– Запускай, запускай, – покрутив пальцем в воздухе, поторопил я шлюз, который привычно зачитывал мне свои механические приветствия и инструкции. – Да. Голосом. Да, с изображением. Давай уже…
Я плюхнулся в кресло. Потом сразу встал, пошел наливать в чайник воду из кулера. Чай-то ведь – наше все! Он как Пушкин!
– …через несколько секунд ваш собеседник будет подключен.
Я захлопнул пластмассовую крышку, поставил чайник на подставку. Щелкнул внизу выключателем. Кружка и стакан из-под вина, которые я вчера оставил на рабочем столе, были вымыты и стояли на месте. Глянул вниз. Мусорная корзина очищена. Хорошо они тут работают. Как у нас, в Америке.
– Почему я вас не вижу? – спросил живой женский голос за спиной.
– Иду! Прошу прощения…
Я направился от чайного столика к монитору, но сесть не успел. Потому что увидел на экране ее.
– Сукин сын!
Я бросился к двери, рванул ручку. Да я же ее сам закрыл только что… Злобно дважды крутнул ручку замка, рванул снова и выскочил в коридор в желании бежать по лестнице туда, к Фридману, – чтобы орать, выть, трясти за грудки… А через два шага опомнился. Темнота в глазах упала куда-то вниз, к паху, и провалилась к пяткам, оставив в голове звон и пустоту.
Что я делаю? Что со мной? Что я хотел ему проорать? С ума схожу я, что ли?
Но ее там не может быть! Просто похожий человек. Или похожий образ, если это не люди…
Интересно, а она меня узнала?..
С бахающим сердцем я вернулся. Экран светился зеленым. Изображения не было.
– Вернуть сеанс…
Ничего. Так… Забыл командный позывной.
– Шлюз! Вернуть сеанс!
– Это возможно, если собеседник не переключен на другой канал.
Прошло томительных две секунды.
– Подключаю собеседника.
Я вперился в зеленое свечение. Оно чуть дрогнуло и от середины растянулось в изображение… пустого кресла.
– Там есть кто?
Где-то за пределами поля зрения раздался звон посуды и голос:
– Простите, теперь я отошла за чаем. Вы просто так резко убежали.
Женщина с такой же кружкой, как у меня, села в кресло по ту сторону экрана и поставила кружку на стол – прямо напротив моей.
Это была она!
Но она меня не узнала. И значит, это была не она.
И уже понимая всю бессмысленность вопроса, я зачем-то спросил:
– Инна?
– Нет. Меня зовут Марина. А вас?
– Александр… Вы меня не узнаете?
Она несколько секунд недоуменно изучала мое лицо – как будто Инна могла его забыть! – после чего сказала:
– Нет. Не узнаю, разумеется. Почему я должна вас знать?.. А вы куда, кстати, так убежали? Я удивилась.
– Я сам удивился, Марина. Последние дни я только и делаю, что удивляюсь, – на себя и на мир. Он открывается мне новыми гранями. Но сегодня особенно…
Я говорил, сердце мое все еще бешено колотилось, а сам я жадно глядел на это лицо, которое когда-то потерял. Если моя догадка верна, если там и вправду настоящие люди, то как такое может быть? А как может быть, если не живые?.. И тут же перед глазами всплыло лицо жены. Которой я, конечно, забыл вчера позвонить.
– Почему «сегодня особенно»? – спросила Марина, наклонив голову в точности так, как это делала Инна. Надо же!..
– А у вас всегда была такая прическа?
Марина подняла глаза, как бы посмотрев на свою челку.
– Вообще-то она у меня разная была. В разные эпохи – своя. А что? Не нравится? – Она непроизвольно и очень кокетливо поправила волосы.
– Я привык к другой…
– М-м… Поняла. Вы хотите сказать, что я очень похожа на какую-то вашу знакомую…
– Похожи?!. Нет! Одно лицо! Просто одно лицо. Только прическа другая. Даже движения одинаковые! Вам сколько лет?
– Ну-у… А, хотя… Тридцать пять. А вашей этой Инне сколько?
Я задумался, прикидывая, пока Марина дула на чай.
– Ей сейчас было бы… тоже где-то так. Тридцать шесть, наверное, уже исполнилось. Какой сейчас месяц, сентябрь же ведь?..
– Почему «было бы»? – Марина оставила кружку.
– Она умерла.
Я не вдавался в подробности, но отчего-то почувствовал, что на краткий ответ рассчитывать уже не могу. И был прав.
– Почему она умерла?
Я посмотрел на внимательное лицо собеседницы. А почему ты спрашиваешь?..
В самом деле, почему она интересуется? Надеюсь, это естественный интерес – отчего могла умереть молодая женщина, так похожая на нее. И насколько похожая! Я до сих пор в себя не приду!
– Несчастный случай.
Марина продолжала смотреть на меня, и мне пришлось продолжить:
– Острая кровопотеря. Она умерла во время операции.
Ну что ты молчишь? Я уже сказал все, что хотел. Я протянул, было, руку к кружке, но она продолжала ждать ответа, и я убрал руку. Продолжил:
– Неудачный аборт. Хотя мне кажется, если честно, она просто не хотела жить…
Теперь тебе достаточно?.. Тут только она отвела взгляд и немного двинулась, чуть сменив позу. Я неслышно вздохнул и взял кружку.
