– Это плохо, – прошипел стоявший рядом со мной Томас Крайчек. Сказал это он, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал сам для себя.
– Надо выходить. Тянуть больше нельзя, – высказал я свое мнение.
– Да, конечно, – Томас кивнул и тут же повернулся к минерам, которые прилаживали заряд к основанию тонкого, естественно, по сравнению с основными капитальными стенами, заграждения. – Живее, парни, живее!
– Все готово.
Инженер Ковалев вместе с двумя своими помощниками оставили прикрепленные к кладке аммоналовые шашки и, разматывая тонкий провод, стали приближаться к моему БТРу, который стоял в голове готовящейся к прорыву колонны.
– Смотрите мне, – предупредил я, – чтоб машина прошла в пролом!
– Пройдет, – заверил Ковалев. – Даже еще по метру с каждой стороны останется. Взрыв будет направленный, так что большая часть кирпича вылетит наружу. Завал, конечно, образуется, но надеюсь небольшой. БТР его преодолеет.
– Тогда заводись, полковник, – Крайчек протянул мне руку. – Через пару минут выходим. И удачи.
– Удачи, – я стиснул худую жилистую ладонь Томаса и полез на броню.
Пока поднимался, бросил несколько оценивающих взглядов на укрепленные прямо на крыше БТРа пулеметы. За неимением времени, а главное более конструктивной идеи, станки двух «Утесов» просто примотали проволокой и веревками ко всему, что хотя бы на сантиметр выступало из брони. Крышки и щитки, поручни и рукоятки… в дело пошло все, что хоть как-то могло удержать бешено скачущие при стрельбе пулеметы.
Учитывая габариты «Утесов», расположить их смогли лишь поперек кузова, в результате чего «восьмидесятка» стала похожа на какой-то древний фрегат, основная огневая мощь которого сосредотачивалась по бортам. Правда, глядя на новорожденного монстра, в моей голове не возникало особых иллюзий. Пулеметчики создали не машину для убийства, а скорее для самоубийства.
Во-первых, по причине все тех же габаритов пулеметы расположились валетом. То есть дуло одного «Утеса» маячило в каком-то метре от казенника второго НСВ. И лично я не мог дать гарантии, что в суматохе… нет, какой там, в истерии боя коллеги пулеметчики не угостят друг друга двенадцатимиллиметровой свинцовой пилюлей или не поджарят полуметровым огненным факелом, бьющим из ствола.
Вторая опасность заключалась в том, что оба пулеметных расчета располагались на броне совершенно открыто. Каждый из бойцов рисковал слететь под колеса при неожиданном ударе или рывке бронированной машины. И это я еще не вспоминал о возникшей совершенно недавно привычке кентавров швырять в меня всякие увесистые предметы.
Я постарался не думать о том, во что может превратиться человеческое тело, попади оно под дождь тяжелых и острых каменных обломков, и как можно ободряюще кивнул пулеметчику Лёхе, который именно в этот момент привязывал себя к люку куском толстого капронового шнура. Он кивнул мне в ответ и улыбнулся. Невеселая такая улыбка получилась, вымученная. И я понял, что он все прекрасно понимает.
Только я спустился в люк, как прогремела команда Крайчека:
– Приготовиться!
Ах ты, цирк-зоопарк! Уже?! Пора?! Я грохнулся на водительское кресло и в спешке запустил мотор. И только услышав его деловитое урчание, почувствовал себя уверенней. Что ж тут поделаешь, видать такой уж я человек, технарь, механик, фанат смертоносных железных игрушек. Мое нормальное состояние это единение с грозной боевой машиной. Без нее я какой-то ущербный, недочеловек что ли. Парадоксально звучит, но, тем не менее, это так.
Понимая, что истекают последние секунды перед атакой, я обвел взглядом кабину, погладил приборную панель. Ну, дружище, не подведи! Продолжением моего беглого осмотра стал взгляд назад, через плечо. Правда предназначался он уже совсем не машине, а людям. Восемь человек десанта, среди которых младший сержант таманец, как и прежде выполнявший функцию моего башенного стрелка, Пашка и бесчувственная Лиза. Девушка словно мертвая лежала на длинном пластиковом сидении и остальные стрелки делали все возможное, что бы ее не беспокоить. Молодцы, спасибо, мужики… лично от меня огромное вам спасибо. Я уже собирался крикнуть бойцам что-то ободряющее, но не успел. Снаружи ударом гигантской кувалды прогрохотал мощный взрыв.
В просветах, кое-где разорвавших плотные клубы пыли, я видел как валится стена. Да, конечно, в тех местах, где к ней была прилажена взрывчатка, кирпичная кладка вылетела наружу, но вот вся остальная масса камня и цементного раствора… Она ведь рухнула вниз? Так это или нет, можно было проверить лишь одним-единственным способом. Не дожидаясь пока осядет пыль, я рванул «восьмидесятку» вперед.
Впереди висела сплошная серая мгла. Я вел машину что называется на ощупь, полагаясь только на свои инстинкты и ощущения дороги. Вот гладкий асфальт закончился и БТР, задрав морду, начал ползти вверх. То, что мы взбираемся на кучу свежебитого, только что наваленного кирпича, чувствовалось по тому, как пробуксовывают колеса, как они теряют сцепление с поверхностью, когда тяжелая машина провоцирует небольшие обвалы в еще не слежавшейся каменной массе.
