– В смысле? – Я повернул голову и утонул в её глазах с лёгкой (хотя черт их разберёт, этих женщин) то ли грустью, то ли дурью. – Это твой любимый фрукт?
– Терпеть не могу бананы! – резко выдохнула она мне в лицо.
– Забавно! – сказал я, подумав, что сумасшествие заразно и надо валить.
– Ну, милый (тут я подумал, какому же количеству мужчин она говорила это слово!), понимаешь, я не люблю бананы, но обожаю всё банановое! Мыло, жевачку, йогурт, просто запах, понимаешь?
– Ага! – сказал я и потянулся к полотенцу, чтобы пойти в душ.
– Подожди, милый, я правда дурею от бананового вкуса!
– Понятно, понятно! – с улыбкой сказал я, всё же взяв полотенце.
– Господи, ну как тебе объяснить! – Она села на кровати, и соски её не увядших после родов грудей, как два ствола, нацелились в мою голову. – Я же не могу позволить себе влюбиться в клиента! Я должна ровно относиться к нему, а лучше вообще никак… ну, допустим, как к фаллоимитатору! Да ещё нужно имитировать эмоции, чтобы клиент остался доволен. Понимаешь?
Я заворожённо смотрел на её соски, ожидая пули.
– Я с тобой седьмой раз, – она улыбнулась и стала почти похожа на жену, которая растолковывает туповатому мужу банальные вещи, пока дети ещё спят, – и мне неправильно хорошо с тобой. Я не могу любить тебя, но наслаждаюсь твоим голосом, запахом… тобой. – Она прижалась ко мне и уткнулась лицом в грудь. Её рыжие волосы, от которых пахло летом и солнцем, были мягкими и… домашними.
Я представил, как играет эта волнистая медь, пропуская через себя солнечные лучи, когда она расчесывает волосы, стоя у окна…
Что я мог ей ответить?
Что мне тоже хорошо с ней и она каким-то невероятным, неправильным образом даёт мне то, чего я не могу получить дома? Что после второй встречи я неожиданно для самого себя подумал, что если бы она не была «девушкой по вызову», то может быть?.. Что я не представляю, как женщина может сохранить здоровую психику после хотя бы полугода пребывания в её профессии? Что всё же сумасшествие заразно и мне очень хочется взять её за руку и увести и защитить от неё самой? Что герой известной повести Куприна (сто лет тому назад) уже делал подобную попытку, которая завершилась полным фиаско?
Я лежал на спине, и когда она подняла голову, стал рассматривать её глаза, которые, как мне казалось, были разного цвета, из-за того что часть её волос была распущена и волной спускалась вниз, щекотно касаясь моей груди, а другая поднята наверх и заправлена за ухо.
– А ты вообще ела бананы? – спросил я её.
Тёмный глаз превратился в Марианскую впадину. Она сморщила нос и брезгливо процедила:
– Как можно есть эту скользкую, жирную гадость?! Они сначала похожи на опарышей, а потом, когда темнеют и покрываются пятнами, на детей пиявки, которую изнасиловал дождевой червяк!
– А запах нравится, да? – спросил я с ироничной улыбкой, пытаясь выкинуть из головы мерзкий образ, возникший после её слов.
Светлый глаз стал прозрачно-голубым и начал светиться.
– О да, милый! – она погладила меня по щеке прохладной ладонью, – это же запах свободы!
– Вот как? – Я усмехнулся. – Почему?
– Ну, это же так просто! – Она легла рядом, тесно прижавшись к моему плечу своим горячим плечом. – Они похожи на месяц, который в тёмной ночи светит тем, о ком забыл Бог, и пахнут звёздным ветром, который дарит надежду.
– На что же надеешься ты, милая? – Слово «милая» я произнёс врастяжку, предварительно сглотнув слюну и причмокнув.
Она приподнялась на локте, повернула голову, её глаза стали моего любимого цвета «нави».
Мне очень нравятся машины такого цвета, правда, в техническом паспорте почему-то пишут «тёмно-синий».
– Я надеюсь, что Дианка не уйдёт. Мне так хорошо с ней, и малая себя лучше стала чувствовать. От Дианки так пахнет бананом, что я схожу по ней с ума!
То, что моя подружка бисексуальна, было для меня новостью.
– А давай, милый, встретимся втроём? Два банана и я! – Видимо, эта идея её всё больше возбуждала. – Даже, может быть, уедем куда-нибудь на пару дней? Точно! Уедем в Москву, – в её глазах бушевал звёздный ветер, – и деньги ты только мне заплатишь, Дианка будет тебе подарком! – Она на минуту затихла.
Я почувствовал, что она задрожала, потом услышал, как она всхлипывает.
– Я не могу без денег, милый, – шептала она, – мне надо лекарства для дочери покупать! – Слёзы, стекая по её щекам, капали мне на плечо, прожигая его насквозь.
– Ну скажи мне что-нибудь, скажи!
Я сказал.
Я говорил ей, какая она хорошая, гладил по голове и что-то (увы!) обещал.
Она успокоилась и задремала…
Я быстро принял душ и тихо выскользнул из гостиничного номера…
Больше я её никогда не видел.
И кстати, с тех пор не ем бананы.
Андроник РомановПринцип неопределённости
Линия подбородка выдаёт вернее всего. Смотришь на своё отражение в тёмном стекле айфона и замечаешь всё то, что публично в себе ненавидишь, то, с чем на самом деле давно уже смирился: мрачное от хронического недосыпа, усталое лицо человека, продолжительное время не поднимавшего на регулярной основе ничего тяжелее чайника. Того, кому надо бы меньше жрать, начать-таки отжиматься, качать пресс, завести женщину. Обязательно уточняешь: для регулярных заплывов на долгие двух-трёхчасовые дистанции. Это – метафора. Хотя бассейн – тоже здравая мысль.
