исхудал. Я на цыпочках подходил к кроватке, а от его маленького тельца шёлсильный жар, и сам он был горячий. Видимо, он страдал. Но, глядя на меня, струдом сдерживающего рыдания, он шептал запёкшимися губами: «Лё-ва, За-и-ка» ишарил ручонками в кровати, чтобы протянуть мне свой последний подарок. Мнебыло очень жалко моего Вову.
Я даже сердился на деда и послесмерти Вовы, выйдя на улицу, один, в темноте, подняв голову к небу, рыдал,глядя на далёкие, бесчувственные звёзды. Я почти кричал, глотая горячиесолёные слёзы, обращаясь то ли к Богу, то ли к дедушке: «Это ты забрал его?!Зачем?! Он нам здесь, здесь был нужен! Здесь!»
Я долго берёг его тряпичного«за-и-ку», который на самом деле и на зайца-то был не похож. Став старше, яувидел магазинные игрушки, плюшевых зайцев и львов. Я помню, как первый разстоял в магазине детской игрушки и думал, как рад был бы Вова увидеть этотдетский рай. И я с трудом сдерживался, чтобы не заплакать, вспоминая, как он,страдая и умирая, утешал меня, своего старшего брата, протягивая мне своитряпичные сокровища.
А в ту страшную для меня ночь егосмерти я уснул на сеновале в слезах и в тонком сне видел братика. Он утешалменя и гладил по голове своей маленькой ручонкой. И от него исходили свет идоброта. А рядом с ним был кто-то большой и сияющий, я был уверен, что этоангел. Я проснулся утешенный. На душе—легко и чисто. С тех самых пор, когдастановилось особенно тяжело или когда жизненные обстоятельства оказывались невыносимыми,я всегда чувствовал, словно нахожусь в огромной руке, которая ведёт меня сквозьвсе беды. Думаю, что это Господь. И молитвы моего Вовы.
Моя учёба
Жизнь продолжалась. Я учился. Нашмилый учитель Андрей Панкратович учил нас писать статьи в газеты, писатьделовые бумаги, готовить короткие устные выступления, много мы учили стиховнаизусть. Многое рассказывал он нам сверх программы, того, что не было вучебниках. В последний день занятий начальной школы пошли мы с ним на окраину,с которой было видно поля, леса, пригорки и всё наше село.
Я смотрел вдаль, и сердечкотрепетало: что там впереди? Жизнь казалась бесконечной и очень интересной,как непрочитанная книга о приключениях, какуюбрал я в школьной библиотеке,—дух перехватывало, как будто это я скачу подиким прериям, спасаясь от погони. Или ищу сокровища на затонувшем корабле.
С каждым из нас учительпо-отечески попрощался, и пошли мы кто куда. Поздно вечером отец вернулся сродительского собрания выпускников и сказал, что дал своё согласие направитьменя в пятый класс боль- шесосновской школы-семилетки. Школа была расположенав райцентре в пяти километрах от нашего села.
И вот 1926—1927 учебный годначался для меня в новой школе. Жил я на частной квартире у ГодоваловаАлександра Павловича. Они вместе с моим отцом когда-то работали батраками. Дошколы было ходить далеко, но зато хозяева не брали платы. Кроме того онинередко делились со мной пропитанием.
Спал я на обширных полатях, вквартире —чистота. У хозяев был единственный двухлетний сын. Относились комне по-доброму, обязанностей у меня было немного: принести в дом дров, утромсмести снег с крылечка, после школы почистить тропинки от снега. Несколько разв месяц я нянчил ребёнка хозяев, пока они ходили в гости к многочисленной родне.
Учиться в пятом классе мне былонетрудно. В первые дни хозяин и хозяйка, переживая за мою учёбу, оченьревностно следили, чтобы я вовремя садился за выполнение заданий. Но это вошлоу меня в привычку. Чувство ответственности родители мне хорошо привили. Ихозяева успокоились.
В свободное время я очень многочитал. Ах, эти вечера у печки, когда так успокаивающе трещат дрова, уютнопляшет пламя, а за окном метель и снег. И ветер завывает, бросая снег в окно. Ау печки тепло, и я с героями книг переживаю чудесные приключения!
Несколько моих друзей изначальной школы учились со мной в семилетке. Их было всего пять человек из 375хозяйств нашего села, в которых росло очень много наших сверстников. Всепятеро — мальчишки. Девочек не было ни одной. Не все могли учить детей. Не всесчитали возможным отпустить из дома подросших помощников. Я очень благодаренпапе и маме за то, что они дали мне возможность выучиться, хотя, как старшийсын, я был незаменимым помощником в семье.
Учителя у нас были очень хорошие.Учитель физики Дерюшев проводил много опытов с приборами, объяснял оченьхорошо, с юмором, многое до сих пор помню. Биологию вела Августа Львовна и навсе уроки приносила экспонаты, муляжи, которых в нашей школе было великоемножество.
Нас возили на экскурсию в Пермь.От Большой Сосновы до Оханска пятьдесят километров мы прошли за 1,5 суток поСибирскому тракту. Ночевали в селе Дуброво в школе. На пристани Оханска долгождали пароход, который пришёл в час ночи. Ехали третьим классом, спали всласть,а утром, часов в десять, желанная Пермь! Экскурсионная база! Уплетали за обещеки гречневую кашу с кусочком чёрного хлеба, а потом ещё пили чай. А к чаюдали белые булочки!
