Тёплыйосенний ветер шевелит волосы, мягкое осеннее солнце ласкает спину. Медленноиду по траве мимо надгробий, и жёлтые листья шуршат под ногами.
И вот на одном из надгробий ячитаю: «Пономарёв Вячеслав Акимович».
— Здравствуй, папа. Сегодня 22сентября, день твоей смерти.
Сажусь рядом с надгробием. Достаюархивные справки и читаю папе вслух:
— Постановлением ПрезидиумаСвердловского областного суда от 15 мая 1958 года постановление тройки от17.09.37 в отношении Пономарёва В. А. отменено, а дело прекращено заотсутствием состава преступления.
Читаю, и слёзы текут по моимщекам.
— Папа, прости меня!
Сижу и слушаю тишину. Но тишинынет: стрекочут кузнечики, поют птицы. И я слышу голос отца:
— Сыночек! Я по-прежнему люблювас и молюсь за вас! Разве не чувствовал ты наш с мамой молитвенный покров надвашей жизнью, родной мой? Всё хорошо. Не плачь! Вспомни:
Чем ночь темней, тем ярче звёзды,
Чем глубже скорбь, тем ближе Бог.
Иван-крестьянский сын
Посвящается замечательным людям: учительнице НадеждеИвановне Поповой, её отцу Ивану Егоровичу, маме Галине Вячеславовне, героинеповести «История одной семьи»
Воспоминания
Я давно хотел начать писатьвоспоминания. О своей жизни. Это мне поможет осмыслить все прошедшие события.Да. Буду писать и заново всё обдумывать. Такой анализ получится. Ещё потомможно будет прочитать и всё вспомнить. Вот. Допустим, родятся у меня дети. А яим потом прочитаю о своей жизни. Здорово я это придумал! Решено! С сегодняшнегодня начну! Я сначала из детства напишу чего-нибудь. Ну, что запомнилинтересного. А то вот детишки спросят: «Папа, а ты в детстве какой был?» А явсё забыл! А тут вот открою свои записи-то и прочитаю! Это очень полезно! Тольконадо что-то такое писать назидательное...
Назидательного не могу вспомнить.Решил писать то, что в памяти, как зарницы, встаёт. Вот это хорошее сравнение япридумал: как зарницы! Сегодня надо обязательно начать писать, а то такникогда не соберусь! Я ведь давно хотел. Да всё не мог собраться. А тут мнеподарили такую тетрадь толстую, с кожаной обложкой, даже пахнет вкусно. Такаятетрадь солидная. Ещё в клеточку, это очень удобно. Вот в ней и начну писать.Писать буду в свободное время, по вечерам. Постепенно дойду до сегодняшнихдней. Начинаю.
Детство
Родился я в 1913 году, старшийсын. Иван —крестьянский сын. Кроме меня в семье были ещё пятеро детей. Отецпрошёл Мировую войну, был мобилизован в Красную армию. Он занимался на своейподводе эвакуацией раненых, наш конь—жеребёнок-двухлетка — очень пригодилсяотцу. Несколько недель отец был даже личным кочуром Блюхера. Я только многопозднее узнал, что нужно говорить не кочур, а кучер. Отец пришёл с войныпоздней осенью. Мама не смогла обеспечить посев на необходимой площади,заготовить сено. И нас ждала голодная зима. Мы влезли в долги.
Первое воспоминание, на мойвзгляд, достойное упоминания, это когда я впервые почувствовал себя взрослымчеловеком, помощником в семье. Весной к нам пришёл наш сосед, заимодавец. Он