– Знаю. Я выкидыш. И жертва аборта…
Пауза, кажется, затянулась. Мне теперь нужно было отвести глаза от угла комнаты, куда непроизвольно сбежал от экрана мой взгляд, снова посмотреть на него и ответить. Спросить, кто ему это сказал…
А кто это мог быть?.. Отчим? Сверстники? Пьяная мать?
Плохо еще, что он смотрел прямо на меня как раз в тот момент, когда я отвел глаза после этой его фразы. Глаза ушли сами. Я не успел сообразить и удержать взгляд на его детском лице с большими глазами. И получилось, что он меня смутил. Надеюсь, он этого не понял. Взрослый дядя просто задумался и отвел глаза. Он еще не настолько опытен по жизни, чтобы понять мои чувства, мое замешательство.
Я взглянул на него испытующе. А он просто смотрел на меня. Он не понял моей внутренней бури. Или понял?
Ладно. Продолжаем диалог с этим мальчиком, который по моей идиотской идее, теперь казавшейся мне неуместной, моделирует моего сына – в интимном пространстве, за закрытой мною на ключ от всех дверью.
– Кто тебе это сказал?
Только бы не мать! И не отчим!
– Неважно. Есть кому. А какая разница?
Большая разница, сынок. Дети – например сверстники – глупы и им многое прощается. Они и матом могут обложить. Впрочем, матом было бы лучше…
– Просто меня тоже так называли, – ответил Виталику супермен и крепкий орешек. Эх, надо было мне сыграть эту роль супермена, добавив в свой рассказ меньше соплей и больше мужественности. И тогда бы он поверил, что даже дразнимый гадкий утенок может стать суперменом и нью-йоркским полицейским. Но я избрал неверную тактику и налил соплей а-ля «откровенность за откровенность». Каковые сопли меня, видимо, переполняли и искали выхода, не найдя его во взрослой аудитории.
Я чуть-чуть выкрутил фитиль мужественности, но аккуратно, чтобы это не прозвучало нарочито бодро, и уверенно произнес:
– Меня и по-другому называли. Так что из-за такой ерунды падать духом нет смысла. И ты всегда можешь стать тем, кем хочешь. Если действительно этого захочешь! – Я уже почти и сам в это поверил. – Вот ты кем хочешь стать?
– Ну, допустим, капитаном. Капитаном дальнего плавания. Я люблю море и корабли.
– Ну так в чем проблема? Ты им станешь!
Должна же передаться моя уверенность этому моему несыну в этой моей единственной в жизни попытке поговорить с неслучившимся сыном! Я был бы идеальным отцом – так я всю жизнь полагал. Я бы никогда не повторил ошибку моего отца, поскольку на собственном примере знаю, как это важно – иметь отца, думал я… Хотя, конечно, это была странная идея – проиграть на чужом мальчишке тренировочное отцовство. Смог бы я внушить в подобной ситуации своему нерожденному сыну уверенность? Или правильно рок лишил меня такой возможности в связи с ролевой отцовской бесталанностью?
– Виталик! Нужно только поверить в себя и…
Вместо ответа мальчик вдруг отодвинулся от стола, и я увидел инвалидную коляску, в которой он сидел.
Какое-то время мы молчали. Он все уже сказал этим движением. А я не мог говорить. Я чувствовал себя последним идиотом. Который вдобавок требовал называть взрослого дядю на «вы»…
Я сглотнул.
– Ну, слушай… Я понял. Но есть же выход. Всегда есть какой-то выход. Если судьба дает тебе лимон…
– …сделай из него лимонад, – скривился в саркастической улыбке парень. – Плавали, знаем.
– Нет. Если судьба дает тебе лимон, засунь его судьбе в жопу!
И он вдруг засмеялся. Неожиданно и звонко. И меня слегка отпустило. Я уже знал, что сказать. И мое образование мне сейчас пригодится.
– Желание быть капитаном – не заданность. А просто хотелка. Но человек умеет хотеть очень многого! Интересных вещей в мире хоть жопой ешь! – Кажется, вторая «жопа» в течении минуты – это перебор и бодрость у меня в голосе нарочитая, но мальчик, кажется, этого не заметил. Он слушал. – Человек может научиться хотеть другого. Более великого, чем перевозить зерно на сухогрузах. Например, узнавать тайны! А что нам подкидывает больше всего тайн в мире? Природа! И чтобы познавать ее, физику-теоретику, например, не нужны ноги. Только голова, бумага и карандаш. И такой человек может продвинуть обычными математическими формулами человечество вперед на три порядка дальше, чем какой-то капитан, который развлекается вождением кораблей с калийными удобрениями.
Я слегка крутнулся в кресле:
– Ты вообще представляешь, сколько еще тайн природы не раскрыто?!. И каких!
Я понимал, что он сейчас спросит, каких тайн, и потому мозг у меня работал с гудением, как трансформатор, мне нужно было позарез выдать ему сейчас что-то из загадок природы, что могло бы захватить и подхватить его. А как назло ничего не вспоминалось.
– Каких тайн? – Его глаза загорелись интересом и надеждой. Надеждой на еще могущую состояться жизнь.
