За сетчатым забором на выцветшем поле россыпью стояли крошечные самолеты и вертолеты, за полем лазурной полосой выглядывало море.
Тэсса свернула на стоянку и остановилась возле аэродрома.
Здесь их уже нетерпеливо ждал капитан Сит, которому она написала еще с утра.
— Инквизитор Тарлтон! — приветствовал он, с трудом открывая скрипучую дверь пикапа. — Рад.
— Шериф Тарлтон, — поправила она с улыбкой.
— Для меня вы навсегда останетесь инквизитором, — заверил он еще тише. — Никогда не забуду сияние, исходившее от ваших рук, этот монстр буквально лопнул, как шарик.
— Какой монстр? — тут же спросил Холли, которому до всего было дело.
— Раньше он был шахтером, — ответила Тэсса неохотно. — Его завалило на руднике. Сто лет в темноте и без воздуха кого угодно превратят в чудовище. Его звали Бобом. Боб Галахер, вот кем он родился. Все, капитан Сит, хватит вспоминать прошлое. Вы подготовили вертолет?
— Давайте поднимемся наверх, оформим бумаги, — предложил капитан Сит.
Холли и Фрэнк остались в зале ожидания на первом этаже, и Тэсса понадеялась, что за это время они не переругаются, как обычно.
Однако, когда через двадцать минут она спустилась вниз, Холли стоял в центре зала и раздавал автографы. Его окружала группа восторженных туристов.
— Сейчас, — разглагольствовал Холли, — меня поглотила невероятная задумка. Я рисую картину-хамелеон. Это будет потрясающе, клянусь вам, потрясающе! Я взлечу на вершину своего творчества! При утреннем свете картина будет отдавать энергию, буквально заряжать вас солнечным сиянием, но при вечернем освещении золотисто-оранжевые оттенки перестанут доминировать и главными станут спокойные синие тона, которые подарят умиротворение. Шедевр, достойный Лувра, — и он замолчал, явно ожидая оваций.
Тэсса подошла к Фрэнку, подпиравшему плечом кофейный автомат, и встала рядом. В сторону Холли они оба не смотрели. Принципиально.
— Когда мы увидим эту картину? — с придыханием спросила одна из туристок.
— Никогда, — не задумываясь, ответил Холли. — Картина для частной коллекции.
Толпа разочарованно взвыла.
— Но это несправедливо! — крикнул кто-то.
— Несправедливо, да, — раздраженно подтвердил Холли. — Но я не обещал миру быть справедливым. Я обещал быть гением. А теперь прошу меня простить…
И он принялся выбираться из переплетения человеческих тел.
— Сколько вам заплатили за эту картину? — раздался новый вопрос. — Прежде вы не рисовали по заказу.
— Это не заказ, — тут Холли совсем рассердился. — Это порыв, вдохновение! Да что вам объяснять! Дайте пройти, меня ждут друзья!
Он дернулся, вырвался из толпы и поспешил к Фрэнку и Тэссе.
— Друзья, — повторил Фрэнк, едва двигая губами. — Он сказал — друзья?
Взгляды туристов обратились к ним двоим, и тут кто-то крикнул:
— Это же Тэсса Тарлтон! Падший инквизитор! Она наслала безумие на Лондон!
Люди отхлынули назад в ужасе, будто ожидая, что Тэсса набросится на них прямо здесь и сейчас.
За прошедшие годы журналисты изрядно развлеклись, придумывая Тэссе прозвища одно нелепее другого. Орден решил не останавливать травлю в прессе, чтобы дать британцам выпустить гнев и снизить градус общественного недовольства. Куратор Гарри Макмахон пытался защитить свою подопечную от этих нападок, но к тому времени потерял все свое влияние — ведь именно он должен был первым заметить, что Тэсса сошла с ума, и принять меры.
— За мной, — скомандовала Тэсса и направилась к летному полю.
Металлическая рамка отгородила их от туристов.
— Заплатили! — все еще сердитый, бормотал Холли себе под нос. — Я им что, торговец фруктами?
— Но твои картины стоят бешеных денег, — напомнила Тэсса, предъявляя документы и разрешение на полет. — Как, кстати, одна из них оказалась на крохотном острове Сент-Мэри?
— Я ее подарил! Сам! Совершенно бесплатно! Ты… хоть умеешь управлять вертолетом?
— Всеми транспортными средствами мира, милый, — ответила Тэсса, следуя за сотрудником аэродрома по полю. — Это входит в стандартное обучение.
— Почему мы не взяли профессиональных пилотов?
— Потому что Тэсса не любит передавать управление в другие руки, — ответил Фрэнк, пропуская Холли впереди себя. — Давай уже, прыгай внутрь. Ты разве не заметил, что она и машину предпочитает водить сама?
— Сама, все сама, — Холли пугливо втиснулся в кабину, бледнея и зеленея одновременно. — Тэсса Тарлтон, если ты меня разобьешь, мир никогда не простит тебе этого!
— Может ли человечество ненавидеть меня еще сильнее? — риторически уточнила она, передавая им звукоизолирующие наушники с гарнитурой.
— Пфф, — Холли пугливо поежился, когда взревели винты, и вцепился изо всех сил в Фрэнка.
Тот стоически не пошевелился, сохраняя каменное выражение лица, которое лишь чуть-чуть отдавало мученичеством.
Хорошо хоть на Фрэнка всегда можно было положиться.