– Это был твой ребенок? – Она так естественно перешла на «ты», как будто имела на это право. И это право появилось вот только что – после моей последней фразы. А у меня возникли обязанности.
– Да, мой.
Она на некоторое время задумалась:
– Но это, конечно, не жилищные условия и вообще не быт?
– Ты про что? – Я тоже внезапно для себя перешел на «ты», хотя еще секундой раньше ничего подобного не планировал. Оно само получилось.
– Ты отправил ее на аборт не из-за ерунды, конечно. Не из-за того, что жить негде было, не из-за…
– Я ее не отправлял!
Марина вздохнула:
– Сама? Это хуже. Мужик может женщину заставить, она слабая. Но если баба сама решилась… Значит, была в большой обиде. Ты не хотел этого ребенка?
– Слушай, я ее не отправлял! И я хотел ребенка. Я сказал, что буду помогать…
– …но не женюсь, – догадалась Марина. – Ты женат!
– Блин… Вот как так получилось? Мы с тобой разговариваем пять минут, может, даже меньше. А я уже рассказываю тебе о таких вещах. Что за хрень…
– Действительно странно, – согласилась Марина. – Но ведь это не каждый раз с тобой так? Это, наверное, не первое твое собеседование?
– Не первое.
– Ну! А я о чем! И ты никому раньше через пять минут…
– Да. Не рассказывал через пять. И через десять. И вообще не рассказывал. Не вываливал свою жизнь… Об этом даже моя жена не знает, прикинь! Про аборт.
Марина снова очень знакомо наклонила голову:
– Но ты же понимаешь, почему так сейчас получилось? Почему через пять минут знакомства ты мне это говоришь?
– Нет… Да… Потому что вы похожи. Ты – как она. Одно лицо. Я как будто с ней говорю. Но не с ней, конечно, а… не знаю, как сказать…
– Угу. Эффект неожиданности сработал. Тебя просто выбило. Я видела, как ты вылетел, увидев меня.
– Слушай, – я потряс головой. – Ты не психолог, часом?
Марина вздохнула:
– Я-то, часом, психолог. А она не была, случайно?..
– Нет! Инна бросила психфак. Еще на первом курсе. Надо было работать, чтобы больную бабку содержать. Но это еще до меня было.
– Интересно. – Марина сложила пальцы в раздумье – пальчик к пальчику, словно держала между кистями рук небольшой мяч или большой грейпфрут, – и в этот момент мне показалось, что она не так уж и похожа на мою Инну, та никогда не складывала руки подобным образом в холодном раздумье. И прическа вон совсем другая. И немного брови не такие… И почему меня так накрыло вдруг? Аж в глазах потемнело…
– Интересно, – повторила Марина. – Бабушка, значит. А родители ее, Инны?..
– Она сирота, – из меня само вывалилось это редкое употребляемое в современном языке слово, и оно, едва вывалившись, вдруг полоснуло жалостью по сердцу. – У нее родители погибли в автокатастрофе. Ее воспитывала бабушка. Ну, и вот, когда она состарилась, соответственно, их роли поменялись…
– Так, – Марина оценивающе взглянула на меня. – А когда она решилась на… на этот роковой шаг, на аборт, ее бабушка была еще жива?
– Нет, – я покрутил головой, опустил глаза. – Она раньше умерла. Задолго…
– Это хорошо, – кивнула Марина.
Я взметнул голову, секунду подумал и тоже кивнул:
– Да. Это хорошо…
Некоторое время мы сидели молча, и я думал, кто из нас первым заговорит. Понял: первым заговорит тот, кому это больше надо. Значит, я.
– Я всю жизнь этого боялся. И не хотел, чтобы это случилось. – Я посмотрел на Марину. Она слушала, хотя пока не понимала. – Влюбиться, в смысле. То есть я женился на очень хорошей женщине. Лучшей. Все мои однокурсники к тому времени уже женились…
– И тебе пришла пора.
– Да. Ну, детскую любовь в школе я не считаю… И вот мне встретилась. Красивая. Очень понимающая, добрая. Любящая. Мне казалось, что это важнее – чтобы тебя любили, а не ты. Так оно надежнее. Мне так казалось… И я поэтому не хотел, чтобы мне встретилось что-то такое… От чего бы мне снесло крышу и что поставило бы под удар мою семью – человека, за которого я принял ответственность. Который положился на меня.
Марина подняла палец, привлекая внимание и прося вставить слово:
– А твои родители всю жизнь вместе прожили, я так понимаю?
– Нет. А вот у Лены, у жены, как раз вместе. Это вот я и называю «из хорошей семьи». А я как раз хотел такую.
– Из хорошей семьи девочка Лена… – задумчиво проронила моя собеседница. – Как ты и хотел… И ты, конечно, ей все рассказал, да? О том, какая беда с хорошим мальчиком случилась – произошло, чего ты так боялся – ты влюбился. Но ей, конечно, ничего не угрожает! Ты ее не бросишь! Ты бросишь ту, которую любишь. Причем с ребенком. А как иначе? Да? Ты же хороший мальчик!..
Так. Кажется, психолог на том конце провода кончился. Немного его там было налито. Быстро опустело. И осталась на донышке только обиженная кем-то – хорошо, что не мной, – женщина.
– Марин. – Я теперь неотрывно смотрел на экран, на лицо собеседницы. – Ты сейчас себя слышишь? Ты говоришь не как психолог! Откуда эти саркастические интонации? Что, знакомая по жизни ситуация нарисовалась?