– Да вот хотя бы… – Моя голова стала горячей от усилий вспомнить что-то из прочитанного в студенческие и более поздние времена. Ну! Ну! Давай! Что там говорил Андрей Фридман?.. – Например, науке неизвестно, что такое сознание и можно ли его переписать на другие носители. Вот у тебя ноги не слушаются. А если переписать сознание человека в искусственный электронный мозг, оборудованный искусственными конечностями, – в сто раз более сильными? Или просто в компьютер морского корабля, чтобы ты сам был кораблем и управлял собой. Капитан-корабль! Или вовсе переписать сознание в компьютерный виртуальный мир, где человек уже может иметь любое тело, выбирать любую жизнь?.. Ну, или физику возьмем. Откуда взялся наш мир…
– Из Большого взрыва.
– А до него что было? И что послужило причиной – почему, где и что именно взорвалось? Что было вокруг? Почему существуют гравитация, время? Ведь многие физические законы безразличны ко времени. А в мире людей время почему-то есть. И оно необратимо. Сделал ошибку – уже не поправить. И потом всю жизнь мучаешься.
– Физиком надо родиться, – неожиданно трезво вдруг сказал мальчик. – А у меня трояк.
– Не обязательно быть физиком! Можно писателем – самому придумывать миры. И это проще. И интереснее. Достаточно начитать много книг, тогда уловишь стиль, манеру, способы изложения… А потом начнешь писать и распишешься. Я сам когда-то писал – и прозу, и даже стихи. Про любовь, правда, и в довольно зрелом возрасте. Но, стихи, к сожалению, сейчас никому не нужны, а вот писать книги… Самому жить в этих виртуальных мирах, представляешь! Поначалу у меня не получалось, а потом наловчился.
– И почему ты не стал писателем?
Я даже не обратил внимание на то, что он перешел на «ты». Да он и сам этого не заметил.
– Время было такое. Надо было зарабатывать. У меня тогда дочь заболела, очень много денег уходило на лечение. И не сложилось, наверное, поэтому. А может, просто недостаточно хотел. Но если бы я был прикован к одному месте, как ты, пришлось бы писать – как Пушкину в Болдине. Болдинская осень – слышал же?.. Делать было нехрена, дожди, хмарь, холерный карантин, из дому не выйдешь, и он столько там наваял!.. Так что твои ноги, которые не ходят, – это, может быть, подарок судьбы, чтобы усадить тебя за стол и заставить писать…
– А я один рассказ написал! – перебил Виталик и смутился, подумав, наверное, что я сейчас попрошу его прочитать. Мальчишка в этот момент был совершенно живым. В смысле, полным жизни, она к нему на мгновение вернулась, наполнив смыслом и надеждой это худенькое тело. А вдруг ему хватит этого не на пять минут, а на целую жизнь?
– Ну вот! Ты книги читаешь?..
– А что мне еще остается?..
– Слушай! Я думал, зачем я купил сегодня бутылку. Вот зачем! Давай за это выпьем! За твое будущее.
Я вскочил с кресла, в два шага оказался у стола, взял бутылку, грохнул ящиком, схватил штопор, сунул его в стакан – да, жаль, что тут нет рюмок! – и снова оказался возле рабочего стола с экраном, зеленой кнопкой, ручкой и лежащей анкетой с номером и двумя пустыми квадратами…
Стекло стакана краешком коснулось пластика экрана. Звона не получилось. Улыбающийся мальчишка, которому передалось мое возбуждение, с той стороны экрана прислонил к экрану сжатый кулачок.
– Ну, вздрогнули! – Я чуть приподнял стакан и отпил примерно половину его содержимого. – За тебя! И твои будущие миры.
Мальчишка вместо того, чтобы сделать вид, будто пьет из воображаемой кружки, просто постукал сжатым кулаком себе по голове, словно утверждая эту мысль или забивая себе в голову будущие миры и тома.
– А тебя и правда так называли? – спросил он, когда я поставил наполовину опустошенный стакан (не надо, наверное, много пить при детях) на стол, прямо на анкету.
– Как?
– Жертва аборта…
– А-а… Да, было один раз, кажется. Или два. Может, три.
– А почему?
Я пожал плечами:
– Дураки потому что… Может, чаю выпьем, Виталик? У тебя ведь тоже есть чайник? А то я пью вино, а ты…
– А почему тебя так назвали?
Я вздохнул.
– Мы тогда жили довольно плохо. И вообще не в Москве. В другом городе. Отец тогда нас… В общем, отец с матерью расстались по каким-то причинам, я еще маленький был. А жили в коммуналке, и я, когда был примерно в твоем возрасте, услышал, как соседка моей матери выговаривала на кухне: «Вот, Катька, ведь сомневалась ты тогда, и я тебе тоже говорила – делай аборт. И ведь пошла уже! На кой ляд развернулась от порога?.. Теперь бедуешь одиночкой, по людям полы моешь». Не знаю, почему мать хотела сделать аборт и почему не сделала, но слышал это не только я, но и сын соседки. Он был года на три меня старше. И с тех пор называл меня иногда жертвой аборта. Пока его мать не услышала и не дала ему по губам. В кровь разбила… Я, кстати, даже не знал тогда, что такое аборт, в первый раз тогда такое слово услышал…
– А почему она хотела тебя убить, мать-то? – просто спросил Виталик.
– Да говорю же, не знаю… Я и забыл уже эту историю напрочь. Совсем в голове ее не было. Ты вот напомнил… А у тебя-то отец есть?
– Был, – Виталик кивнул. – Он в шахте погиб.
– Прости. Я не знал.