Идея покончить с одиночеством оформилась в июне, месяц тому назад, когда, плавно прокручивая ленту «Фейсбука», я увидел фото молодой парочки, странной даже для этого виртуального кладбища остатков веры в человечество. На юноше был светлый клетчатый пиджак, под ним – белая хлопковая сорочка с голубым шейным платком, а на голове – маленькая зелёная шляпа с короткими полями. Его подруга – вся в белом, усеянном мелкими синими цветочками сарафане, с неожиданной подростковой невидимкой в коротких стриженых волосах. Юноша был сыном моего старого приятеля, с которым мы водили дружбу ещё с институтских времен.
Парочка выделялась на фоне унылых перепостов своей вызывающей демонстрацией счастья, радостью, впечатанной в саму плоскость снимка, такой естественной и незамысловатой, какая бывает только у собак, влюблённых и идиотов. Я подумал странное: «Вот они – вместе». И от этого чужого слова стало вдруг как-то особенно грустно.
Я смотрел на них, а они на меня, и я пытался представить, какой он – этот двадцатипятилетний мерчендайзер, прорвавший каким-нибудь ранним утром причинно-следственную ткань своей незамысловатой жизни тем, что не выпил чашку приготовленного мамой какао, или тем, что решил выйти под дождь без зонта. И что он говорил этой смелой папиной дочке, каких детей кукурузы расписывал, чтобы она вот так ухватилась за его, как ей теперь кажется, мужеское плечо?
Я сохранил фото, открыл его в локальном альбоме, приблизил до оплывших от оптимизации пикселей, подвигал изображение пальцем. Мне стало скучно. Я выключил айфон и сунул его во внутренний карман пиджака. Это было в понедельник, на утренней летучке, месяц тому назад. Шеф, по обыкновению, вдохновлял нас обещаниями премий и грядущими августовскими отпусками. В обед я полез гуглить ближайший бассейн и зарегистрировался на сайте знакомств. Анкета получилась бодрой, наврано было немного, скорее, даже не наврано, а припорошено легкой многообещающей неопределённостью. Так, чтобы потом не краснеть, если дело дойдёт до отношений. О себе соорудил следующее: «Я никого не ищу, мне близка простая восточная мудрость: то, что моё, от меня не уйдёт, а то, что ушло, моим никогда и не было». Это сочетание отрицания и сопливой, протёртой до дыр профанации Дао должно было стать прекрасной наживкой для женщин, реагирующих на фокусы реверсивной психологии и при этом предрасположенных к элементарному абстрактному мышлению.
С фото пришлось повозиться. Подходящих не нашлось. Пошёл в пустую переговорку делать селфи. Гримасничал, подтягивая неестественной улыбкой наметившийся второй подбородок, расправлял плечи, старался выглядеть непринужденным. Пару раз чуть не попался, но дело сделал. Выбрал три довольно-таки приличных фотографии, прогнал их через фильтр Инстаграма, залил на сайт и уехал на встречу.
Ехать пришлось долго, через пробки и переулки, практически вслепую, ориентируясь исключительно на голос навигатора. Устал жутко, потому после, как оказалось, необязательного десятиминутного обмена любезностями и документами возвращаться в офис не стал, поехал сразу домой. На Белорусской площади привычно встал у светофора. Образовалась неизбежная пауза, одноимённая вакууму будничной вечерней усталости, в котором, как в покачивающемся проявителе, медленно проступили двое с фейсбуковского фото. Человек в полосатом пиджаке с голубым шейным платком и его подруга в белом сарафане. Я наморщил лоб, вспоминая, на фоне чего они были сфотографированы. Подумал, что хорошо бы, если бы это было у моря. Например, Ялта. Ялтинское побережье. Я хорошо помню контур этого места. Проверять не стал. Было лень доставать айфон. Мозг тут же по привычке выдал креативное оправдание: «Пока не вижу оригинал, – подумал я, – волен достраивать, перестраивать и толковать изображение как мне вздумается… Как с котом Шредингера… Например… Они гуляли по набережной… Он выпендрился, как это любят столичные мальчики, приезжая в провинцию: шляпа, пиджак, а она… Она живёт на Массандре – они ведь именно так и говорят: «на Массандре», – на улице Щорса…»
Я рассмеялся: «На Щорса? Серьёзно – на Щорса? Там, наверное, и улицы такой нет…» Сзади взвыл клаксон, я глянул на светофор и рванул вперёд, налево, на мост, ускоряясь, обходя ленивых и нерасторопных. Захотелось поскорее скинуть костюм, сорвать галстук, швырнуть в корзину с грязным бельём сорочку и – под прохладный, густой тропический душ.
Моя однушка – образец педантизма. Но отнюдь не потому, что я любитель подумать над горой мокрой посуды или нахожу медитативной траекторию движения швабры по поверхности керамического пола кухни, устроенной по американскому образцу. Это противоестественное для половозрелого мужчины стремление к порядку – результат двухлетней дрессуры моей бывшей недожены, при воспоминании о которой во рту появляется привкус, должный по логике напоминать какой-нибудь гадкий колдовской ингредиент. На самом деле всё не так уж и плохо. Мои красные полотенчики и фарфоровые – строго для чая – чашки магическим образом действуют на девушек, бывающих у меня исключительно транзитом, по дороге из клуба домой, к невыспавшимся расстроенным родителям.