Как интересно было попасть ванатомический кабинет госуниверситета! Там были черепа мамонта, целые скелеты,экспонаты животных! А наш учитель математики, ездивший с нами, рассказывал опароходах Перми, об истории города, об университете. Как захотелось мне в нёмпоучиться!
Летом 1927 года вместе с тятей отзари до зари работали в поле. Мама помогала. Для покоса мне изготовилилитовку. Мне исполнилось 14 лет, и силёнка уже появлялась. Но настоящей мужскойсилы, конечно, ещё не было, хотя за тятей тянулся изо всех сил. Началасьуборка ржи, яровых. Жали серпами. В поле обедали на скорую руку.
После обеда был положен отдых.Старались ненадолго уснуть, чтобы восстановить силы. Не знаю, спала ли мама, аотец сразу засыпал и похрапывал минут 15—20. Какое счастье—уставшим упасть надушистую траву и уснуть под пение жаворонка богатырским сном! А сон мойпродолжался около часа, что можно было определить по соотношению сжатой инесжатой полосы. Проснувшись, я обнаруживал «козу» — узкую часть несжатой, носо всех сторон обкошенной полосы. У меня сразу же появлялось сильное желаниедогнать родителей. Сильно уставал, но радовался, что работаю наравне совзрослыми.
Знаю, как приятен труд доусталости, когда всё тело ноет, а душа ликует! И как радостен отдых! Этурадость отдыха можно понять, только поработав от души. Так вкус ржаного хлеба икружки молока сладок голодному, как не могут быть вкусны самые изысканныеяства и деликатесы пресыщенному человеку. Также и отдых уставшего не можетоценить человек, никогда не трудившийся до физической усталости.
Осенью 1927 года стало известно,что школа из Большой Сосновы переводится в Петропавловск. Это двадцать пятькилометров от нашего села. В этом году должна была учиться во втором классесестрёнка Лиза. Отец наш хотел достроить дом, так как семья насчитывала ужевосемь человек и стало тесно. Рассчитывал тятя в основном на себя. Но нужнобыло ещё и нанимать плотника-столяра: настелить пол, сделать потолок,поставить косяки, рамы. Моя помощь отцу бы не помешала. Но очень хотели они смамой, сами неграмотные, меня выучить.
31 августа в десять утра зашли кнам трое моих одноклассников, и пошли мы в Петропавловск с торбами на спине,наполненными печёным хлебом, сухарями, домашней стряпнёй. Накануне пришёл мойдядя, дал денег на фунт сахару, крупу, подсолнечное масло. И мама настряпаламне подорожников, как она называла свои пирожки.
Жили мы в предпоследнем доме уокраины села, и провожать меня за полевые ворота вышла вся моя семья. Мамаплакала, долго стояла и махала мне платком. Из дому уходил её первенец —самыйлучший помощник во всех семейных делах. Отойдя в сторону, она целовала моихолодные щёки мокрыми от слёз губами и шептала: «Иванушка ты мой! Как же я безтебя буду? Да и как же ты-то один будешь без нас так далеко жить?!» А я, какобычно в нашей с ней игре, отвечал: «Мам, я же Иван-крестьянский сын! Я непропаду!»
Мне было так жаль плачущую маму,что впору было поворачивать обратно домой. Но я знал, что так я разрушу еёмечту выучить сына и шёл, отворачиваясь от попутчиков и смахивая слёзы с глаз.
Двадцать пять километров одолелимы к четырём часам дня. Вторую половину пути шли по чистому полю, оставивсправа за собой деревушки Вятские Денисята и Пермские Денисята. Наконец увиделибольшое двухэтажное здание — самое первое на окраине Петропавловска. Это ибыла наша школа. С удивлением и тревогой смотрел я на свою новую школу — какаябольшая! Что-то ждёт меня здесь?
Нас поселили в общежитии, каждомудали под расписку подушку, наволочку, одну простыню и серое одеяло. Я привыкспать рядком на полу, на старом тулупе, и не подозревал, что бывают такиеподушки. И на них ещё надевают такие мешочки, называют их
наволочки. Нас завели в комнату, и я с удивлением узнал, чтоу меня будет своя кровать. Посреди комнаты стоял большой стол и двадцатьстульев—по числу проживающих в комнате. Было ещё маленькое зеркало. Всё этопоказалось мне очень красивым и нарядным. И я почувствовал себя взрослым:теперь у меня своя кровать, подушка, наволочка, одеяло!
«Ну вот, Иван-крестьянский сын,начинается твоя новая жизнь! Да какая интересная-то она!»—думал я.
Новая жизнь
Встречал нас наш большесосновскийучитель математики Иван Александрович Смородин. Оказывается, он стал нашимвоспитателем по общежитию и жил в одной из комнат с дочкой Таней, фельдшероммедпункта, ученицей нашего же класса. В общежитии нас жило 40 человек, всесоблюдали строгий общежит- ский режим. Иван Александрович особенно ревностноотносился к выполнению нами домашнего задания. Безукоризненно заправляли койки,уборку проводили сами по парам. Обед был общий, за счёт школы, как правило,картофельный суп и каша ячневая, овсяная, морковная. Сейчас я, пожалуй, несоблазнился бы морковной кашей, а тогда ели —за ушами трещало!
Каждый ученик школы должен был пографику работать на подсобном хозяйстве школы. Сильно преподавали химию,биологию, нас учили на агрономов, кроме общего образования. В подсобномхозяйстве школы внедрялись прогрессивные методы хозяйствования: вёлся