Мертвого инквизитора Дженифер Уэзерхил положили в мешок и увезли из деревни. Профессор Йен Гастингс объявил, что предпочитает сначала позавтракать, а только потом будет допрашивать Эрла Дауни.
– Позавтракать? – задумалась Тэсса, уверенная в том, что Мэри Лу еще не открыла свою пекарню. – Ну в таком случае пойдемте со мной, познакомитесь со всем зоопарком сразу.
В алом шелковом халате Холли Лонгли стоял на лужайке перед домом и поил молоком пикси, захвативших его смешной электромобиль.
– Почему босиком? – спросила Тэсса, почтительно поддерживая Йена под локоть.
– Впитываю утреннюю росу, – торжественно сообщил Холли.
– Пятками? – усомнилась она. – Призрака накормил?
Холли только высокомерно поджал губы, оскорбленный предположением, что он мог забыть про Теренса Уайта.
– Призрак – это метафора? – кротко уточнил Йен, вытягивая шею и заглядывая через стекло в машину.
– Вся наша жизнь – сплошная метафора, – провозгласил Холли и, кажется, только сейчас заметил профессора: – А вы кто?
– А я, голубчик, прибыл к вам расследовать убийство…
– Нет-нет! – неожиданно закричал Холли и даже руками замахал: – Слышать ничего не хочу! Мне нужны позитивный настрой и сияющая аура!
– Что ему нужно? – переспросил Йен.
– Аура, – ответила Тэсса, – пойдемте лучше в дом, профессор.
Сумрачный Фрэнк сидел на крыльце. При виде подошедших глаза его сердито сверкнули, и он молча ушел внутрь.
– А этот чего? – заинтересовался Йен.
– А ему молока не досталось, – засмеялась Тэсса и толкнула дверь.
Одри бешеной кошкой налетела на нее.
– Шериф Тарлтон, – завопила она, потрясая какой-то бумагой, – я подаю жалобу на этого придурка!
– На какого именно? – уточнила Тэсса и выдернула из ее рук листок, пытаясь прочесть неразборчивые каракули: «Придурок Джеймс Стюарт причинил мне нравственные страдания путем словесных оскорблений».
– Тэсса пришла? – заорала с кухни Фанни. – Спросите ее, блинчики или омлет она хочет?
– Ну зачем так кричать, – сонно проворчала Мэри Лу, которая вместе с Вероникой Смит спала на диване. – Рано же еще!
– В мое время пекари вставали до рассвета, – процедила невыносимая Бренда, спускаясь со второго этажа с Жасмин на руках и Артуром, цепляющимся за подол ее цветастого платья.
– В ваше время люди жили в пещерах, – меланхолично съязвила Камила Фрост. Видимо, она примчалась с раннего утра, чтобы разнюхать все новости. – Шериф Тарлтон, мы дождемся внятных комментариев для прессы по поводу произошедшего или нет?
– А вот профессор Гастингс вам все объяснит, – посторонилась Тэсса, пропуская вперед Йена, – только накормите сначала человека завтраком.
– Йен Гастингс, – ощетинилась Камила, сложив руки на груди, – это не человек, это инквизитор.
– Я рад, что молодежь помнит старика, – поклонился Йен.
– Еще один инквизитор? – нахмурилась невыносимая Бренда и передала Жасмин в руки Одри, чтобы усадить Артура на стул возле стола. – Нам больше не нужно, у нас уже один есть.
Йен часто моргал и вертел во все стороны головой, рассматривая храпящего в кресле Джона Хиченса, Кенни с чашкой кофе в руках, двухлетнего Артура, который таращился на оладушки, пытаясь подвинуть их к себе взглядом, Фанни, взбивающую омлет, Одри с младенцем на руках, Джеймса, нахохлившегося на нижних ступеньках лестницы с книжкой в руках, доктора Джонатана Картера, грызущего яблоко, воинственную Камилу Фрост, сонных Мэри Лу с Вероникой Смит, облаченных в пижамы, сидящих рядышком Милнов, бездельника Эллиота Новелла, почесывающего живот, и воинственного Фрэнка.
– Вы что, все вместе живете? – спросил Йен. – Коммуной?
– Общиной, – развеселилась Фанни и захохотала.
В ночь безумия, накрывшего Лондон, куратор Гарри Макмахон находился на морском курорте. Он уехал в отпуск, устав бороться со своевольством Тэссы Тарлтон, которая принимала все более рискованные решения и становилась все более уверенной в своих силах.
«Ты ходишь по самому краю, девочка моя», – сказал ей Гарри и уехал лечить нервы.
И вряд ли он когда-нибудь простит себе эту глупость.
Много ночей спустя он все спрашивал и спрашивал себя: мог ли он остановить тогда Тэссу? Орден считал, что мог, что обязан был, что он виновен не меньше.
Карьера дала крен, но страшным было не это.
Страшным было то, что он то и дело задавал себе вопросы, на которые не находил ответов.
Глава 25
Мэри Лу оставалась влюбленной в Кенни, это было несомненным.
Несомненным было и то, что он робко, смешно и неуклюже ухаживал за Фанни.
Стало быть, Мэри Лу просто обязана была ненавидеть Фанни.
Так диктовал ей культурный код, почерпнутый из многочисленных сериалов, где коварные красотки травили своих соперниц или пытались столкнуть их с лестницы.
Но сколько Мэри Лу к себе ни прислушивалась, никакого желания столкнуть Фанни откуда бы то ни было не обнаруживала.
И не только потому, что в нью-ньюлинской баньши было шесть футов росту, а под яркими платьицами прятались внушительные мускулы. Фанни удивительным образом могла сделать так, чтобы всем вокруг стало весело и уютно. А Мэри Лу могла только испечь торт.
