Время, что Герман провел на озере с Ольгой, было для него временем, когда он учился видеть. В поздравительном письме ко дню рождения брата Пауля, который к тому времени тоже покинул родительский дом, Герман писал: «Я рад, что в этом году мы с тобой намного ближе, чем пять лет назад, ты так не думаешь? С тех пор как ты уехал оттуда, ты очень быстро, прямо на глазах, превратился в настоящего мужчину и хорошего друга. Это не было столь же быстро в моем случае. Мне нужно было жениться, чтобы научиться способности правильно видеть мир». Герман всегда ставил Ольге в заслугу собственное развитие.
Отношения между Германом и его мачехой оставались натянутыми. «Мать не подарила мне на свадьбу ничего, ничего! Нарушив традицию, которая существует во всем мире! Ольга была особенно уязвлена: “Для меня имеет значение не подарок, а любовь!” — сказала она». Герман и Ольга старались избегать визитов в Шаффхаузен всегда, когда у них была такая возможность. Но пригласили однажды его десятилетнюю сводную сестру Регинели приехать на две недели в Мюнстерлинген, чему она была безумно рада, — долгожданная возможность хоть ненадолго вырваться из домашней тирании. Они часто виделись с Паулем, который, «несмотря на все, через что он прошел в Шаффхаузене, все еще был так добродушен, что даже иногда тосковал по родине». Пауль, «естественно, чувствует себя сейчас очень свободным», отмечал Герман, но «он не злоупотребляет своей свободой». Он даже спрашивал у старшего брата совета относительно того, как навсегда отказаться от алкоголя. (Еще не совсем получилось, ответил Герман, но лишь по одной причине — во многих странах небезопасно пить воду.) Герман и Ольга посетили родственников Роршаха в Арбоне, который располагался всего в пятнадцати милях от Мюнстерлингена, и Ольгу там приняли очень тепло. Ей было любопытно узнать, как живут «крестьяне» в Швейцарии по сравнению с Россией.
Роршах писал также для швейцарских и немецких газет. Он забросил эту удочку, еще когда находился в России, — одна его заметка была опубликована во Франкфурте, и еще одна в Мюнхене, — и теперь Герман писал небольшие очерки об алкоголизме или о политико-экономических преобразованиях в России. Вышел он и на литературную арену, в течение месяца выпуская по частям в швейцарской газете свой перевод психологической повести Леонида Андреева «Мысль». Андреев считался одним из ведущих русских писателей современности, а «Мысль», имевшая широкую популярность как среди психиатров, так и в широких читательских кругах, являла собой поистине жуткую смесь Эдгара По и Достоевского, опирающуюся на психологию и на собственный опыт Андреева в качестве судебного репортера. Повествование излагалось в форме рассказа от первого лица, признания безжалостного убийцы Керженцева, который убил своего лучшего друга. Он описывает свои планы избежать наказания путем симуляции безумия, но становится вполне очевидно, что герой в действительности безумнее, чем думает сам. Мысль, заключенная в названии, которую рассказчик раскрывает от третьего лица, возможно, такая: «Доктор Керженцев действительно безумен. Он думает, что притворяется сумасшедшим, но он на самом деле сумасшедший. Он уже сошел с ума». Андреев показывает нам неуверенность Керженцева в себе и воссоздает такую же неуверенность в нас самих. Убийца сознается, в отчаянной надежде, что врачи или судьи сумеют разрешить его экзистенциальный кризис вместо него самого.
Почему же Роршах — уникальный человек среди коллег-психиатров — писал для газет? Вначале чтобы заработать немного лишних денег, но вскоре он отбросил этот способ. «Эти публикации в газетах приносят не слишком много, — жаловался он Анне. — Я, на самом деле, не очень хочу писать для немецких изданий, но у меня нет настоящей возможности писать для русских». Статьи были для Роршаха не столько источником средств, сколько отдушиной для выражения его творческих интересов, не связанных с психологией.
Ольга позднее скажет, что секрет успеха ее мужа заключался в том, что «он быстро переключался с одного рода деятельности на другой. Он никогда не работал много часов подряд над чем-то одним… Долгие разговоры на одну и ту же тему утомляли его, даже если это была одна из интересных ему тем». Это еще не всё. Роршах был фанатичным собирателем заметок. Он выписывал молниеносным почерком выдержки из чужих книг, порой из какой-нибудь до 240 страниц. Он не мог позволить себе покупать книги и жил вдали от центральных библиотек. По-видимому, Роршах лучше понимал и запоминал материал, когда копировал его физически. (Страницы почти неразборчивы, — процесс переписывания, скорее всего, был для него более полезен, чем повторное чтение книг.) Какой бы ни была его мотивация, трудно представить, что Герман проделывал эту работу в течение получасовых вспышек активности, но именно так, похоже, описывает это Ольга.
Еще один параллельный проект Роршах начал реализовывать вместе с Конрадом Герингом, близким другом из Шаффхаузена, старше его на три года, который работал школьным учителем в Альтнау, деревушке по соседству с Мюнстерлингеном. Он и его жена часто заходили в гости к Герману с Ольгой. Именно в компании с Конрадом Герингом в 1911 году Роршах начал проводить свои первые эксперименты с чернилами.