Полет длился недолго — всего четверть часа, и за это время никто не произнес ни слова. Фрэнк с самым равнодушными видом таращился в окно, а Холли сперва зажмуривался, потом приоткрыл один глаз, а потом и вовсе прилип к стеклу, восторженно разглядывая красоты архипелага.
Кажется, он отчаянно жалел, что оставил мольберт в машине, и теперь старался запомнить все как можно точнее.
Даже при посадке он не проронил ни слова, хоть и приобрел оттенок весенней изумрудной зелени.
— Жив? — коротко спросила Тэсса, приземлившись. — Пакет нужен?
— Мне надо на землю, — пролепетал Холли, и Фрэнку пришлось выносить его из вертолета буквально на себе. Тэсса увидела, что на смуглых запястьях остались синяки от пальцев Холли.
— Где твоя галерея? — спросила она, когда они покинули крошечный аэропорт и шли по деревянному пирсу.
Здесь море было повсюду — испещренное белоснежными парусниками, оно сверкало и переливалось под полуденным солнцем. Скалистые, заросшие травой берега перетекали в узкие пляжи. Тэсса ценила острова Силли за относительную безлюдность, ведь не всякий турист сюда доберется.
— Понятия не имею, — дыша открытым ртом, ответил Холли. У него был слабый голос смертельно больного человека.
— Две мили на запад, — сверяясь с телефоном, ответил Фрэнк. — И зачем ты вообще напросился в эту поездку, если боишься летать?
— Моя картина, — простонал Холли, — моя прекрасная, волшебная картина. Я так давно ее не видел!
— Не думала, что ты раздариваешь свои картины направо-налево, — заметила Тэсса.
— Конечно, не раздариваю, — Холли упал на скамейку и замахал на себя руками. — Но это особенная картина… Она занимает огромное место в моем сердце.
— И что в ней такого?
Фрэнк открыл рюкзак, достал оттуда бутылку воды и тонкой струйкой полил ее прямо на голову Холли.
— Спасибо! — обрадовался тот и поймал струйку языком. — Как освежает… Так вот, — Холли вскочил на ноги, совершенно взбодрившись. Его настроение менялось со скоростью света. — Помните, я вам рассказывал, как однажды влюбился? — энергично начал рассказывать он, завертел головой, определяя запад, не определил и зашагал к стоянке такси. — Это было пятнадцать лет назад, в Париже. Мы были молоды, влюблены, и… ни одной картины за год! Трагедия, которой этот мир еще не видел!
— Да что ты, — иронично отозвалась Тэсса.
— Да-да, ужас, — серьезно согласился Холли, открыл дверь такси и плюхнулся на заднее сиденье. Фрэнк сел вперед, объясняя, куда им ехать. Тэсса вздохнула и тоже села назад. — Когда я вырвался из паутины этих губительных отношений, то первым делом схватился за кисти. И нарисовал самую важную картину в моей жизни… Вы увидите ее совсем скоро.
— И кому же ты ее подарил? — спросила Тэсса.
— Женщине, которая едва не убила во мне художника. Чтобы доказать, что я все еще способен рисовать, несмотря на все ее ласки и поцелуи! — напыщенно пояснил Холли. — Потом она открыла здесь галерею и теперь приманивает моим именем туристов. Спорим, заработала на мне кучу денег… Неважно, все неважно. Главное, я выжил.
Никто, наверное, в целом мире не говорил о скоротечном романе в Париже как о великом испытании и страшной опасности.
Сонный таксист остановил машину возле небольшого здания на самой вершине утеса.
— Так мы увидим твою бывшую? — развеселилась Тэсса.
— Нет-нет, — нетерпеливо отмахнулся Холли. — Меня интересует только картина. Моя прелесть!
Он легко рванул с места, взметнулись на ветру светлые пряди, а Тэсса и Фрэнк неторопливо пошли следом. Они-то вовсе не горели желанием потратить этот чудесный день на картинную галерею и сменить настоящие пейзажи на нарисованные.
На первом этаже были прилавки с шелковыми, разрисованными вручную платками, поделками из стекла, небольшими глиняными фигурками и бусами.
Миновав приветливо улыбающихся местных мастеров, они поднялись на второй этаж, следуя за указателями «Холли Лонгли „Надежда на чудо“».
Под эту картину был отведен целый зал, щедро залитый естественным светом из панорамных окон.
Здесь находилось несколько туристов, завороженно любующихся полотном.
И Холли, который стоял неподвижно, прижимая обе руку к сердцу.
— Сейчас выпрыгнет, — пожаловался он громким шепотом. — Так волнующе!
На небольшом холсте был изображен мальчик, который старательно закрывал ладонями белый пушистый одуванчик. Было видно, что ветер уже подхватывает первые парашютики и вот-вот развеет их по миру и что все старания мальчика совершенно бессмысленны. Но в его жесте, лице, хрупкой фигурке было столько веры, что Тэсса вдруг поняла, что плачет.
— Потрясающе, правда? — благоговейно прошептал Холли.
В ответ Тэсса молча обняла его, стараясь прижимать не слишком крепко, чтобы не причинить неудобств. Это с Фрэнком можно было не церемониться, Холли относился к куда более хрупким созданиям.
Он доверчиво сцепил руки за ее спиной и прижался щекой к макушке.
Так они и стояли, обнявшись, и по лицу Фрэнка ничего невозможно было прочитать.