Тест Тьюринга — страница 24 из 52

Погруженный в эти мысли, я совершенно незаметно для себя, на полном автомате, добрался до математического института, махнул пропуском, ткнул в кнопку лифта…

А Лена… Ну надо же! Знала, что Инна умерла. Знала, что из-за аборта. И что ребенок был мой. Наверное, думала, что я послал… И знала, что я люблю до сих пор. Я и сам не знал. Уже забыл, как это – любить. Отрезал. Но непрожитое прорывалось во сне.

Права была, оказывается, Джейн: можно переживать чувство, но не ощущать этого. Как у тех, блин, кому медведя под гипнозом показали. Оказывается, этот мешок, который я нес на плечах по жизни – или по крайней мере часть его, львиная доля груза – был наполнен тем самым чувством, от которого я отрезался. Но которое не ушло, а затаилось где-то в глубине меня. Зачем? В ожидании чего?

И не проснулось ли оно вчера, когда я увидел Марину и очнулся с потемневшими глазами уже в коридоре. Что это было? Что это вырвалось из меня, принятое мною за гнев по отношению почему-то к Фридману? Он-то тут при чем? Это машина нарисовала… А где она, кстати, взяла картинку? Ведь она с каких-то исходников, наверное, конструирует образы. Ну, не сама машина, наверное, а та ее часть, которая именуется шлюзом. Вон у них как все запутано! Машина – это среда. Шлюз – ее часть, формирующая сопряжение. И значит, создающая образы. А где берет? Понятно, что разных человеческих лиц в ее распоряжении в мировой паутине – миллиарды.

Стоп!

А значит, среди них есть и эта женщина! Ну, не Марина, конечно. И прическу он ей мог нацифровать другую, но… Но есть же где-то такая живая и на удивление похожая на мою потерянную…

Господи, о чем я думаю? Зачем? Мало мне было той истории? Я ведь не соврал Марине – я действительно не хотел и боялся этого – любви, которая начнет отрывать меня от преданной ровной женщины. Той, которая решила пройти со мной через всю жизнь, поверила, родила, похоронила. С больной Светой сидела и седела, когда та от боли просила у матери смерти, пока я прятался от всего этого ужаса на работе. И она наверняка понимала, почему я задерживаюсь на работе этой… Потом безуспешно пыталась еще раз родить для меня. И вот тебе здрасьте – возникла эта Инна на ее пути!

Радовалась Ленка ее смерти, интересно, или нет? Наверняка. И я даже не могу ее осуждать.

И что я теперь – снова буду искать себе новую «Инну» среди миллиардов лиц?

Нет, мы начали с Ленкой этот путь вместе, и мы его вместе по жизни пройдем!.. Мне никто не нужен. Я больше ее не предам!

Я толкнул дверь в свою узкую лабораторию, прошел мимо стола к холодильнику, по пути хлопнув зеленую кнопку, и начал наливать в прихваченный чайник воду из кулера…

Все эти пятнадцать лет я твердил во сне чужое имя. И Ленка терпела! Ни разу не сказала. Хотя что она могла сказать? И зачем? Это же не я говорил. Я бы такого никогда не позволил в твердом уме и здравой памяти, и она это знает. Я бы не стал звать мертвую женщину.

Но сегодня утром, когда Лена мне об этом рассказала – что я зову Инну ночами, – единственное, что я мог ответить ей по телефону:

– Прости…

– Это ты меня прости, – ответила она…

Экран на стене разгорелся зеленым, и машина бормотала механическим голосом свои обычные приветствия.

– …режимы голоса и камеры включены по умолчанию, но вы в любой момент можете…

– Шлюз! – прервал я. – Это я уже все знаю, сто раз слышал… Ты мне вот что скажи… Ты можешь найти мне ту женщину, на основании фото которой ты составлял образ моей последней собеседницы?

Глава 1011

Ну, а на что я, собственно, рассчитывал? Честно говоря, ни на что я не рассчитывал. Так оно и вышло.

– Нет.

Вот и все. Просто и незатейливо. Нет – и баста. Проходите, гражданин. Даже без объяснений. Я, правда, их не просил. Спросить?

– А почему?

– Вопрос поставлен некорректно.

Это что – шанс? Но как мне переформулировать вопрос? Попробую потыкать. Хотя что-то подсказывало: надежды нет.

– Шлюз! На основании чего ты формируешь изображение? Где ты берешь исходные типажи? Ну, лица, одежду моих собеседников…

– Они все имеют индивидуальные особенности. Шлюз только формирует сопряжение с вашим миром, синхронизируя оперативные детали. Стыковка происходит по сложным алгоритмам, которые вы не поймете.

– Спасибо, дорогуша…

Я вздохнул, поняв, что ни черта у меня не выгорит. Но все же интересно, почему мироздание не дает мне эту женщину – отняло и не хочет вернуть?

– Шлюз! А ты можешь выделить мне для собеседования эту женщину? Вчерашнюю?

Шлюз секунду помолчал, затем ответил:

– Файл занят другим процессом.

– А старика – того, первого? Я могу с ним сегодня поговорить?

Шлюз опять подвис, на сей раз молчание длилось чуть больше – секунды три. Может, даже пять.

– Файл не найден.

– Что это значит?.. Что такое вообще файл? Это собеседник?

– Файл собеседника – сформированный коммуникативный канал, который связывает вас с собеседником и который находится в оперативном доступе шлюза…

Яснее не стало.