Угол подъема рос, и я молил бога, чтобы не настал момент, когда машина откажется карабкаться вверх. Тогда как следует газануть и готово… «восьмидесятка» надежно засядет в сыпучей ловушке. Но вдруг нос бронетранспортера резко пошел вниз, словно машина перевалила через гребень. Собственно говоря так оно и было. Сильный порыв ветра, гулявшего за стенами крепости, разметал серую поволоку, и я увидел широкую и ровную как стрела полосу Можайского шоссе, лежавшего в каких-то полста метрах впереди. Правда, эти полста метров еще следовало пройти, да и дальше, на самом шоссе… Что будет дальше, об этом будем думать потом, после того, как перестреляем и передавим всю ту нечисть, которая поджидала нас за воротами.
Кентавры будто знали, что огня со стен им больше не следует опасаться, а поэтому вконец обнаглели и подобрались к воротам метров на двадцать. Их было немного, особей так пятнадцать. Но это был лишь первый отряд, разведка, что ли, за спинами которой маячили куда более серьезные силы.
Сигналом к предстоящему побоищу стала длинная пулеметная очередь, выпущенная из моего башенного пулемета Калашникова. Младшой рубанул по ближайшей к нам твари и прямо таки превратил ее в настоящее решето. Вот тут, как говорится, и понеслась родимая!
Один-единственный пулемет не мог напугать, а тем более остановить наших свирепых врагов. Кентавры тут же кинулись в атаку. Зверье уже готово было с разгону сигануть на броню, но тут ее встретил огонь десанта. Еще два РПК ударили из бортовых амбразур, а затем их поддержали автоматчики. Прямо перед «восьмидесяткой» полыхнуло несколько гранатных разрывов, и я понял, что в пролом за моей спиной вошла ударная группа, костяком которой были люди Лешего. Они мигом навели порядок перед воротами. Буквально через пару минут там уже валялось дюжина обезображенных и от этого еще более жутких многоногих трупов. Часть из них конвульсивно поддергивалась, отчего невозможно было отделаться от подозрения, что кентавры все еще живы и опасны, что они вот-вот очухаются и нападут вновь. Скорее всего, именно подсознательно желая не допустить этого, я с огромным удовольствием давил их колесами. Вообще-то это была не только моя, так сказать, блажь. Это была необходимость. Мертвые туши лежали повсюду, и у меня не было возможности устраивать между ними слалом.
Когда под нашим неистовым натиском противник дрогнул и отступил, я прокричал сидевшему в башне таманцу:
– Младшой, что там сзади? Колонна идет?
– Выходят из ворот. Строятся, – после некоторой паузы сообщил младший сержант.
– Скорей бы.
Я конечно понимал, что никакого особого построения Одинцовцы образовать не могли. Задержка продлиться до тех пор, пока все мирное население не преодолеет завал и не выйдет за ворота. На это потребуется… минут так семь-восемь. Много! Очень много! Я вдруг словно услышал тяжелую поступь гигантских созданий, приближающихся к стенам лагеря с северо-востока. Они должны быть уже где-то совсем близко.
– Мать моя женщина, а это еще что?! – вздох младшего сержанта прозвучал как эхо от моих мыслей.
– Что, уже? Идут? – Вскричал я и приник к самому стеклу смотрового люка.
– Скорее едут, – прошипел таманец и тут же открыл огонь.
То, что заметил сержант, наконец стало видно и мне. С обеих сторон Можайского шоссе к нам приближались… нет, совсем не гороподобные гиганты и не полчища кентавров. На нас перла целая армада автомобилей, обычных земных автомобилей. По большей части это были небольшие грузовички, микроавтобусы и внедорожники. В первое мгновение я опешил. Что за цирк-зоопарк…? Однако недоумение мигом испарилось, когда то здесь, то там, позади автомобилей я стал замечать покрытые чешуей лапы и хвосты. Вот оно что, кентавры толкают машины перед собой, превратив их в настоящие щиты. И додумались же, выродки вонючие! Правда после баррикады, устроенной возле магазина, можно было понять, что инопланетные твари по достоинству оценили как земные транспортные средства, так и пригодность их для борьбы с бывшими владельцами. Единственное, что я никак не мог понять, это как кентавры допетрили о существовании ручного тормоза? Как научились его отключать? Словно подсказал кто. Но эта загадка ей богу сейчас крайне не существенна. Основной вопрос, что делать дальше?
Я имел возможность рассуждать о, в общем-то, отвлеченных вещах только лишь потому, что сидел под защитой брони и держал в руках баранку бронемашины. Всем остальным моим товарищам было совсем не до этого. Бойцы сжимали в руках оружие, а потому смотрели на мир несколько иначе, а именно через прорезь прицела.
Окружающее пространство вдруг взорвалось грохотом выстрелов. В этой хрипяще-свистяще-лающей какофонии отчетливее всего выделялись глухие голоса пары «Утесов». Наступая с двух сторон, враг как раз угодил в зону их действия. Свинцовый дождь без устали колотил по автомобилям, калечил кузова, дырявил шины, превращал в пыль стекла, рвал на куски укрывшуюся позади нечисть. Однако, не смотря на это груды железа, являвшиеся когда-то гордостью знаменитых авто-концернов, продолжали неумолимо надвигаться на нас.