Специалистом по чернильным пятнам, которого часто называют главным предшественником Роршаха, был Юстинус Кернер (1786–1862), немецкий врач и поэт-романтик. Его достижения касались широкого спектра областей, в том числе и того, что мы зовем сегодня медициной: он был первым, кто дал описание ботулизма (бактериального пищевого отравления), а также первым, кто предложил использовать терапевтические свойства ботулотоксина для мышц, — сегодня эта практика широко известна под названием «ботокс». Он был важной фигурой в психиатрической традиции эпохи романтизма.
В автобиографии он пишет, что рос по соседству с сумасшедшим домом, который видел из своего окна, в маленьком городке, главной достопримечательностью которого была башня, где исторический доктор Фауст занимался черной магией. Он лечил больных с демонической одержимостью, совмещая принципы месмеризма и экзорцизма, был первым биографом изобретателя месмеризма, Франца Антона Месмера, а также написал невероятно влиятельный труд «Провидица из Префорста: откровения о нашей внутренней жизни и о вторжениях мира духов в наш мир» (1829), описывающий его эксперименты над женщиной, которая испытывала мистические видения, предсказывала будущее и говорила на тайных языках. «Провидицу из Префорста» называли первым психиатрическим исследованием в книжном формате, а диссертация Юнга была посвящена общавшейся с духами женщине-медиуму, которая утверждала, что является реинкарнацией той самой провидицы. Юнг также установил, что Ницше неосознанно скопировал часть материалов Кернера в своей книге «Так говорил Заратустра». Герман Гессе говорил о Кернере как о необыкновенно одаренном человеке, «авторе книги, которая в его юности казалась произведением, подхватившим и собравшим в себе все светозарные лучи романтического духа».
Позже Кернер провел серию экспериментов с методикой, которую он назвал «клексографией» («кляксограммами»), результаты которых он впоследствии объединил с решительно мрачными стихами: три поэмы цикла «Посланник Смерти», двадцать пять «Видений Преисподней», еще одиннадцать «Видений Ада» и так далее. Рисование клякс было для Кернера разновидностью духовной и спиритуалистической практики. Он считал, что получившиеся образы являются «проявлениями мира духов» и силы, которыми владела Провидица. Кляксы создавали сами себя — магически, неконтролируемо, неизбежно, — в то время как он просто «выманивал их на поверхность» из скрытых областей в наш человеческий мир, где они вдохновляли его на создание стихов. Как-то раз он назвал чернильные пятна «дагеротипами невидимого мира».
«Две души, призванные из иного мира» Юстинусом Кернером при помощи его «клексографии».
Географическая близость между Кернером и Роршахом, а также причастность их к миру психиатрии сделали многих историков — как психиатрии, так и искусства — неспособными сопротивляться предположению, что Роршах опирался на труды предшественника. Однако впоследствии, после того как он разработал тест, Роршаха спросили, слышал ли он о Кернере, который, «по всей видимости, экспериментировал с кляксами, но делал это в ключе некромантии, а не науки». И он ответил: «Я слышал об экспериментах Кернера, но я буду очень вам признателен, если вы найдете для меня хорошую книгу на эту тему. Возможно, некромантия и содержит в себе какие-то важные вещи». Он имел общее представление о трудах Кернера, но они не были источником вдохновения для его собственных разработок.
В любом случае «клексография» была довольно распространенной детской игрой. Сам Кернер в детстве забавлялся с чернильными пятнами; молодой Карл Юнг «наполнил целую тетрадь чернильными кляксами и развлекался, придумывая им фантастические значения». Занимался этим и американский писатель Генри Торо. Русская женщина из окружения Роршаха вспоминала игру, в которую часто играла в юности: нужно написать на бумаге чернилами свои имя и фамилию, свернуть бумагу и «посмотреть, что говорит твоя душа». Она предполагала, что именно из этой игры Роршах почерпнул свою идею.
В психологических целях чернильные пятна также иногда использовали и до Роршаха — как способ измерить способность людей, особенно школьников, к воображению. Первым, кому пришла эта идея, был французский психиатр Альфред Бине. Согласно его теории, человеческая психология состоит из десяти качеств: память, внимание, сила воли, нравственные чувства, внушаемость, воображение и другие. Каждое из этих качеств может быть измерено при помощи специального теста, например насколько точно человек сможет воспроизвести показанную ему сложную геометрическую фигуру, демонстрирует, насколько хороша или плоха его память. Что же касается воображения: «Эксперимент можно провести после того, как вы расспросите человека, сколько романов он обычно читает, какого рода удовольствие извлекает из них, о его вкусах в театре, музыке, развлекательных играх и т. д. Поставьте на белый лист бумаги кляксу какой-нибудь странной формы. Некоторые люди ничего в ней не увидят, но для других, обладающих живым воображением (как Леонардо да Винчи, например), эта маленькая клякса будет полна форм, а вы должны записать вид и количество форм, которые видит ваш собеседник». Если человек видит одну или две вещи, значит, воображение его не слишком развито; если он видит д