– …если в доступе шлюза нет файла, установить контакт с собеседником не представляется возможным.

– Пу-пу-пу-пу-пу, – я побарабанил пальцами по столешнице перед экраном. И внезапно мне пришел в голову вопрос. – Слушай… Шлюз! Но если там – целый мир, как мне говорили, то как вообще оттуда привлекаются «единицы» для собеседования? Они же там, получается, занимаются все своими делами. Ну, функционируют, как бы живут. Значит, они же должны как-то согласиться выделить на наше общение свое время! Как?

– Запускается процесс привлечения через шлюз. Далее для тех собеседников, которые притягиваются, формируются индивидуальные файлы присоединения – коммуникативные каналы. Они действуют на весь период привлечения.

Я вспомнил такую же лабораторию, как моя, по ту сторону экрана, и тут меня осенило:

– Они такие же добровольцы, как и я, и у них там тоже есть свой «Фридман» и свой тест Тьюринга!

Господи, почему такие простые вещи до меня так долго доходят?

– Шлюз! А что такое процесс привлечения?

– Александр! – Шлюз впервые назвал меня по имени. – Выделенный вам собеседник ждет уже полторы минуты и спрашивает, состоится ли сеанс? Вы подтверждаете готовность, или мы продолжим нашу беседу?

– Да, пардон. Я готов. А с тобой потом договорим как-нибудь, ты никуда не денешься. Давай! Запускай!

И не успел я договорить, как экран мигнул, привычно развернулся от середины, и я увидел уже знакомую комнату – снова такую же, как моя, только на столе перед экраном вместо человека сидел кот. Когда изображение полностью развернулось, он перестал вылизывать лапу и вытаращился на меня.

– Кот Бегемот, – сказал я. На мгновение даже мелькнула шальная мысль, что шлюз заставит меня разговаривать с котом, и я должен буду потом решить, человек он или нет, но откуда-то из-за пределов поля зрения камеры вышел человек, сказал «брысь» и тяжело уселся в кресло – точно такое же, как мое – как будто в одной партии закупали. Может, Фридман все-таки соврал? Или просто машина тупо скопировала мое кресло, чтобы не ломать «голову» еще и над этим?

Несколько секунд мы рассматривали друг друга, сбежавший кот этому уже не мешал. Передо мной сидел человек в годах с живыми блестящими глазами, седоватый, полноватый. Крупный. И в целом выглядящий очень положительно. Поверх светлой рубашки в мелкую клетку на нем была шерстяная безрукавка. Руки – большие, но явно это были руки интеллигента, не знавшие молотка и стамески.

Интересно, а кого видит перед собой он?

Я попытался представить себе себя. Средних лет, с короткой стрижкой, пробивающейся сединой, крепкий, худощавый. Суровые губы в нитку… Он, наверное, примет меня за офицера. Возможно, в отставке. Офицеры рано выходят на пенсию.

– Ну-с, давайте знакомиться, молодой человек, – улыбнулся мой собеседник.

– Да я не такой уж молодой, – улыбнулся я в ответ.

– А я и не всерьез! Не льстите себе! – еще шире возрадовался собеседник. – Меня зовут Олег Павлович, а вас?

– А меня пусть Александр, раз уж я «молодой человек».

– Без отчества, значит? – утвердительно спросил Олег Павлович.

– Без отчества. А при чем тут мой папа? Вы же со мной будете говорить, какое отношение имеет к нашей беседе мой отец? Отчество вообще пережиток. Там, откуда я приехал, нет никаких отчеств. И я считаю, это правильно. При всей любви к папе, отчество – рудимент какой-то… или атавизм, не помню, кто там из них что… И произносить долго, и вообще каким-то востоком… азиатчиной какой-то отдает. Дикарством каким-то. Нет? Олег ибн Паша.

Олег Павлович внимательно выслушал мою тираду. Отрицательно и как мне показалось чуть осуждающе покачал головой. Но спорить не стал. Просто уточнил:

– А позвольте спросить, откуда вы приехали в наши края, молодой Александр без отчества? Просто теряюсь в догадках.

– Из самой Америки! – я важно поднял палец, изобразив лицом иронию, дабы он не подумал, будто я всерьез горжусь местом, откуда я прибыл. Чего им гордиться-то? Я там просто живу. Как раньше жил тут. И в Америке мне нравится больше, честно говоря, хотя тоже не идеально. Особенно в Большом Яблоке…

– О-о! – принял мою игру Олег Павлович, изобразив лицом проникновенное уважение. – Америка! Ну, тогда конечно! Буду без отчества! А то ведь чуть не обмишурился на старости лет, хотел уже про батюшку спросить. А батюшка-то ни при чем, оказывается. Все сам, все сам!.. Вы уж простите нас тут. Азиатчина! Дикари-с! Буду без батюшки.

– Батюшки в церкви! – шутливо отрезал я. – А мы тут серьезные люди. Кстати! Вы, Олег Палыч, в бога верите?

Мне и вправду стало чертовски интересно, как машина отработает эту вводную. В самом деле, верят ли виртуальные персонажи, созданные нами внутри машины, в Создателя?

– Хм… – отозвался мой собеседник, не снимая улыбку, но чуть поменяв интонацию. – А что так сразу? Я вас вроде ничем еще не обидел… не скажу, что вообще не обижу, все еще впереди, жизнь есть жизнь… но вот не успел я ничего такого ляпнуть, на личности не переходил, а вы сразу и перешли, сразу в душу! Это интимный вопрос.