И в это утро, когда взбудораженные жители Нью-Ньюлина не спешили покидать дом Тэссы, неторопливо завтракая и предлагая пришлому старичку профессору то еще кофе, то панкейки, то одну из странных историй, характерных для этого места, Мэри Лу не сводила глаз с Фанни. Та порхала вокруг стола, время от времени легко прикасаясь к Кенни, улыбаясь насупленному мальчику Артуру, подмигивая доктору Картеру и дразня невыносимую Бренду.
Все это получалось у Фанни само собой, как будто она прошла курсы горничных, нянь и аниматоров одновременно.
Мэри Лу на месте Кенни тоже обязательно бы влюбилась в Фанни и ни за что на свете – в себя.
Удрученная и печальная, она наскоро допила кофе и едва не бегом направилась к своей пекарне. В это утро в этой деревне точно был человек, который испытывал такое же сильное одиночество, как Мэри Лу. И она твердо была намерена угостить его тортом.
Профессор Гастингс объявил, что ему не нужна помощь Тэссы, что он сам прекрасно прогуляется по деревне и во всем разберется. И она, устроив его в одной из гостевых комнат пансионата, с чистой совестью решила: сам так сам.
Тэссе, чтобы разобраться в Нью-Ньюлине, понадобилось несколько лет, и то она ни на шаг не продвинулась.
В управлении ее уже ждал Фрэнк.
– Мне нужна субсидия, – мрачно буркнул он, не поднимая глаз. Выглядел он так, как будто вот-вот ощетинится иголками и превратится в дикобраза.
– А почему такой вид, словно тебе нужна веревка покрепче? – удивилась Тэсса, включая компьютер.
– Потому что ему неудобно говорить с тобой про деньги после всего, что между вами было, – подсказала Фанни, которая красила ногти за своим столом. – Слушайте, а чего это на меня Мэри Лу весь завтрак пялилась так, будто собралась спихнуть со скалы?
– Так, хватит с меня трупов на этой неделе, – отрезала Тэсса и уставилась на Фрэнка с интересом: – И что? Правда неловко?
Он ничего не ответил, только поморщился.
Тэсса вздохнула. Некоторые мужчины устраивали из секса настоящее событие.
У нее уже был такой замороченный любовник, который едва не каждый день начинал с упреков и стенаний из-за ее черствости. Напрасно она ему объясняла, что ждать душевной чуткости от инквизитора нелепо, – он оставался глух к голосу разума.
Так Тэсса и решила завязать с романами.
Фрэнк казался ей достаточно циничным, чтобы не попадаться в эту ловушку, но, видимо, она и его переоценила.
Тэсса достала из ящика стола бланк и положила его перед Фрэнком.
– Пиши, – велела сухо, – сколько, на что. Тебе помочь смету составить?
– Мне Кенни помог.
– Божечки, – восхитилась Фанни, – наш Робин Гуд спешит на помощь.
– Мастерская, значит, – глядя на то, как Фрэнк заполняет бланк, протянула Тэсса, – неожиданный поворот событий. Я думала, ты будешь помогать Сэму.
– Куда нам столько рыбы, – огрызнулся он, – и я бы хотел на втором этаже устроить себе комнатку для жилья, как Кенни. На первом этаже магазин, на втором – жилье. Не могу же я жить в пансионате вечно.
– А в Нью-Ньюлине ты можешь жить вечно? – спросила Тэсса.
Фрэнк впервые за это утро поднял взгляд и посмотрел прямо на нее.
– В отличие от твоего ненаглядного Холли Лонгли я здесь очень надолго, – твердо сказал он.
Оставив управление на Фанни, Тэсса вышла на улицу и тут же увидела Веронику Смит, которая что-то пылко объясняла профессору Гастингсу, цепко держа его за рукав, чтобы тот не сбежал.
Тэсса с самым независимым видом поспешила мимо, надеясь, что на нее никто не обратит внимания. Ветер донес до нее обрывок разговора:
– Понимаете, мой муж Малкольм всю свою жизнь меня изводил! Он был невозможным бабником, вы даже не представляете!
– То есть вы ничего не знаете о погибшем инквизиторе? – спрашивал профессор.
– Да что вы пристали с этим инквизитором, я вам о моем Малкольме рассказываю! Теперь-то я каждую ночь знаю, где искать его. Лежит себе смирно в родненькой могилке…
– Зомби, – не выдержала Тэсса, – согласно инструкции, следует перед рассветом отправлять обратно под землю. Это я вам как смотритель кладбища говорю!
Основатель Нью-Ньюлина Сэммуэль Вуттон нашелся, как и всегда в это время суток, возле своего дома, стоявшего практически в море.
Он перебирал снасти, чиня сети, и не удивился, увидев Тэссу.
– Явилась, – сказал он ворчливо, – никуда-то от тебя не деться.
Тэсса села на опрокинутую лодку и повернулась к морю, глядя на бесконечную синеву с серебристыми барашками волн.
– А правда, – спросила она, – что в вашем роду, Сэм, были русалки?
– Семейные байки за хвост не поймаешь, – откликнулся он со смешком. – Лично я у своей матушки жабр не видел. Но море влекло меня с раннего детства. Мать говорила, что стоило принести меня, еще младенцем, на пирс, как я немедленно переставал плакать. Только рядом с морем мне хорошо и спокойно, и я чувствую, что на своем месте. А вот потомки мои этой тяги не чувствуют. Мой сын Ричард – экономист, – он произнес это слово с явным отвращением, – и живет в Бристоле. А Мэри Лу и вовсе… – И он махнул рукой.